Страница 48 из 169
- Нет, нет, мы просим, именно вас очень просим спеть, - сказал начальник тайной стражи Пилата, прикинувшись простым рабовладельцем. К нему подошли трое, и что характерно:
- Не сзади, а двое с боков, один спереди, заслонив, таким образом от сцены, где Пилат мог бы узнать его по проводимым приемам, которые они вместе отрабатывали - бывало - на крыше (? название последнего этажа) его многоэтажного амфитеатра. ?
Не владея приемом Котовского:
- Бить стоящих рядом противников лбами друг о друга, - из-за низкого роста, коротких рук и тощих частей остального тела, - начальник тайной стражи использовал свой любимый стиль пьяного мастера. - Споткнулся и упал на первого, ущипнув нечаянно за печень так, как царапнула бы ядовитая Черная Мамба. У того закружилась голова, да так, что он понял:
- Не могу даже присесть, - и начал падать прямо на Якудзу. А сознание его сообщников потеряло из-за этого свою монолитность, они не знали уже точно, что лучше делать, врезать ли в ответ этому Якудзе сразу с двух сторон, или сначала помощь товарищу. Так-то ясно, что помочь можно и потом, но ясно не совсем, часть их внимания все-таки сосредоточилась на падающем боевике, головы придвинулись ближе, согнулись механически ближе, ближе, еще ближе, и тут их уже можно было без помех для недостаточно длинных рук, приблизить еще ближе, и что самое главное:
- С очень большим ускорением.
Рассмотрев создавшееся положение тел, народ решил:
- Лучше будем безмолвствовать.
И тогда оратор, перебрав струны гитары, начал свою прощальную речь:
Было так, я любил и страдал,
Было так, я о ней лишь мечтал.
Я ее видел часто во сне
Амазонкой на белом коне.
Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам ее губами мог припасть я?
Что с вами было, королева грез моих?
Что с вами стало, мое призрачное счастье?
Наши души купались в весне.
Наши головы были в огне.
И печаль с ней, и боль далеки,
И, казалось, не будет тоски.
Ну, а теперь хоть саван ей готовь,
Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.
Ей вечным холодом и льдом сковало кровь
От страха жить и от предчувствия кончины.
Понял я, больше песен не петь.
Понял я, больше снов не смотреть.
Дни тянулись с ней нитями лжи,
С нею были одни миражи.
Я жгу остатки праздничных одежд,
Я струны рву, освобождаясь от дурмана,
Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана.
Народ некоторое время еще продолжал безмолвствовать, потому загудел, задвигался и наконец забегал. Ка стадо быков, еще не понимающее - или нарочно притворяющееся, что не в курсе, где обычно проходят их бои с людьми и лошадьми, чтобы покуражиться над дразнящей их властью людей, и поднять на рога хотя бы пару-тройку смельчаков, зря понадеявшихся на свою изворотливость.
И не зря надеялся, что не сочтут за дураков, которые бегают почти просто так - стоит их немного подразнить мальчишкам, что, мол, просто:
- Лёва-дурачок, побегай за нами.
И на призыв их он вышел, как Минотавр в виде кавалькады солнечных рыцарей на двухколесных тачанках с лошадьми, на головах которых тоже высокие гребни, как и на бойцах. Почти тачанки Буденного, только вместо легендарного пулеметчика на заднем их конце были два лучника. Впереди погоняла-ямщик, в центре копьеметатель, с одним золотым копьем в лапе, и двумя серебряным и бронзовым за спиной.
- Ничего страшного, - сказал начальник тайной полиции, только что уложивший троих проходимцев, скорее всего, подкупленных Каифой.
- Почему? - спросил один парень по имени Мандриан. И тоже хотел разъяснить свою позицию, почему, собственно, с утра его звали Андриан, а теперь, он уверен, что слышится однозначно:
- Ма-н-дриа-н-н.
Нет, я только хочу сказать, замахал он руками, видя нетерпеливое движение Гаркуши, что просто так этого не может быть.
И добавил, видя, что Гаркуша все еще его слушает то, что и хотел сказать после слов о неожиданном возникновении Мандриана:
- И я когда-то разводил по разные стороны барьера вора в законе Смоктуновского и простого шулера-кидалу Абдулова.
- Да, гений, - ответил тайный убийца.
И Мандриан не стал спрашивать разъяснений, ибо и так было ясно:
- Скорее всего относится к нему, ибо тех, кого он хотел помирить, но не получилось:
- Было двое. - И только сказал, глядя в удаляющуюся спину полицая тайной стражи:
- То было бы ИИ, а у меня Й. - На конце.
Значит, как попер к вечеру Мандриан, так уж ясно:
- Никаких Андрианов уже больше никогда не будет.
Что-то произойдет.
И произошло.
Трое бросились под три первые колесницы, которые, как и предсказывал Гаркуша, были не так страшны, как их малюют, ибо в этот исторический час не имели на своих внешних осях специально прикрученных обоюдоострых мечей, сверкающих при движении колесницы, как шаровая молния.
Так что приблизиться к ним было тогда вообще невозможно.
И трое были раздавлены просто гусеницами этих колесниц. Кто-то еще успел пошутить в старом стиле:
- А не лезь, куда не надо, - но это было уже в последний раз.
Народ пошел на штурм Амфитеатра, где стояли патриции.
Но Каифа переубедил Синедрион, что:
- Нам всё равно никогда не победить.
Зато теперь пострадают многие.
- Что ты предлагаешь? - спросил один из сторонников Иисуса Христа.
- Математику, - ответил Каифа, - высшую математику, где черным по белому ясно:
- Один меньше Всех.
- Но было восстание, - ответили ему, - народ не пойдет назад.
- Народ не подписывает деклараций, даже о независимости, - был его ответ.
Напишем, что все были соглазны:
- Распять одного намного лучше, чем шесть тысяч, как было при Спартаке.
- Я сам скажу этому Пилату, что могу лично, если надо, пройти по домам всех бастующих, и спросить:
- Чего им, собственно, больше всего надо: деньги - по тридцать тысяч баксов - каждому - или просто ничего под названием:
- Правда.
Уверен по одиночке их будет очень мало, а скорее всего не больше двенадцати человек апостолов, и десятках трех примкнувших к ним. И заметьте, не математиков с высшим образованием, которые всегда:
- Составляют сначала план действий, а только потом начинают агитировать толпу в этом направлении, а то:
- У нас только одна дорога:
(- В счастливое, как в Финляндии - по мнению Полины Жеребцовой, или, как в Польше, - по мнению Гайдара, - будущее.)
Глава 25
- Спуститься в ад, чтобы спасти Адама.
- Это кто придумал такую хренопасию? - спросил Каифа. - Подождите, дайте догадаюсь:
- Иисус Христос?
Да, больше некому, - сам же добавил он.
Но даже Пилат знает, что в Прошлое путь заказан даже богам Олимпа. Пусть его приведут, - добавил Каифа.
- В смысле, как? - спросил приближенный.
- Что как? Разве он еще не арестован?
- Так народ не хочет, чтобы его арестовали.
- Приведите мне его.
- Кого?
- Того, кто мне мешает, народ, вы сказали.
- Всех?!
- Одного.
- Кого?