Страница 101 из 246
Ничего не забыл?
Ах, да! Ещё трава по сторонам асфальтной дорожки.
Когда сержантам надоедает муштровать наш строевой шаг на плацу между проходной, столовой и сортиром, или вдалбливать смысл строк из тощей книжечки Устава внутренней службы, они отдают приказ приступить к искоренению амброзии
Мне раньше казалось, что амброзия – это взвеселяющий напиток на пирушках вечно юных, бессмертных богов Олимпа, а она оказалась жутко вредной травой.
Нам показали листки с типографским текстом и её чёрно-белым изображением – найти среди травы похожих на картинку и – искоренить.
Обезвредить распространяющего аллергию преступника.
Это хорошее задание, потому что сержанты куда-то исчезают на часок и можно не спеша знакомиться.
Из Конотопа, например, только я один, зато много земляков из Сумской области – Бурынь, Кролевец, Шостка.
Вообще, весь наш майский призыв с Украины, но днепропетровцев привезли раньше нас. Они уже прошли учебку и распределены по ротам.
Пользуясь отсутствием сержантов, некоторые из них прокрались в беседку у тамбура – выуживают из круглой ямы окурки покрупнее, которые мы туда выбросили при команде на построение.
Никто толком не знает за что такие гонения на амброзию, которой тут и не видно, но разговоры в траве помогают отвлечься от навалившейся на нас вечности длиной в два года.
В новоодёванном обмундировании неудобно отрабатывать «отбой-подъём», пуговицы туго пролазят в петли.
По совету Вити Стреляного, я расширил петли ручкой алюминиевой ложки в столовой и – стали влетать как миленькие.
Ближайшая цель строевой подготовки – показать себя на построении в день присяги.
В «учебке» нас три взвода, а строевая песня – одна.
Через две,
Через две весны,
Через две,
Через две зимы —
Отслужу, как надо,
И – вернусь…
Когда первый взвод, печатая шаг, хором допевал её и делал «стой! раз-два!», на плац вступал второй и запевал её сначала. Бодрая песня становилась нестерпимо длинной.
А вслед за ними притопывали мы – третий взвод – и орали про третью пару зим и вёсен, и в этом чувствовался явный перебор.
Даже в строю новобранцев раздавались сдержанные смешки; сержанты двух первых взводов смеялись в открытую, а наш нервничал.
Когда я сказал ему, что могу приготовить другую песню, только мне нужна бумага и чем писать, он не сразу понял о чём речь, но затем отпустил с плаца – заняться творчеством на благо взвода. Бумагу и ручку даст дежурный по роте.
При входе в казарму первым делом видишь тумбочку, возле которой стоит солдат. Это – дневальный, тумбочка – его пост; отсюда он должен подать команду «рота! смирно!», при появлении офицера.
Дневальных двое, они сменяют друг друга у тумбочки каждые четыре часа и тот, что не на посту, ходит вместе с дежурным по роте в столовую – делать заготовку на столах для приёма пищи своей ротой.
Эти трое – дежурный по роте и два дневальных – называются «нарядом» и они заступают в наряд на одни сутки, а потом их сменит другой наряд.
Дежурный по роте удивился, но нашёл мне бумагу с ручкой и я прошёл в комнату, которую замполит роты именует «ленинской», потому что тут стены обшиты панелью из жёлтого ДСП и рядом с зеркалом плакатная голова Вождя всего двумя красками; а солдаты кличут «бытовкой» – тут есть розетки для утюга, или электробритвы и зеркало достаточно широкое, чтобы в него могли смотреться два-три бреющихся.
Музыка к песне проблем не составляла – все знали популярную:
Маруся, раз-два-три,
Калина,
Чорнявая дивчына…
Но не всем было известно, что это переделка из другой песни «Розпрягайте, хлопцi, коней…»,
так что ей уже не привыкать к перемене текста:
Мы громче всех споём
И строевым лучше всех пройдём —
Во-о-от
Идёт
Наш третий
Взвод…
Сидя над листом бумаги, я вертел ручку в пальцах и подбирал в уме слова, подгонял их так и эдак.
И бытовка вокруг меня, и запах хэбэ от моей гимнастёрки, и стёртая сапогом до крови кожа правой ступни отошли на второй план. Я был в самовольной отлучке из армии.
Да, мы разучили и спели её.
В конце дня выдалась минута покурить в беседке и вокруг неё.
Мимо проходил старшина четвёртой роты – мужик лет сорока с добродушно круглым лицом и шаровидным пузом.
Он остановился спросить откуда мы призывались.
Наверное, ему нечего было делать до отъезда в город – в пять часов старшин, прапорщиков, и офицеров, а также две пары женщин из бухгалтерии при штабе части, отвозили в Ставрополь. Из офицерского состава в отряде оставался лишь дежурный по части.
Один из нас, по имени Ваня, видя гуманное расположение старшего по званию, заискивающе улыбнулся и спросил:
– Товарищ старшина, а меня могут за это комиссовать?
Он набычился и упёр указательный палец в широкий шрам на своём темени, окружённый щетиной обритых волос.
– Чё, нашёл чем от армии закосить? – сказал старшина. – А хýй ты угадал!
И он отечески-увещевательно хлопнул Ваню по спине широкой ладонью.
От звучного шлепка Ваня прогнулся в обратную сторону и болезненно скривил рот:
– Ой!
Солдаты с готовностью засмеялись шутке старшины.
А тактические занятия мне даже понравились.
Все три взвода «учебки» построили в одну колонну и вывели за территорию части.
Сержанты объяснили, что «вспышка» – это ядерный взрыв и нужно залечь головой в его направлении.
Последовала команда «бегом марш!» и, когда вся колонна перешла на нестройную рысцу, один из сержантов крикнул:
– Вспышка справа!
С оживлёнными вскриками мы вразнобой повалились на траву. Это повторилось несколько раз.
( … когда мы стали «дедами» и мои сопризывники вспоминали эти «вспышка слева!», «вспышка справа!» как одно из мытарств «молодой» службы, я их не понимал.
Не понимаю и до сих пор. Бегать по летнему полю, кувыркаться в зелёной траве, когда есть на то силы и охота – это ж в кайф!
Как молоды мы были,
Как молоды мы были …)
После неустанной и напряжённой четырёхдневной учёбы мы приняли военную присягу и стали частью вооружённых сил Союза Советских Социалистических Республик.
Нет, никакого автоматического, либо какого-нибудь иного оружия нам при этом не выдавали.
Мы по очереди выходили к столу на асфальтной дорожке, брали листок с текстом присяги, зачитывали его, клали обратно, ставили свою подпись в другом листке – где укажет лейтенант – и возвращались в строй; лицом к длинной стене барака из белого силикатного кирпича в кладке «на ребро».