Страница 3 из 52
В общем, когда медленно едущий в пятнадцати метрах впереди нас робот-сапер исчез в снопе взрыва – я не глядя поймала плечо Ясмины правой рукой и буквально швырнула беднягу за угол (откуда только сила в такие моменты появляется?), а затем и сама отпрыгнула туда же, на ходу хватая и вытягивая из-за спины карабин.
Как только пальцы сомкнулись на рукоятке оружия, на правый глаз сразу же была выведена прицельная сетка. Я переключилась на вид «от ствола», высунула этот самый ствол из-за угла и приготовилась открыть огонь по любой пакости, которая может появиться из созданной взрывом пылевой завесы. Случившееся с группой Фернандеса в Памире не повторится, пока я здесь отвечаю за безопасность, следовательно, отвечать придется по полной программе.
– …Назад все, кому говорят! – я и сама, по правде говоря, не слышала, что кричу. Самая большая сложность в наших исследованиях – никогда не знаешь, какой сюрприз может тебя ждать на очередном объекте. До происшествия с киберзомби, которые три года назад растерзали Фернандеса и его товарищей, никто в «Интерсерче» вообще не думал о возможности боестолкновений и необходимости носить оружие. Вряд ли кто-то мог представить себе, что примитивные ужастики эпохи позднего капитализма могут получить вполне реальное воплощение.
– …Мама, что там у вас?! Мама, ответь! – первым до меня пробился голос Ю. Неудивительно – ее я слышу через имплантированные в слуховой канал динамики, а сама малышка находится на поверхности, метров на пять выше нас, в списанном и переделанном под наши нужды австрийском бронеавтомобиле. И именно потому, что она там, наверху, в безопасности – каждый инцидент здесь бьет ей по нервам сильнее всего.
…В чем я сразу же убедилась, обернувшись. Естественно, моя непуганая команда не очень-то встревожилась по поводу взрыва. Лу успела поймать летящую прямо в нее Ясмину и в данный момент пыталась поставить ее на ноги. Токо вообще никак не отреагировала на произошедшее, больше интересуясь содержимым планшета, с которого она управляла роботом, чем окружающей обстановкой. Только Мика схватился было за автомат, да так и застыл в нерешительности.
Секунд двадцать прошло, не больше.
– Что, расслабились? – набрав побольше воздуху в легкие, гаркнула я. Ощущение ваты в ушах постепенно пропадало, сменяясь стабильным звоном на высоких частотах.
– Мам, ну ты даешь, – Ясмина приняла, наконец, стабильное вертикальное положение, запустила руку в дреды, пару раз повернула голову влево-вправо, прислушиваясь к воображаемому хрусту позвонков. – Это что было – боевое безумие? Если ты так со своими на войне обходилась – что же ты с имперцами вытворяла?
– А нечего соваться вперед старших, – сердито буркнула я. Вообще, конечно, это мне нечего было вылезать из-за угла – какая-нибудь пакость направленного действия с шариками пятимиллиметрового диаметра вдоль по коридору вряд ли оставила бы от меня что-то большее, чем мокрое место.
Понятное дело, признавать свой промах перед молодежью было никак нельзя, но когда я вскинула правую руку, чтобы обвиняющим перстом ткнуть в направлении бритоголовой африканки Токо, отвечавшей в нашей команде за саперные работы, – плечо пронзила резкая боль, вынудившая меня прошипеть что-то безадресно-непечатное вместо длинной речи с разбором случившегося. Заработала растяжение во время своего «боевого безумия», чего и стоило ожидать. Пока Лу и Мика оказывали первую помощь, Ю засыпала меня гневными сообщениями в личку о том, что я уже не девочка и должна себя беречь (это нервное, обычно она воздерживается от напоминаний о моем возрасте). После очередного ее текстового излияния, изобилующего открывающими скобками и восклицательными знаками, я, не выдержав, в голос расхохоталась. Лу, ощупывающая плечо, чтобы узнать, где болит, вздрогнула от неожиданности:
– Ты чего, мам? Щекотно?
– Да нет, – замотала я головой. – Просто вспомнила старый фантастический рассказ, эпохи еще той, первой революции. Там дело происходит лет через полсотни после крушения капитализма. И вот сидят в пансионе для престарелых ветераны классовых боев семнадцатого года, а вокруг них суетятся маленькие детишки и спрашивают, спрашивают: «Бабушка, а что такое деньги? Дедушка, а что такое полиция? Что такое голод и война? Кто такие воры?». А старики сидят себе в креслах-качалках и вспоминают, вспоминают… Самое смешное, когда-то я думала, что так все примерно и закончится…
– А что помешало? – Мика помогал Лу зафиксировать руку, одновременно, судя по бликам в киберочках, усиленно роясь в своих архивах. – Ну, пансиону, креслам-качалкам и вот этому всему?
– А что тебе мешает выбросить эти свои окуляры и вставить нормальные линзы? – вопрос получился резковатым, но Мика лишь улыбнулся смущенно, дотронувшись до дужки очков.
– У меня линзофобия.
– Тогда спроси у Токо, зачем она бродит со своей железной ногой с самого детства, хотя сейчас вырастить новую – не проблема?
– Это как раз очень просто, – Токо оторвалась, наконец, от планшета, задрала штанину. – Вопрос функционала. Вот в этот пенал можно поместить электроотвертку. Или маахонький флакон с виски. Или толовую шашку – семьдесят пять граммов которая. Вам, людям из плоти и крови, не понять.
– Мааам, я тоже такую хочу, – присев рядом с Токо на корточки, заявила Ясмина. – И еще руку со встроенным пулеметом.
– Будешь лезть в непроверенные коридоры – ты и протез головы себе заработаешь, – едко заметила Ю.
– А, что такое, голоса у меня в мозгу, я схожу с ума? – Ясмина в притворном ужасе схватилась за голову. Старая шутка, но все улыбнулись.
– Привыкай, – обратилась я к Мике. – От нас за последний год третий штатный психотерапевт сбежал – рекорд по Восточному полушарию. Что там с роботом, кстати?
– Жить будет, не дождетесь, – ответила Токо. – Мина слабенькая, рассчитана на случайных гостей, похоже. Но ездить пока точно не сможет.
– Не нравится мне это, – настороженно осматривая окружающую обстановку, заявила Лу. – Нетипичный какой-то объект. Вообще на объект не похожий.
Я поняла, о чем она. Натыкались ли мы в поиске на законсервированную военную лабораторию, секретный информцентр или заурядный схрон боеприпасов сорокалетней давности – везде в интерьере этих памятников последней войны соблюдалась эстетика простоты, упорядоченности и той особой армейской «правильности», что предполагает выкрашенные в защитные цвета клумбы, сугробы с набитым по веревочке кантиком и бирки с фамилией-званием на каждом предмете личного имущества. Здесь же все было совсем не так. Начиная с позолоченных электронных замков на дверях и заканчивая сегментированным освещением в коридорах (это когда источником света в помещении являются стены и потолок – жутко модная во времена моей молодости штука) – все говорило о непричастности к объекту построссийских государственных структур. Впрочем, создатель и владелец нашего бункера, похоже, крепко держал в своих руках и Временную Администрацию Крымской области, и имперскую армию, и даже Охранное агентство. В эпоху, когда денежные мешки управляли государством практически напрямую, ничего удивительного в этом не было.
– Так что будем делать? Идем дальше? – спросила Токо.
– Робота мы потеряли, но теперь хотя бы знаем, чего ожидать, верно? – Мика вопросительно поглядел на меня – и оробел от неожиданной реакции окружающих. Лу сморщилась, словно услышав невыносимо фальшивую ноту, Ясмина скривила гримасу отвращения, Токо осуждающе покачала головой, а Ю озвучила все это вслух:
– Ты, конечно, новенький и еще не в курсе, но запомни: мы никогда не знаем, чего ожидать на объекте, пока не пройдем его полностью и не свалим домой. Хочешь жить – никогда не думай, что ты все предусмотрел и от всего застрахован.
– Ничего, ничего, – я похлопала ободряюще по плечу сконфузившегося парня левой рукой. – Я вот старая тетка, и то от них в свое время нотаций наслушалась. Всерьез это воспринимать не стоит, кстати: осознание своей никчемности еще никому никогда не спасло жизнь.