Вам доверяются люди

— Я не хочу ждать, — мягче повторил Рыбаш.

Марлена остановилась.

— Хорошо. Я тоже не хочу. Но вообще-то… как… где мы поселимся?

Он ответил мгновенно:

— Дурочка, неужели в Москве нельзя снять комнату? И мы ее сегодня снимем. И сегодня же переедем.

Но, конечно, это была одна из его безудержных фантазий. Им не удалось снять комнату ни в первый день нового года, ни через неделю, ни после того, как они побывали в загсе.

В загсе они снова чуть не поссорились.

Симпатичная, кругленькая девица с очень веселыми глазами, регистрируя их брак, как нечто само собою разумеющееся спросила Марлену:

— Принимаете фамилию мужа?

Марлена быстро ответила:

— Нет, оставляю свою! — И почувствовала, что Рыбаш насупился; не поворачиваясь к нему, словно объясняя девушке, она негромко добавила: — В память об отце… я не могу менять фамилию.

Наступила долгая пауза. Девушка выжидательно посматривала на обоих. Наконец Рыбаш не то шумно глотнул, не то перевел дыхание.

— Я очень сожалею, но она, видимо, права.

Потом, когда они уже вышли из загса, он задумчиво повторил:

— Ты действительно права насчет фамилии. Но в следующий раз предупреждай заранее.

Марлена расхохоталась:

— О чем предупреждать? О том, что я не могу менять фамилию? Но нам это никогда больше не понадобится!

Он ответил очень серьезно:

— Обо всем неприятном. Я тебе говорил: я человек грубый и несдержанный.

— Но ты же умный! — искренне возразила она.

Ему польстило ее возражение, и он милостиво согласился:

— Умные тоже бывают вспыльчивыми.

— Хорошо, буду предупреждать, — покорно сказала она.

Тем не менее они скоро снова поссорились.

Марлена очень старалась думать «мы» вместо «я», хотя внешние обстоятельства не способствовали этому: они жили врозь, и ей все еще не приходилось сталкиваться с теми милыми или раздражающими мелочами, которые рождают это «мы» и составляют совместный быт людей. По утрам, когда за окном еще темно и так не хочется поднимать голову с подушки, когда так дорога каждая минутка блаженной дремоты, ей не надо было вскакивать первой, чтобы приготовить хоть самый незатейливый завтрак. Ей не надо было после работы, как Анне Витальевне Седловец и даже спокойной, уравновешенной Нинель Журбалиевой, бегать по магазинам, чтобы купить хотя бы полуфабрикаты на обед. Она не знала, когда кончается у него запас чистых носовых платков, и не тратила драгоценного свободного времени на постирушку. Она еще ни разу не отвозила его белье в прачечную и очень стеснялась, забирая впервые у его матери целую груду порвавшихся носков Андрея, чтобы заштопать их дома.

— Что умею, то умею, — стараясь под шуткой скрыть смущение, говорила она, — это у меня вторая профессия — штопаю артистически.

Она не спала до четырех утра, выводя тончайшую паутинку на рваных пятках. На следующий день она небрежно сказала ему:

— После работы зайдем к нам, заберешь свои носки — задание выполнено!

— Какое задание? — удивился Рыбаш.

— Ну, я же вчера взяла у вас дома твои носки…

Он немедленно разозлился:

— Узнаю маму. Все еще мыслит черкасскими категориями — как бы сэкономить пятачок.

— Ну и правильно, — солидно возразила Марлена, сама для себя разыгрывая роль опытной хозяйки, — не выбрасывать же хорошие носки, если на каждом всего одна дырочка на пятке…

Рыбаш насмешливо прищурился:

— Ты очень деликатна. Во-первых, не дырочка, а дырища. Во-вторых, я терпеть не могу штопаные носки: они натирают ноги. В-третьих, если б ты пораскинула мозгами, то поняла бы, отчего все дырки на одном месте.

Ей стоило больших усилий ответить с той же насмешливой интонацией:

— Во-первых, моя штопка не может натереть ногу. Во-вторых, следовало бы сказать спасибо хоть за то, что я возилась. В-третьих, как это я могу раскидывать мозгами по поводу твоих дырок?

Рыбаш покаянно вздохнул. Оба они только что пришли в больницу, встретившись, как всегда, на троллейбусной остановке, и, сняв пальто, ждали, пока гардеробщица подаст им халаты.

— Я неблагодарный осел, — заявил он. — Но дело в том, что у меня порвалась подкладка в левой туфле, на заднике, и надо просто купить новые ботинки. И, — он плутовато взглянул на нее, — в последнее время я что-то никак не могу выкроить час-другой на это дело.

— Опять виновата я! — притворно огорчилась Марлена. — Ладно, сегодня пойдем покупать ботинки.

Вечером они отправились в совместный поход по магазинам. Рыбаш вел себя как мальчишка и все порывался вместо ботинок себе купить Марлене туфли, чулки и даже ботики.

— Ты сумасшедший, просто сумасшедший! — отбивалась она.

— Но я же не сделал тебе свадебного подарка!

— А у нас и не было свадьбы. И не будет. Знаешь, я не люблю свадеб. По-моему, в них что-то нескромное. Зачем выставлять напоказ самые сокровенные чувства?

— Чепуха! Свадьба — хороший обычай. Веселый и радостный. Только снобы не признают народных обычаев.

— Ах, значит, я сноб?! Благодарю!

Она в самом деле обиделась и, воспользовавшись толчеей в магазине, выскочила на улицу раньше, чем он успел найти формулу примирения. Это была их первая ссора, длившаяся до следующего утра. Она просидела у себя дома, ожидая его звонка, а он, побегав по улицам, вернулся в больницу и пошел работать в морг. Как всегда, работа его захватила настолько, что он опомнился лишь около полуночи. С раскаянием размышляя на тему «язык мой — враг мой», Рыбаш вышел из больничного двора. Звонить, а тем более идти к Марлене было поздно. Он побрел домой, проклиная свою несдержанность и не догадываясь, что в эту самую минуту его неопытная в семейной жизни жена проклинает себя за привычку думать «я» вместо «мы».

Об этой привычке ей снова напомнили супруги Фельзе в тот час, когда Марлена провожала своего «первого настоящего больного», выписывавшегося из больницы. Впервые она видела его в костюме, с галстуком, аккуратно выбритого и совсем не похожего на того несчастного, испуганного и пытающегося скрыть свой испуг человека, который лежал на постели в незабываемую новогоднюю ночь. Милочка Фельзе, которой удивительно подходило ее имя, встряхивая маленькой челкой, закрывавшей только одну сторону ее высокого, умного лба, со своей быстрой, слегка насмешливой улыбкой сказала:

— Не стану уверять, будто жалею, что больше мне не надо приходить сюда. Но с вами, Марлена Георгиевна, знакомства мы обрывать не намерены. Ждем вас. И не одну, а вместе с мужем. Условились?

Чуть смущаясь (она все еще смущалась, когда ей говорили «ваш муж»), Ступина неуверенно возразила:

— Он так занят, знаете…

Витольд Августович усмехнулся:

— Все мы заняты, но без людей не проживешь. Попробуем все-таки найти время?

И Марлена, которой очень нравилась эта пара, вдруг дружески протянула обоим руки:

— Хотите, я вас сейчас познакомлю? Погодите минутку…

Она побежала к внутреннему телефону, и Рыбаш спустился в вестибюль, где его ждали все трое. Он запросто хлопнул Фельзе по плечу.

— Выписываетесь? Рад. А то Марлена прямо извела меня заочными консультациями. Она считает, что от вашего здоровья зависит наше семейное счастье.

— Почему? — удивился Фельзе.

— Не слушайте его, он вечно выдумывает… — Марлена не глядела на мужа.

— Честное слово! — сказал Рыбаш. — Она суеверная. Вы попали сюда в ту ночь, когда… в общем, когда мы решили пожениться. И она вбила себе в голову, что, пока у вас все хорошо, у нас тоже будет полный порядок.

— Согласен поддерживать порядок! — сказал Фельзе. — Мне это нравится. Только встречаться давайте вне больницы. Приходите к нам. Или позовите нас к себе.

— Ох, пока некуда! — вырвалось у Марлены.

Милочка Фельзе понимающе взглянула на нее:

— Ничего, уладится. У нас тоже первый год был бездомный. А теперь имеется вполне благоустроенная скворечня. Даже с мусоропроводом.

— Получили квартиру? — с жадным любопытством спросил Рыбаш.

— Я квартиры только проектирую. Получают их другие. Например, она! — Фельзе показал на свою жену.