Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 246

– У, жлобяра!

Опять смеётся.

Чепин велосипед с моторчиком я и сам не хочу.

Но где заработать на мопед? Вот в чём вопрос.

Мама сказала, что после девятого класса принимают на Овощную базу. Надо пойти в контору ОРСа на Переезде и написать заявление в Отделе кадров.

Овощная база это – класс, там, небось, клубника – ящиками. И арбузы в магазин через неё, наверно, попадают.

Только примут ли? Мне ведь ещё шестнадцать не исполнилось.

В конторе ОРСа я волновался сильнее, чем на всех летних экзаменах.

Приняли!

Так началась моя трудовая карьера.

Овощная база расположена аж за Деповской. Туда я езжу на велосипеде.

Кроме меня там ещё человек десять школьников. В основном из четырнадцатой школы.

Одного я опознал – низкорослый с длинными патлами, кликуха Люк.

Это он когда-то отвесил мне оплеуху за то, что я стрелял ему в спину.

Он старого не поминает, ну, а я – тем более.

Первую пару дней мы сортировали ящики – пустые, конечно, без клубники; которые целые, те в сарай, которым нужен ремонт – рядом с сараем, а те, что вдрызг во-о-он к тем плитам посреди двора.

Когда грузовик с овощами въезжает на платформу весов, его взвешивают; после разгрузки он въезжает на неё же пустым: разность веса покажет сколько привезено овощей. При условии, что весы не врут.

Вот тут-то и нужна их проверка с отладкой, нужен мастер, который знает что где требуется подкрутить, нужна пробная тонна груза из чугунных гирь-параллелепипедов весом по 20 кГ, нужны мы – рабочая сила, чтобы перетаскивать эту тонну с одного угла платформы на другой во время подкруток.

Отладка весов для грузовиков показала кто среди нас есть кто.

Поначалу это вроде спортивного соревнования, мы таскаем гири наперегонки, к третьему углу начинаем подмечать кто из нас сачкует, а кто идёт до конца…

Затем мы пару дней чистили картофелехранилище, где сгнила прошлогодняя картошка.

Я в жизни не представлял, что на свете есть такая нестерпимая вонища.

Мы грузим этот смрад лопатами в плетёные двуручные корзины и выносим далеко в бурьян на задворках Овощной базы.

Число работающих школьников сократилось до пяти.

Основная рабочая сила Базы это бабы в чёрных халатах и разноцветных косынках на волосах.

Они сортируют морковь, или бурак в других хранилищах, а мы уносим наполненные ими ящики.

Сидя кружком вокруг кучи пыльных овощей, они не умолкают и на минуту. Рассказывают друг другу про «него» и про «неё».

«Она» у них то толстеет, то худеет, то ложится в больницу, то говорит матери, что без него жить не может, то умирает, то уходит к другому; а «он» то пьёт, то алименты не платит, то просит выйти за него, то лечится от алкоголизма, то сдирает на кухне линолеум с пола, чтоб пропить, то уходит в примаки к любовнице.

Вот так и мелют не смолкая, пока белобрысый хлопец из четырнадцатой, по кличке Длинный, не скажет самой разбитной бабёнке в кругу разбрасывающих овощи по ящикам:

– Ну, шо, дашь?

А та в ответ:

– Дам, только так потяну, шо надвое перерву.

Подруги начинают на неё тюкать и шикать – с дитём же ж говоришь, разве ж так можно.

Обедать я ездил домой на велосипеде – двадцать минут туда, двадцать минут обратно, десять на суп и чай, или компот. Так что четыре раза в день я набирал сумасшедшую скорость, во всю крутя педали на бетонированном спуске в тоннель Путепровода.

Какой же работник Овощной базы не любит быстрой езды?!



Эгей!

По утрам начальник Базы распределял кому где работать.

Пару раз я попал в помощники к бондарям.

На площадке перед их приземистой мастерской толпилась масса бочек нуждающихся в ремонте. Я закатывал их в мастерскую, или волочил волоком – в зависимости от степени разбитости.

Два мужика в кепках и фартуках сбивали железные обручи бочки к её более узким торцам, и та рассыпалась на составляющие её гнутые досочки, которые они называли «клёпками».

Бондари сортировали клёпки, выбрасывали негодные, восполняя недостачу из запаса старых клёпок; подтёсывали и подгоняли их друг к дружке, набирали два круглых дна из досочек пошире, вставляли по торцам и снова набивали обручи.

Конечно, я и раньше знал, что когда говорят «не хватает клёпки в голове» это значит то же самое что и « не все дома», но именно в той мастерской мне стало ясно откуда взялся этот смысл – бочку без клёпки ничем не наполнишь, как и чокнутый, с трещиной, стакан.

Отходы после ремонта я относил к кирпичным печкам во дворе с вмурованными в них железными котлами.

Работали бондари не спеша, за день чинили три-четыре бочки и время рядом с ними тянулось долго, зато в мастерской приятно пахло древесными стружками.

Рядом с каменщиками пахло сырой землёй. Они работали в длинном подвальном бункере, заменяя бревенчатую стену широкой кирпичной кладкой. На них тоже были кепки и фартуки, только потолще, чем у бондарей.

Меня очень тянуло ложить кладку, хотя бы немного.

Каменщик постарше позволил мне сделать один ряд, стоял в стороне и чему-то улыбался, хотя его напарник ворчал, что я не так кладу как надо.

Мой напарник, из четырнадцатой школы, тоже всё время ворчал, но не про кладку, а в адрес начальника Базы и отлынивал от работы. Через день он взял расчёт в конторе ОРСа.

А потом пошли огурцы. Вагонами.

Их втаскивали по проложенным на территории Базы рельсам дизельные маневровые локомотивы.

Огурцы были в ящиках и их надо было носить к кирпичным печкам во дворе, в чьих котлах варился рассол с укропом, а вокруг рядами стояли бочки со снятыми крышками в ожидании своей порции огурцов на засолку.

Здесь работала уже знакомая бабская бригада, но им некогда было точить лясы про «него» и про «неё», они куховарили «узвар» в печных котлах с железными крышками и разливали его по бочкам с огурцами.

В кулинары я не стремился, меня устраивала должность истопника – подбрасывать в топки печек дровяные отходы от разбитых ящиков и треснутых клёпок, которые надо доламывать топором.

Вобщем, работа не конвейерная; скажут – сделаешь, и опять сиди.

Вот я и сидел подальше от печей, возле которых слишком жарко.

Ухватив гладкую клёпку от бочки, я левой рукой брал на ней аккорды шестиструнной гитары: ля-минор, ми-мажор.

Бабы смеялись издали:

– Нашёл клёпку, шо тебе не хватала?

Но я не обращал на них внимания, брал си-септаккорд и думал о Натали́.

Когда по тротуару тебе навстречу идёт девушка с косыночкой на шее, но та завязана не как пионерский галстук, а узелком на плече, то враз поймёшь – а она разбирается в шикарном стиле.

И сразу охота так заговорить, познакомиться, пойти рядом.

Но как заговорить? Вдруг отошьёт? И будешь чувствовать себя разжмаканым помидором.

Другое дело, если знаешь, что стильную девушку зовут Наташа Григоренко и ты с ней даже пытался научиться вальсировать под баян Гуревича.

– Привет, Наташа, как дела?

– О, Серёжа! Тебя не узнать. Вообще-то, в двенадцатой школе меня все зовут Натали́.

Нам случайно оказалось по пути и я проводил её до угла улицы где она жила.

Улица Суворова, через дорогу от срединного въезда на Базар.

( … или, всё-таки, она меня первой окликнула на том тротуаре?