Страница 52 из 52
Он резво взобрался на оставленную Демьяновым галерею. Пульт управления котлами мерцал многочисленными рычагами и кнопками, подсвеченными то снизу, то сбоку. Фоминых со зловещей радостью вывернул один рычаг до отказа в сторону, противоположную той, куда крутил Демьянов. Погасшие лампочки на контрольном щитке вспыхнули. Фоминых почувствовал, как мурашки ползут у него по коже от восторга. Он схватился за второй рычаг, дёрнул – что-то засвистело, красная сигнальная лампа в центре замигала ярким тревожным огнём. Вот так, подумал Фоминых. Вот так!
– Эй, на мостике! – крикнул вдруг снизу незнакомый мужской голос.
Фоминых отскочил от пульта, как нашкодившая кошка.
– Выключите-ка котёл, – повелительным тоном приказали снизу.
Капитан нерешительно положил руку на рычаг. Или оставить? Нет, лучше выключить. Обладатель такого голоса шутить уж точно не станет. Он привёл оба рычага в то положение, в котором оставил их Демьянов. Что дальше?
– Идите-ка сюда, – негромко приказал обладатель повелительного голоса.
Фоминых осторожно выглянул через перила. Голос принадлежал невысокому – ростом, пожалуй, по грудь капитану – рыжеволосому человеку с крупным носом. У рыжего были пышные усы и свирепый, пронзительный взгляд, которым он наградил Фоминых между делом. В крепких зубах рыжий яростными движениями грыз и мусолил нечто, похожее на мундштук.
– Вы, вы! – сказал он, тыча рукой в Фоминых.
Капитан не заставил себя повторять дважды. Он чувствовал, что с этим человеком лучше не спорить.
– Давно на вахте? – спросил рыжий.
– Я… он ушёл со смены, – забормотал капитан. – В бассейн ушёл. С женщиной.
– Я не спрашиваю про женщину, – негромко, но твёрдо напомнил рыжий. – Я спрашиваю: вы давно на вахте?
– Минут пятнадцать, – прикинув, отозвался Фоминых.
– Плохо, – жёстко произнёс рыжий. – Мало.
– Я… – сказал капитан нерешительно. – Позвольте объяснить… я всё исправлю…
– Нет, не исправите, – сказал рыжий, вынимая изо рта мундштук. Вокруг него вдруг отчётливо запахло мятным маслом и кожей. – Вредительство натуральное. Раньше за такое расстреливали.
Фоминых вдруг понял со всей отчётливостью, что несколько минут назад он стал самым настоящим вредителем. Только сейчас ему со всей ясностью представились возможные последствия этого шага. Ноги капитана подкосились, он рухнул на пол, чувствуя, как свет меркнет в его глазах.
Очнулся он сидящим на стуле. Рыжий сидел напротив, внимательно глядя ему в глаза.
– Полегчало? – спросил он без тени сочувствия.
– Да… вроде… я…
– Хорошо, – сказал рыжий. – Тогда давайте работать.
– Я всё скажу, – с готовностью предложил Фоминых.
– Прекрасно. Тогда скажите мне для начала, почему светофильтры из стекла марки сорок четыре оказались вставленными в пищевой оптический анализатор? Двенадцать майред туда-сюда – это им уже не цветность, что ли? Так нет, у вас на фабрике нашлись умельцы, которые вырезали стекло фильтров под совершенно неподходящую рамку, потом поставили эту рамку в анализатор при минус двадцати двух градусах, а теперь требуют калибровщика? Умелые руки этих начинающих вредителей только что запортили около семи тонн мяса, и я этого спускать не намерен!
Он вдруг ткнул мундштуком в сторону Фоминых.
– Планета этого спускать не намерена! – с ноткой явной угрозы в голосе добавил он.
Фоминых вдруг почувствовал облегчение.
– Да я же здесь ни при чём, товарищ! – закричал он. – Я же и сам говорю: вредительство! И я тоже считаю, что мы должны наказать…
– Попробуй, накажи! Самоучки-рационализаторы, дорвались, довыступались! – взъелся рыжий. – Будут опять хныкать: молодые специалисты, то да сё! Лишить паразитов чести, вот будет мера воспитания! А тут… – рыжий тяжело задышал.
– Так я и главного вредителя тут знаю, – окончательно обрадовался Фоминых.
– Главный вредитель сидит в оптическом институте! – оборвал его рыжий. – А вы, раз знаете, так должны были остановить его, а не потакать здесь, на производстве!
– Я с ним даже дрался, – признался Фоминых.
Рыжий окинул его любопытным взором.
– Давно?
– Только что.
– Раньше надо было драться! Ну да ладно: делу не поможешь. Мясо теперь уже только на пищевой желатин пойдёт. А драться мы потом будем в институте. Я из них за каждый майред престиж теперь повыдавлю! А вы сейчас смените оптические фильтры на нормальные, а потом поедете со мной. Мне нужен свидетель всех делишек этой вредительской банды. Опять же, мне нужен кто-то, кто умеет драться! Набрали в бригаду молодёжь, бесхребетников, слова поперёк старших сказать не смеют: ещё бы, авторитет!
Фоминых вдруг вытянулся по струнке.
– Я в вашем распоряжении, товарищ, – сказал он.
– Угу, – бросил рыжий. – Сможете сменить светофильтры, или побежим за инструкцией к котлам?
– Инструкция – дело полезное, – ненавязчиво намекнул Фоминых.
– Тоже верно. Порядок должен быть! – Рыжий вновь ткнул мундштуком чуть ли не в грудь Фоминых. – А к полудню – будьте готовы; на самолёт, и прямо в институт. Возьмём тёпленькой эту банду, у них как раз рабочее утро начнётся, я из всех по очереди душеньку-то повытрясу… Кругом – свободны – работать шагом марш!
Фоминых рефлекторно отдал честь, потом вспомнил, что он без головного убора, смутился и полез на галерею искать инструкцию к котлам.
– Надо же, – сказала Ирина, облокотившись о бортик бассейна. – А я и не думала, что такое возможно.
– Такие, как он, при любой власти прекрасно устраиваются, – пожал плечами Демьянов.
– Но ведь есть же общественное мнение. Есть закон.
– Общественное мнение стало возможным учитывать только после повсеместного распространения технологий связи. Это написано в вашем учебнике истории, – заметил Демьянов. – В наше время общественное мнение было хорошо отрежиссированной постановкой. Дефицит информации был бешеный! Человек фактически ничего не знал и ни в чём не понимал, а его в это время ещё и уверяли, что он живёт в «век информационного стресса». А закон… Закон зачастую олицетворяли такие, как этот тип. Ты знаешь, я тут вспомнил вдруг, что про него рассказывали в лагере – он свою жену убил. Просто так, чтобы убить женщину. И ничего, сошло с рук!
– Демон какой-то, – содрогнулась Ирина, – душегуб.
– Какой он демон! – презрительно бросил Демьянов. – Демон – сила сознательная, а этот… Варнак он и жлоб, вот и вся его характеристика. Прибиться к жирному куску, а окружающим жизнь изгадить по возможности, чтобы, как говорится, мёдом не казалась.
– Мёдом?
– Поговорка такая. Значит – чтоб не жили слишком хорошо. Я вот ещё думаю, не зря ли я его оставил в машинном зале?
– Там сейчас техник придёт, фильтры менять. Он этого субъекта быстро приставит к делу. Техник – страшный человек, второй месяц угрожает расправиться с ребятами из отдела рационализации, а заодно заняться и оптическим институтом.
– Институтом я бы тоже занялся, – кивнул Демьянов. – Надо ж было сообразить – поставить фильтры из фолиевого перекального стекла в холодную зону! И всё-таки, пойду я назад, на вахту. Что-то беспокоит меня, не сотворил бы этот жлоб чалдонский какую-нибудь мелкую пакость.
– Сотворит – так подотрём, – беззаботно сказала девушка. – А вот как он с таким характером жить дальше будет? Устроиться-то он, положим, сможет. Амбиции ему быстро поукоротят. Будет жить, работать, кормиться понемножку. Но ведь потом-то, рано или поздно, он станет всё-таки нормальным человеком! Нельзя же до бесконечности оставаться такой тупой сволочью, верно? И вот мне страшно подумать – что он сделает с собой, когда у него в конце концов совесть проснётся? А, Дем?!
– Знаешь, Ирина, – подумав, сказал Демьянов, – я бы на это не рассчитывал.