Страница 11 из 112
— О чем вы говорите! Побойтесь Бога, молодой человек! Мы не берем с клиента и лишнего лемма, ведь наш клиент — ребенок! Обмануть младенца — это хуже, чем обмануть самого себя!
— У вас есть силы продолжать разговор? — спросил Гард. — Или отложим его до следующего раза?
— Чтобы я не спал всю ночь? — сказал старик. — Нет Уж, давайте сейчас. Мне лучше.
И он сделал слабую попытку улыбнуться.
— Ваша реакция — достаточное свидетельство вашей невиновности, — сказал комиссар, успокаивая Пусю. — Но я хочу просить вас о помощи. Прежде всего скажите, у вас бывали случаи досрочного выкупа кукол?
— А как же! Если ребенок, не дай Бог, умирал до совершеннолетия или, не дай Бог, пропадал без вести, Родители шли к нам.
Гард знал об этом и раньше из опросов родителей пропавших детей, но задал вопрос нарочно, чтобы последний раз проверить, насколько искренен старик: упомянет он об исчезнувших детях или постарается о них не говорить.
— Разумеется, при досрочном выкупе, — продолжал Пуся, — мы могли бы продавать кукол дороже, но Пуси никогда не наживались на чужом горе.
— Простите, — сказал Гард, — но вы упомянули о пропавших детях. В таком большом городе, как Нью, они действительно есть — всякое случается. Но вот что странно, господин Пуся: все эти дети исчезали через несколько дней после того, как побывали у вас.
— Не понимаю, — сказал старик.
— Они стриглись в вашей парикмахерской, а потом исчезали, — повторил Гард. — Это установлено нами с абсолютной точностью. Если хотите, я дам вам список пропавших, а вы сверьте с книгой учета…
— Не понимаю, — вновь сказал Пуся. — Я бы, господин комиссар, искал преступников там, где похищают детей, а не там, где их стригут.
— Но похищение каким–то невероятным образом связано со стрижкой! — сказал Гард. — Нет, нет, я не хочу больше подозревать вас, господин Пуся. В конце концов, преступники могли действовать и без вашего ведома.
— Что же вы хотите?
— Тщательным образом проследить технологию, весь путь от момента стрижки до поступления куклы клиенту.
Старик подумал, потом согласно кивнул.
— Помогите мне встать.
— Если вам трудно…
— Ничего. И дайте, пожалуйста, халат. Спасибо. Начнем с салона?
— Мы были там с Майклом, — сказал комиссар. — Поехали дальше.
— Поехали, — согласился старик, открывая небольшую дверь, ведущую в помещение мастерской. — Но у меня к вам личная просьба: Иржик, хотя и шутник, чрезвычайно больной человек, и я прошу вас…
— Буду осторожен, — сказал Гард.
Они вошли. Иржи Пуся сидел в глубине комнаты за широким полукруглым столом, освещенным боковым яр–киМ светом, льющимся из открытого трехстворчатого окна. Кроме того, на столе еще стояла лампа, зажженная даже в дневное время. Под рукой Иржи Пуси лежали многочисленные ножички, стамески, пилки, кисточки, пузырьки с клеем и краской, баночки, ножницы и прочие непонятные инструменты. В правом глазу у Иржи чернела огромная часовая лупа. Он держал в руках очередную куклу и даже не поднял голову на вошедших.
Братья были копией друг друга, если не считать того, что у Сержа на губах блуждала постоянная улыбка, и потому его губы были скобкой кверху, а Иржи в течение всего разговора с Гардом держал губы скобкой вниз. Седые и длинные усы, растущие под крупными добрыми носами, делали братьев похожими на моржей. “Морж–пессимист и морж–оптимист, — подумал Гард. — Отличный цирковой номер!”
— Иржик, — мягко произнес Серж, — господин комиссар полиции интересуется нашими куклами.
Не поднимая головы, старший Пуся сказал:
— Ему уже мало живых людей?
— Извините, комиссар, — улыбнулся Серж. — Иржик шутит. Задавайте ему вопросы сами.
Гард почему–то откашлялся, словно ему предстояло петь с Иржи Пусей дуэтом. Потом спросил:
— Что нужно, чтобы сделать куклу?
— Талант! — мгновенно ответил Иржи.
— Я имею в виду: что нужно знать о клиенте?
— Есть ли у него деньги.
— Иржику нужны две фотографии, — вмешался младший брат. — Фас и профиль. Снимки мы делаем камерами, установленными в салоне.
— А волосы? — спросил Гард.
— И волосы, — подтвердил Серж Пуся. — Из волос мой брат делает…
— Матрасы! — перебил Иржи и поднял наконец голову с опущенными вниз уголками губ. — Я набиваю ими матрасы, господин комиссар полиции! Зачем еще мне волосы клиента?
— Иржик шутит, — вновь пояснил Серж, как видно Не Рассчитывая на то, что комиссар полиции обладает чувством юмора. — Из волос он делает парички. Все данные о клиенте хранятся вот в таком пакетике. Здесь фотографии, адрес и имя.
Гард повертел в руках целлофановый пакет и осторожно положил его на край стола.
— Что происходит после того, как кукла готова?
— Делаю следующую, — сказал Иржи Пуся.
Как это ни странно, Гард не испытывал никакого раздражения. Напротив, ему искренне нравился этот старый морж, который находился в том критическом возрасте, в котором человеку уже никто не страшен: ни комиссар полиции, ни президент, ни сам черт со своими чертенятами. Старик шутил! Но разве не прекрасна старость, украшенная не слезами, а шуткой?
— Я понимаю, — дружески улыбнувшись Иржи, сказал Гард. — Но куда девается готовая кукла?
Иржи открыл было рот, но его опередил Серж:
— В сейф нашего родственника Сайруса. Когда–то мы сами хранили свои шедевры, но теперь… Вы согласны, комиссар, что Иржик делает шедевры?
Надо сказать, старший Пуся ни на секунду не прерывал работу. На глазах у Гарда из ваты, смоченной какой–то жидкостью, кусочка пластмассы, бусинок, клея и резины возникала истинная принцесса с золотыми кудрями, по всей вероятности та самая девочка, которая побывала в салоне в один день с Майклом.
О, это был настоящий шедевр, о чем Гард тут же сказал братьям, хотя его слова ничуть не изменили мрачного вида старшего Пуси: сатир был верен себе до конца! Но служба тоже была службой, и потому комиссар спросил:
— Как долго делается этот шедевр?
— Всю жизнь, — ответил Иржи, — и еще четыре часа.
— В таком случае, почему эта девочка не была сделана сутки назад?
Иржи второй раз за весь разговор поднял голову и, кажется, впервые ответил серьезно:
— Не было вдохновения.
Или он вновь шутил?
“Как трудно работать с людьми, имеющими чистую совесть!” — подумал Гард, выходя из волшебной мастерской старого Иржи Пуси.
Серж проводил его до выхода, где с видом человека, случайно остановившегося перед завлекательной витриной детского салона, торчал Таратура.
Прощаясь, Гард произнес:
— Уж извините меня: работа! Кроме того, прошу выполнить одну мою просьбу: этот визит должен остаться между нами.
Серж клятвенно сложил руки на груди.
— А знаете, — не удержался Гард, — много лет назад я был у вас…
— Знаю, молодой человек, — мягко сказал Серж Пуся. — У вас две макушки.
— То есть как две?!
— Есть люди, у которых даже три, — сказал старик. — Право, не знаю, как это отражается на их умственных способностях… Дайте–ка вашу руку. Вот одна… А вот и вторая… Чувствуете?
Гард пощупал свой череп в местах, указанных Сержем, и у него мелькнула мысль, не наваждение ли это? Но старик улыбнулся ему такой реальной и ясной улыбкой, которая тут же успокоила комиссара и еще долго стояла перед его глазами, хотя Гард уже ехал в машине, думая об игротеке Тура Сайруса.
Но двух полицейских из группы Мердока, переодетых в гражданскую форму, Гард все же оставил напротив парикмахерской — у витрины, где крокодил жевал пирожное.
— Шеф, вы действительно уверены, что старики ни при чем? — спросил Таратура, когда “Ягуар-110” выехал из лабиринта улочек на магистраль, ведущую к парку Сента—Клосс.
Гард не ответил, погруженный в раздумье. Потом сказал словно бы сам себе:
— Это прекрасно, что мы оказываемся сильными в глазах лишь тех людей, у которых есть основания нас бояться. Что вы спросили, Таратура?
— Про стариков.
— Отличные моржи! Я даже выделил им охрану.