Страница 54 из 121
— Не записная книжка, а справочный киоск, — не удерживается Рыбаш.
Егор Иванович самодовольно похлопывает ребром книжки по левой ладони.
— Ручаюсь, что ни в одном справочном киоске… — Он принимается вновь перелистывать густо исписанные странички. — Ага! Вот оно. Записывайте адресочек. Считайте, что комната у вас в кармане.
Еле дождавшись вечера, Рыбаш и Марлена отправляются по записанному адресу. Все правильно — улица, дом, квартира. Очевидно уже предупрежденная Егором Ивановичем, хозяйка встречает их очень любезно.
— Вот комната! — говорит она, открывая дверь и отодвигая свободно скользящую на кольцах тяжелую портьеру.
Комната хороша во всех отношениях и сдается на длительный срок — хозяйка едет к мужу в Норильск.
— Он инженер-строитель, — объясняет она, — пробудет там целый год. И представьте — требует, чтоб я жила с ним!
— Представляю! — нечаянно говорит Марлена.
— Да это же за Полярным кругом! — нервно восклицает женщина, но тут же пытается себя утешить: — Впрочем, комната бронируется, поскольку он там в командировке. Мы заключим с вами нотариальный договор…
Рыбаш и Марлена согласно кивают.
— В договоре, — продолжает женщина, — укажем, что вы обязуетесь оплачивать жировки домоуправления и вносите мне за… как это?.. за амортизацию мебели единовременно…
Она называет довольно скромную сумму.
— За год? — неуверенно спрашивает Марлена.
— Так будет указано в договоре, — у женщины невозмутимый вид. — Мне ведь придется платить налог с договорной суммы. Я дам нотариальную расписку, что получила все сполна за год вперед. Но, конечно, фактически вы уплатите мне… — И она называет цифру, в шесть раз превышающую договорную.
— Сразу?
— Странный вопрос! Как же иначе?
Марлена встает.
— Простите, — грустно говорит она, — нас это не устраивает.
— Не устраивает? — женщина передвигает на круглом полированном столе глиняный кувшинчик с сосновой веткой. — А я полагала, что рекомендация Егора Ивановича гарантирует серьезные намерения.
— Дело не в намерениях, а в возможностях, — сухо поправляет Марлена и тянет за рукав Рыбаша, который порывается что-то сказать.
Но он уже кипит:
— Очевидно, Егору Ивановичу следовало рекомендовать вам не врачей, а удачливых спекулянтов!
Женщина еще раз передвигает глиняный кувшинчик.
— Почему же? — спокойно отвечает она. — Есть очень удачливые врачи.
На следующий день Окунь непритворно удивляется:
— Неужто не столковались?
— Не сторговались! — вспоминая вчерашнее унижение, вновь распаляется Рыбаш. — Эта ваша спекулянтка потребовала…
Окунь с отеческой укоризной наставляет:
— Сразу же и спекулянтка! Каждый, голуба, соблюдает свою выгоду. А мне, признаться, и в голову не пришло, что вы существуете без всякого, так сказать, жирового запаса. Тем более — не мальчик, женились, вот комнату ищете… Должны же быть накопления?
— Да откуда, откуда? — беспомощно спрашивает Рыбаш.
Егор Иванович ухмыляется:
— Ну как же! Хирург вы хороший, оперируете много, беретесь за самые сложные случаи. Даже, если можно так выразиться, не беретесь, а жадно хватаетесь… Кто же не отблагодарит своего спасителя?
Что-то в лице Рыбаша заставляет Егора Ивановича резко изменить тему.
— А бесплатную жилплощадь, дорогуша, получают либо начальники, либо герои! И заметьте: начальники — чаще!
Рыбаш с ненавистью смотрит в голубенькие, словно вылинявшие глазки Егора Ивановича.
— Вы это мне как коммунист беспартийному разъясняете?!
И выбегает в коридор, хлопнув дверью.
В этот день Марлена узнает, как трудно быть женой Рыбаша. Он не в духе. Он не желает опять сидеть весь вечер в ее закутке за книжными стеллажами и разговаривать полушепотом, чтоб не мешать «старикам». Его не интересует ни один из фильмов, которые идут в кино. Намеченный поход в Планетарий отменяется, хотя недавно оба не без раскаяния признались друг другу, что о вымпеле, посланном на Луну, знают лишь в самых общих чертах из газетных сообщений. И вообще — он не хочет тащиться куда-то, с кем-то разговаривать, кому-то улыбаться!
— Чего же ты хочешь? — неосторожно спрашивает Марлена.
— Я хочу быть дома, у нас дома, понимаешь? Хочу снять пиджак и галстук. Хочу валяться на диване. Хочу целовать тебя не оглядываясь. Хочу, чтоб у нас был свой угол, просто угол. Неужели не ясно?!
Эта страстная декларация звучит как истерика.
— Ну хорошо, — говорит Марлена, — давай уедем из Москвы куда-нибудь подальше, где мало врачей и много жилья.
Она предлагает это так просто, что Рыбаш внезапно успокаивается. В самом деле, есть ведь и такой выход! Нет, она действительно умница и молодец. Конечно, но стоит очертя голову завтра же мчаться неведомо куда. Надо все взвесить, разузнать и обдумать…
— Подумаем и об этом, — он слегка смущен, — но я не хочу сдаваться без боя!
— Ладно, — мирно соглашается Марлена, — не будем сдаваться.
Они сидят на диване в ординаторской терапевтического отделения. После новогодней ночи оба относятся к этому дивану как к доброму другу. За окном серое, низкое небо. По стеклам потеки: с утра не переставая лепит противный, мокрый снег. Февраль, ничего не попишешь! Закон природы. Но куда все-таки деваться в такую погоду бездомным супругам?
Звонит телефон. Марлена неохотно встает, берет трубку. Собственно, она имеет право не делать этого: по графику уже добрых полчаса, как ее нет в больнице. Но и телефон в ординаторской после новогодней ночи причислен к числу добрых друзей. Как же можно не отозваться на его голос?
— Слушаю, — говорит Марлена. — Да, да, конечно! Здравствуйте!
Рыбаш следит за выражением ее лица. Какая же у нее богатая мимика! Вот чуточку поднялись брови, дрогнули уголки рта — удивилась, обрадовалась. Взгляд в его сторону — колеблется! По-детски, трубочкой, вытянула губы — озадачена, не знает, что ответить.
И вдруг он слышит:
— А я передам ему трубку… Андрюша, тебя!
Через двадцать минут они входят в подъезд того дома, где живут Витольд Августович и Милочка Фельзе. Они уже были здесь, в этой благоустроенной скворечне с мусоропроводом. Действительно скворечня — крохотная однокомнатная квартирка на девятом, мансардном этаже нового дома. Лифт доходит только до восьмого. Потолок в скворечне слегка скошен — над головой крыша. Но в комнате очень светло, кухонька выглядит игрушечной: двухконфорочная газовая плита, над раковиной навесная сушилка для посуды, на стенах навесные шкафчики.
— Здесь почти как в кабине летчика, — сказала Милочка Фельзе. — Каждый винтик-шпунтик приделан с учетом наиболее рационального использования площади…
— Это говорит самолетостроитель! — пояснил Витольд Августович. — А я утверждаю, что здесь всё для женского счастья…
— Совсем не все, — живо возразила Милочка. — Можно было кроме навесных шкафчиков спроектировать и откидные столики и, главное, антресоли. Нам пришлось потом доделывать…
Рыбаш отнюдь не ангел. Уходя от Фельзе, он мрачно сказал:
— Люди вы милые, но моей ноги здесь больше не будет, пока мы сами не устроимся. Иначе я лопну от зависти!
И вот они все-таки входят в этот подъезд.
— Что он тебе сказал? — в десятый раз спрашивает Марлена.
— Не допытывайся. Сейчас сама услышишь.
Оказывается, их ждут обедать. Милочка, в брюках и передничке, выходит из кухни.
— Живо, мойте руки — и к столу!
— Сначала скажите…
— Нет, сначала я налью суп.
И во время обеда выясняется: Милочка вчера съездила к той женщине, у которой они сами целых полтора года снимали комнату. Женщина эта сейчас живет в Кунцеве, у дочки-учительницы, которая, выйдя замуж, безостановочно рожает детей…
— То есть как это — безостановочно?
— Ну конечно, с некоторыми промежутками… — смеется Милочка. — Но мы там жили, когда эта дочка как раз родила мальчика. И вытребовала к себе бабушку… Бабушка отправилась выполнять святые бабушкины обязанности, а свою московскую комнату сдала нам. Потом мы обзавелись вот этой скворечней, а бабушкиного внука отдали в ясли, и бабушка вернулась восвояси…