Страница 19 из 42
Рука военачальника остановилась. Не обратив никакого внимания на порез, он ещё раз внимательно взглянул на ребёнка. Уголок его рта искривился в какой-то гримасе, отдалённо напоминающую полуулыбку. Было ощущение, что его лицо вообще не привыкло улыбаться, и это было с ним в первый раз. В холодных жестоких глазах что-то засветилось, напоминающее одобрение: «Щенок», – только и сказал он усмехнувшись. Лёгким движением выбил из рук ребёнка нож и, взяв его за шиворот, потащил в лагерь.
Он оставил его в лагере, коротко бросив бойцам, вернувшимся с поля боя одним только взглядом указав на мальчика: «Не трогать». Этого было достаточно, чтобы никто не посмел ослушаться. Об охране он не беспокоился, он знал, что мальчишка не попытается сбежать. Да и некуда ему было бежать.
Пилот очнулась от видения.
Пилот штурману в шоке от увиденного: Это не могла быть я. Я не могу быть настолько жестокой.
Штурман: Можешь. Ты себя не очень хорошо знаешь. Я уже как-то тебе говорил, что при погружении сущность пилота может претерпевать очень сильные изменения и искажения.
Пилот: Да, ты говорил мне об этом.
Штурман: Так вот, случилось так, что ты не смогла установить контакт со своим штурманом, и все решения тебе пришлось принимать «вслепую». Твоя сущность, в попытке закрепиться в этом мире, а времена были очень суровые, приняла фатальное решение, которое на тот момент казалось тебе верным. Тот мужчина, которым ты была, выработал в себе полное презрение к боли и смерти. К сожалению, не только к своей боли и смерти, но и боли и смерти других людей. Убив в себе все человеческие чувства и эмоции, он попал в энергетическую ловушку. Тот мальчик, которого ты не дал (не дала) тогда убить, был пилотом высочайшего класса. Он пошёл туда специально ради тебя, и ваши пути неминуемо должны были пересечься. Этот пилот сделал, казалось, невозможное. Ты спасла его физическое тело, а он вытащил тебя из энергозападни, в которую ты угодила и уже не могла выбраться самостоятельно.
Пилот молчала, всё ещё находясь под впечатлением от слов штурмана и от увиденной картины.
Позже, снова обдумывая слова штурмана, пилот припомнила ещё один момент: Это было, когда с одной из преподавательниц у них на факультете случился инсульт, и она впала в кому. Тогда пилота почему-то посетила следующая мысль: «Если у этой женщины мозг повреждён настолько, что она станет беспомощным инвалидом, то пусть она лучше умрёт. Так будет лучше для всех. Для неё и для её детей», – так подумала тогда пилот. Она подумала так потому, что ей самой казалась невыносима сама мысль о потери контроля над своим телом.
На следующий день пилот узнала, что преподавательница скончалась. В тот же день у пилота как-то почти сама собой родилась песня со спокойным, размеренным, суровым мотивом, который, казалось, дышал древностью. Медленно перебирая струны гитары, она пела:
Видишь этот шрам на щеке,
Знаешь ли ты блеск этих глаз,
Помнишь крик,
Кровь на руке.
Ты меня в битве
В битве той спас.
Нет в твоём сердце тепла.
Нет ни друзей, ни любви.
Друга не раз
Ты предавал
Руки по локти,
По локти в крови.
Что же случилось тогда?
Ты ж никого не щадил.
Помнишь ребёнка
И этот взгляд,
Что так тебя,
Тебя покорил.
Час искупленья настал.
Смерть у тебя за спиной.
Тысячу воинов
Дьявол послал.
И только я
Рядом с тобой.
Долг собираюсь отдать
В этом последнем бою.
Душу свою
В пламя отдам
В битве за душу,
За душу твою.
И вот только теперь пилот поняла смысл этой песни. Оказалось, что она заблуждалась, когда думала, что эта песня каким-то образом касалась умершей преподавательницы. Нет, песня была не об этой женщине, а о самом пилоте. Просто тогда снова возникла «сцепка». Мысль о возможном попадании той женщины из-за инсульта в ловушку неконтролируемого тела замкнула некую цепь и явилась спусковым крючком для частичного воспоминания о былом.
«Должно быть, так действуют все «сцепки»», – подумала пилот.
Глава 20. Сила следствий причин
После разговора со штурманом о «сцепках» разновременных событий пилот припомнила ещё два любопытных случая из своей жизни на эту тему.
Ей было около 28 лет.
Как-то ночью ей приснился очень яркий цветной сон.
Было похоже, что это был период гражданской войны в России. Пилот увидела себя в одной из комнат деревянного дома, где кроме неё находилась её сестра, её мать и отец. Вернее сказать, эти люди были её близкими по сюжету этого сна, и совсем не походили на её родных в реальности. Первое, что сразу поразило пилота, это она сама. Такой красивой девушки пилот никогда ещё не видела. Это была действительно какая-то выдающаяся красота. Красиво было всё: лицо, фигура. Причём красиво настолько, что девушка казалась какой-то сказочной и нереальной. Очень впечатляли и длиннющие густые чёрные волосы, которые почему-то не были заплетены в косу, как тогда было принято.
Её родители были очень приятными людьми, запомнилось доброе лицо старика отца, хотя возможно он был и не так уж и стар, но он носил аккуратно подстриженную густую бороду что, конечно же, добавляло возраста. Сестра пилота тоже была очень миловидной девушкой с длинной русой косой ниже талии.
Пилоту показалось удивительным, что у неё одной из всей её семьи были такие чёрные волосы, и она вообще очень была не похожа как на своих родителей, так и на свою сестру. Странным было и то, что её родители как-то необычайно осторожно относились к ней. Они обращались с ней, как с чем-то настолько хрупким что, казалось, может рассыпаться в прах при одном неловком прикосновении. Однако, скоро та часть сущности пилота, которая была наблюдателем, и которая думала надо всеми этими нюансами, поймет, почему они были так осторожны.
Через несколько минут красавица, которая так поразила воображение пилота, забеспокоилась. Предчувствие огромной опасности накатывало на неё всё сильнее и сильнее. Это предчувствие застало её в момент, когда она хотела подойти к родителям, но она так и не дошла до них, а замерла столбом посреди комнаты. Глухим сдавленным голосом она неожиданно произнесла: «Надо уходить».
Её родители, услышав её слова, и увидев застывшую девушку, встрепенулись и кинулись к ней и, не слушая её, стали её ласково уговаривать, что, мол, всё будет хорошо, и всячески просили успокоиться. Но девушка снова и снова произносила одно: «Надо уходить».
Пилот чувствовала, что она в теле этой девушки хотела крикнуть им, заставить их покинуть дом, но то ли от того, что они её не слушали, то ли по другой какой причине, у неё вдруг сильно сдавило голову, и она почувствовала будто удушение. Слова «Надо уходить» совсем уже с трудом выдавливались из горла, и они буквально души её. Ощущение во всей голове трудно даже описать, оно было похоже на какой-то спазм.