Страница 5 из 10
Хоть дома было хорошо, но война идёт, и наши хотят наступление делать. Всех казаков собирают - и больных, и раненых. Кто оправился, отправляют по частям. Меня отправили в свой 15-й полк, который стоял у р. Прут в селе Новоселице. Штаб полка был в лесу. Меня вызывает командир полка полковник Фарафонов и от имени Государя награждает за боевое отличие Георгиевским крестом IV степени и медалью "За храбрость", как отличившегося в боях 1914-го года. Пожелал и в дальнейшем быть героем, и присвоил звание старшего урядника.
Медаль мне дали за бои на Висле. Там ходили в разведку и забрали в плен немецкий разъезд. Они зазевались, а мы их разоружили и в полк пригнали. А крест получил за спасение нашей сотни. Тогда стояли на берегу какой-то маленькой речки - воробью по колено - немцы на той стороне, а мы на этой. Было затишье. Я ночью вышел из палатки "по-малому" и слышу что-то хлюпнуло у речки. Я сунулся в камыши, там шорох слышен. Я назад в лагерь - ни дежурного, ни дневального не видать. Спустился на берег. Там в окопе два казака при пулемете спят. А немцы уже к воде спускаются. Я их пулеметом и стренул (встретил). А потом, как услыхали стрельбу, поднялась вся сотня. Немцев много побили.
А старшим урядником я побыл всего сутки. Командир сотни в следующий день послал меня и моего товарища-хуторянина в Новоселице за овсом. А когда взяли уже овса, решили обмыть мои награды и новое звание. Назад ехали, лошадьми правил мой товарищ, а я уснул в задке фуры. А когда в полк приехали, оказалось, я шашку потерял. Наверно выпала по дороге. Доложили командиру сотни, тот командиру полка. Тот распорядился - лычку долой и под арест. А в конце недели один молдаванин местный мою шашку мне принес. Но лычку уже не вернули.
Вскоре наши стали готовиться наступлению. Под каждый куст орудие ставили. На одной версте по 100 пушек. Прорыв решили делать на город Черновцы. Бывший наш командир корпуса генерал-лейтенант Брусилов стал тогда командующим армией. Дал приказ открыть огонь по окопам противника. Сперва малые по ближним окопам, а потом покрупнее - по дальним. И все через наши головы летят. А самые крупные - верст за 10, а может и за 15 бьют по тылам. Так равняют, что ни проволочного заграждения, ни окопов не оставляют.
Потом пошла пехота в три цепи, а за нею мы на конях. Но противник мало сопротивлялся, остатки сразу побежали. Вот мы их отступающих и начали... Но большинство бросали оружие и руки кверху. Целыми табунами в плен брали.
В одном месте задержались австрийцы за крутым бараком [10]. Видят - безопасно, кони не перейдут. А наше начальство разгорячилось в атаке, видят противника много. Стоят, оружие не бросают и руки не поднимают. И пошли прямо на них. Они подпустили близко и открыли сильный огонь. И первые ряды, у которых кони были порезвее, стали падать. То казак упадет убитым, то конь. А то и оба падут. Наши казаки повернули назад, отступают. В то время и мой конь упал. Кровь пошла из холки, из груди. Соскочил с лежачего коня, стал снимать сумы и подушку. В них всё наше необходимое для казака. А конь вскочил, зашатался и побёг тоже за казаками. Я остался недалеко от противника через крутой барак. И еще на поле остались наши кони и казаки убитые и раненые. Некоторые кони хотят встать, заржут и опять падают. Австрийцы мне шумят: "Рус, сдавайся!" Но видят у меня винтовка, подходить боятся. Прилаживаются, как бы меня захватить. Я тогда нескольких щелкнул [11]. На счастье поле неровное от свалов, распахов и меж. Цельное укрытие. К тому же стало вечерять. И я ползком так отстреливаясь и ушел.
Каждая сотня после боя подает сведения в штаб полка, сколько и кого убило, ранило или без вести пропал. Так же и коней. Дале полк подает сведения по команде и сообщают на место жительства. Многие казаки видали, что урядник Быстров упал с конем, и сведения подали, что убит. Сообщение пришло в станичное правление. Там был тогда мой дядя Афанасий, узнал нехорошие вести. Пошел сообщать семье: "Ваш Андрей убит, пришло в станицу извещение". Все стали в слёзы, а особенно отразилось на пожилую мать. Стала в уме помешанной. Стала окна бить и посуду. Пришлось посадить на цепь. Потом домой сообщили, что вышла ошибка - урядник Быстров проявил героизм и вернулся в полк. Но мать поправиться не смогла, а через три месяца она померла. А я за ночь пришел в полк. Коня моего отвели в лазарет, а я взял другого коня, от убитого казака. Мы стали преследовать отступающего противника до самых гор [12].
Потом по распоряжению начальства из полка дали списки отличившихся. А скоро командир полка полковник Ситников и командир сотни Говорухин - потому (что) полковника Фарафонова и сотника Гринёва убили - вызвали меня и от имени Государя наградили Георгиевским крестом III-й степени. Тогда я стал получать жалованье за себя, за (убитого) коня и за кресты - 36 рублей в месяц.
Был один памятный бой в Карпатах. Наш полк занял позицию на горе с небольшим лесом. По праву руку от нас стали кубанцы, а по леву - румыны. Немец в ночь повёл на нас своих пьяных (? видимо, для смелости - В.Б.) солдат. Наш командир сотни Говорухин в очках, ночью ничего не видит. А офицер Лагутин трус. Потому поручили нам - двум взводным урядникам - командовать по два взвода. Всю ночь пьяные немцы лезли к нам на гору. Одиннадцать атак за ночь отбили. Бросали на них с горы гранаты: английские лимонки, "рупчатые шумпола" (?) и "полубутылки" (?). С кубанцами договорились принимать штыковой бой. А на румын у нас надёжи не было.
Утром пошли смотреть, сколько мы их побили. Назади лежали офицеры с "костылями" [13], у каждого солдата по полфляги рому. Видно, не успели допить. У убитых позабирали фляги с ромом и галеты. Ром намного лучше нашей водки, а галеты потому как у нас тогда был один черный суррогат. Некоторые хотели взять себе в чем нуждались из одёжи. Были хорошие "венгерки" - поверху сукно и подбиты курняем [14]. Но другие казаки не позволили. Нехорошо это, не по православному.
На другой день немец пошел в наступление на румын, которые были слева от нас. Он их быстро смял и выставил нам во фланг пулеметы. Начал нас засыпать. Пришлось отойти на другую горку. За этот бой тоже дали Георгия. Уже II-й степени. Потом были и другие бои, но я их не запомнил. За Карпаты меня еще раз представляли к Георгию I-й степени. Но только Второй степени я успел получить, а Первой - нет. Стали перебрасывать с одного места в другое, и крест не дошел до меня [15].
Тогда наш кавалерийский корпус срочно был переброшен с Карпат под Бухарест. Немец вёл наступление на румын, которые были слабы в боях. К тому же вооружены плохо. Пушки возили на быках. У каждого их погоныча зимой был подмышкой пучок соломы. Во время отдыха солдат поджигал солому и грел руки. Но вина в Румынии много. В ином месте воды меньше. Но они, в общем, воры. У командира сотни украли лошадь. Потом нашли в горах. Они её всю остригли.
А когда становишься на квартиру, береги сумы, а то очистят и мыло, и сахар. А наши казаки у них - вино. Там в одной деревне мы в хате устроили свидание с братом моей жены. Я его ни разу не видал. Когда его сестру взял в жены, он - Митрофан Семенович - как раз служил. Потом уже я ушел на службу. Только на шестом году и свиделись. Собрались человек десять, было вина с ведро. В то время как раз хозяин пришел с войны к жене ночевать. Я ему поднес кружку вина. Он принял и спрашивает: "Штыву романешты?" Отвечаю: "Аляко штыву! Небун вино!" Говорит жене: "Принеси пол кановки (?) хорошего вина!". А наши казаки подсмотрели, где хорошее вино и тихонько оттуда стали пить, как своё. Были и казаки-воры.