Калейдоскоп

Возвращались они в салон-вагоне. Зять Президента был не в силах скрыть возбуждение. Шнелля, смущенная и грустная, упорно глядела в окно. «Я не способна даже на минимальный реванш. У меня, кажется, мигрень после этих живодеров». Но Зятьпрез не уступал, все настойчивее требуя рассказа со всеми подробностями. Шнелля пожала плечами и, подразнив Зятьпреза минутку, развила свои подвальные переживания в бурное и захватывающее сказание. Под конец даже сама поверила в приключение, которому позавидовали бы юные девы и образцовые жены. Еще до прибытия на место Шнелля стала хозяйкой ситуации. Сбылось присловье: «Позолотишь ручку, скажу, каков ты есть». Девица Лоз держала Зятьпреза в руках и могла снова вернуться к мечтам, связанным с дипломатической карьерой. С мыслью о будущем приняла она роль первой вольтижерки. Гаремная афера была повсюду известна, но лишь в общих чертах: мало кто имел доступ к счетам.

Зять Президента чертыхался, поднимал на смех, но Шнеллечка всегда оказывалась на высоте. Интриги Ротмистра были заранее обречены на провал.

— Я питаю к ней слабость, прошу с этим считаться.

— Ответственность за результаты тренировок без хлыста я на себя не беру. — Ротмистр вскинул голову высоко, но — помня науку — голос не повысил.

— Радуга хороша на небе, но не на Шнеллечке. Запомните.

— Как пожелаете.

Внучок г-на Рожи сгорал от нетерпения у микрофонов.

— Вы закончили? Пора объявлять перерыв.

— Объявляй, я иду к прессе. Барашек, верно, уже готов.

Зять Президента направился к костру, но в последнюю минуту повернул к палатке, где массажисты ставили Шнеллю на ноги перед очередным испытанием.

Я вышел из-за дерева.

— Ротмистр…

— Арагац, к вашим услугам.

— Вы, собственно, из какого заезда?

— Редактор, к чему эта комедия? — Ротмистр выбил трубку о каблук. — У моего дяди, если угодно знать, были дрожки в гарнизонном городке, то есть он возил ротмистров уланских полков и ротмистров легкой кавалерии. А о кнуте…

— Это ваше личное дело.

— Спасибо. Тут все так: фальшивый Ротмистр, фальшивая вольтижерка, фальшивый Зять фальшивого Президента. Только деньги настоящие и какие деньги! Он для нее, говорю вам, все это придумал. — У Ротмистра мстительно заблестели глаза. — Только для нее! А раз платит наличными, значит, есть из-за чего… Вы меня поняли?

Ошибался фальшивый Ротмистр. Предприятие вымыслил Внучок г-на Рожи. Он же, несмотря на решительные протесты, просто силой затянул меня в команду Зятя Президента.

Г-на Рожу я помнил смутно. Как из тумана выплыл субчик, который наглость коммивояжера подкреплял сутенерской ухмылочкой. Поскольку Внучок явился без предупреждения, сперва мы беседовали через закрытую на цепочку дверь. Много их после недавней амнистии шаталось по городу, под любым предлогом высматривая, выискивая случай поживиться. Он представился, поэтому я отстегнул цепочку, дольше продержать его на пороге не вышло. Едва он уселся, я зажал большие пальцы в кулаки: чтобы убрался поскорей.

— Помню, а как же. Ваш дед — светлая ему память — …вероятно… уже давно? — был колоритной фигурой. В будни носился по экономии: высокие ботинки и бриджи в тон пиджаку из альпаки, полотняная кепка с козырьком. Что еще? А, раз или два видел г-на Рожу в соломенной шляпе.

Я подумал, он поблагодарит, обменяемся адресами, и Внучок оставит меня в покое, провалится ко всем чертям. Но он наивыразительнейшим образом затягивал визит, у него было такое выражение лица, будто он надеялся на большее или приехал надолго.

— Итак, мой дорогой, мы остановились на соломенной шляпе, но время не остановилось вместе с нами. Нет уже ни шляпы, ни вашего деда, ни одноэтажной экономии, в которой он жил и вел бухгалтерские книги. От нашего поселка уцелело всего лишь несколько деревьев. А людей? Тоже горстка. Так время летит, жизнь из-под ног убегает, дьявол следы заметает, всюду огромная нервность глобальная и спешка. Едва заглотишь завтрак, уж должен срываться с места: пора, автобус, самолет или поезд. Я сам себе выговариваю за бесхозяйственность, каждый день констатирую потерю пятнадцатиминуток и суток. Как гляну на часы, глазам не верю. Откровенно, между нами: порой такого галопа нам, мой друг, через край. Что мне в этой современности, ежели ни единый сон нет возможности досмотреть до конца по-человечески? В самый интересный момент будильник глушит по лбу, а человек высовывает ноги из-под одеяла и отмечает: холодновато, холодновато… Чем дольше живу, тем мне отвратительнее студеные рассветы.

Он вежливо поддакивал, но с места не двигался. Тем временем мне уже начала докучать хрипота, росла раздражительность и прибывало мыслей. Если он приехал из провинции, наверняка негде ночевать. До ночи еще далеко, но пока время есть, стоит задуматься о том, как выйти из положения. Выпроводить на ночь глядя? Нехорошо. Оставить? Рискованно, знакомство шапочное. Просить гостя о предъявлении удостоверения личности мне смелости недостанет. Может, конечно, он и Внучок, а может, и нет?

Вздыхаю, прикрыв глаза, пытаюсь вспомнить, как действительно выглядел г-н Рожа? Толку от этого мало.

— Ваш дед, — продолжаю, выждав минутку, — запрещал играть с огнем, шарахался от горячей смолы и с этой точки зрения напоминал мою бабушку, которая таких забав тоже не терпела. При виде лица с нормальными черными родинками бабуся забывала о родственных чувствах. Кричала: «У него черная оспа!» — запиралась в своей комнате, а потом с неделю садилась к обеду в нитяных перчатках. Оспа в те времена — это не шутка, можете мне поверить.

Внучок г-на Рожи потянулся за папкой. Я не мешкая встал с кресла.

— Весьма сожалею, я понимаю и не смею задерживать. Вероятно, неотложные дела?

Внучок бесстрастно раскрыл папку, пачку бумаг положил на колени.

— Если вы закончили, перейдем к делу.

Этого я ожидал меньше всего.

— В бумагах, оставшихся после деда, я нашел календарь с описанием события, в котором участвовали вы, Тадеуш и некая девочка.

— О, это нечто новое!

— Я вам напомню. Именно она побежала за Тадеушем и вызвала помощь в последнюю минуту.

Внучок нравился мне все меньше и меньше. Натуральный грубиян и нахал.

— Может, и так. При армии всегда крутятся особы женского пола. Может, и вправду побежала? Я ее не просил.

— В детстве не было у вас памяти на женщин и девчушек, а она, будучи вас постарше, уже чувствовала под свитерком напор нежнейшего сердца.

— В самом деле, некие особи женского пола болтались около нас во время великих войн.

— У той девчушки теперь в Канаде внуки и четвертый муж.

— Н-да, Канада есть Канада.

— Я установил адрес, завязал переписку, выяснил у бывшей девчушки, откуда родом бывшая тетка Тадеуша и какого она дома. Интересует вас фамилия? Уморникова.

— Возможно. Фамилия как фамилия.

— Это был первый знак, вторым я обязан вам, — порылся в папке и подал мне бумагу: «Много лет назад я посетил разрушенный замок в Кресах. На вытоптанных земляных валах паслись красные коровы, галки вышагивали по стенам…» Ваше?

— Мое, но никого нельзя навечно привязать к когда-то написанному. На всякий случай прошу вычеркнуть галок.

— Коров я тоже вычеркну, потому что не коллекционирую литературные зарисовки. В этом же тексте вы повторяете, надеюсь, точно, слова проводника! «Пойдемте, пойдемте, работа ждет. Я должен метлы отвезти на железную дорогу. Поезд ждать не будет, мы тут сверхпунктуальны, вторник у нас вторник, а не пятница или, не дай бог, суббота. Высылаем метлы до востребования, получит их одна женщина из деревеньки в горах».

— Нечто похожее… — Я осознал, что меня ждет нелегкий вечер в компании сумасшедшего Внучка г-на Рожи. А он все о своем.

— Я справился в предвоенном железнодорожном расписании, и круг чудно замкнулся. Поезд вез метлы на север, в район той местности, от которой до Уморников всего два шага.

— Вас обуяла концепция, как кота март. На этой линии довольно станций. Метлы могли отправить до той или иной, ближе, дальше, вы понимаете?