Страница 14 из 52
– Вы все бестолочи дикие, – прервала мои размышления Ю. – И я тоже бестолочь. Статьи про загадку исчезновения двенадцати денежных мешков печатались на куче исторических сайтов, в Википедии про них написано, все уже сто лет как лежит в открытых источниках, и мама знает больше вас, потому что читает больше! Еще серчерами называетесь…
– Ничего не слышала про это, – в растерянности развела руками Токо. – В школе нам про связи Предателя не рассказывали…
– А я уже хотела вас ликвидировать, раз уж вы меня раскрыли, – улыбнулась я, затем обратила внимание на то, что Мика копался с другой стороны одной из камер. – Ты там что, еще что-то интересное нашел?
– Кажется, пришла моя очередь удивлять и просвещать, – Мика поднялся с пола, хотел продолжить фразу, но не удержался и чихнул. Только после того как стих взрыв общего хохота, в котором ощущалась нервная нотка, он продолжил:
– Если вкратце, это не просто камера псевдоанабиоза. Это еще по совместительству и комплекс виртуальной реальности.
Когда Лаврентий предложил свой вариант «покушения», цесаревич не поленился вникнуть в конструкцию снаряда и проконсультироваться с армейскими и гражданскими специалистами: очень уж сомнительное это дело – доверять свою жизнь шпикам и провокаторам. Берия, разумеется, не станет вести двойную игру – он не идиот и прекрасно понимает, что должен держаться за Михаила, что все его надежды на будущее – в наследнике. Но последующие инстанции заключают в себе такое количество опасностей в виде разнообразных азефов и богровых (пусть ни тот, ни другой в этой реальности себя никак не проявили), что запутаться и споткнуться на каком-то этапе хитроумной комбинации было слишком легко.
Разумеется, его убедили: снаряд, взорвавшись, укокошит не более двух-пяти человек – как раз необходимый минимум для нового этапа информационной войны. Эффект же от этого взрыва станет еще одним гвоздем в гроб либеральных миротворцев и англоманов в Петербурге, очередным шагом к войне. Ядерной войне.
Еще в своей прошлой жизни будущий наследник российского престола задумывался над тем, почему мир в двадцать первом веке зашел в откровенный тупик, потерял динамику, почему белая Европа, господствовавшая еще столетие назад, так легко поддалась напору мусульманских орд и вылезших из подполья извращенцев. Типичные ответы правых мыслителей не очень-то его удовлетворяли, да и неудивительно: фразы и лозунги, рассчитанные на мотивацию бритоголовой пехоты, слабо помогают там, где нужно выстраивать трезвую и внятную стратегию борьбы. До подлинной причины он дошел своим умом: во всем виновато ядерное оружие. Не оно само, точнее, а концепция ядерного сдерживания, исключившая из повестки дня мировую войну как способ обновления и передела мира, как торжество естественного отбора в геополитике. Именно «мирное сосуществование» привело к почти полному исчезновению социального типа белого мужчины-воина, который с незапамятных времен двигал вперед цивилизацию, именно «мирное сосуществование» стало причиной торжества расового мусора и извращенцев по всему белому миру. Чтобы выправить историю, необходимо устранить тотальный страх человечества перед ядерным уничтожением, показать, что атомная война – это вовсе не конец света, но лишь начало нового порядка.
Увы, в мире, где Михаил родился, точка невозврата была, кажется, пройдена. Даже на Россию надежда была слаба: ее десятилетиями точила та же зараза, что и остальную планету. Поэтому, проснувшись однажды в мире, где Империя обошлась без трех революций и мученической смерти последнего государя (впрочем, и без самого этого государя – тоже), он почувствовал себя подобным всем пророкам и основателям новых вероучений, почувствовал, как в спину ему дует божественный ветер, как идея новой великой войны, с ядерным грибом над Нью-Йорком и Лондоном, обретает реальную перспективу.
Именно на эту перспективу цесаревич работал последние годы, испытывая терпение хозяев мира при дележе турецкого наследства, откровенно провоцируя их на силовое разрешение пограничных споров и убеждаясь, что хватку британский лев окончательно потерял. Здешние люди страдают множеством недостатков, но среди них точно не наличествует страх перед ядерной зимой, так что, как только работы над получением плутония дадут результат, можно будет приступать к контролируемому обострению ситуации в Персии и Японии. Нужно приучить человечество к точечным ядерным бомбардировкам, пока оно снова не зашло в тупик, – это задача поважнее удовлетворения чьих-то великодержавных комплексов.
Итак, двадцать минут одиннадцатого, приближение перекрестка с Магистратской улицей. Плохо в этом мире со связью, с координацией и взаимодействием разных служб, но тут уж ничего не поделаешь. Овация и непрерывные славословия уже порядком утомили цесаревича, притупили его внимание, так что он даже вздрогнул, когда слева секунда в секунду началось ожидаемое движение. Когда же толпа в испуге расступилась, обнажив пространство вокруг уложенного лицом в мостовую террориста, Михаил поразился тому, насколько же близко оказался негодяй к его августейшей персоне. Даже с тем слабым безоболочечным зарядом, что находился в тубусе, его могло бы по меньшей мере контузить. И почему не произошел взрыв? Охранники были заблаговременно проинструктированы: необходимо повернуть крышку тубуса до щелчка, чтобы «обезвредить» бомбу, иначе она сработает.
Однако даже при плохой игре надо делать хорошую мину. Михаил Георгиевич поднялся в остановившемся автомобиле, поднял руку в успокаивающем жесте: дескать, наследник престола российского не боится подлых убийц. Повернулся в полупрофиль к ближайшему фотографу – с этого ракурса он всегда получался особенно удачно – и невольно покосился на скрученного террориста, которого в это время подняли за волосы и поставили на колени. Мерзкая, конечно, рожа, то ли цыганская, то ли жидовская. Хотя и недостаточно демоническая: надо будет дать задание специалистам поработать над портретом душегубца для газет. На мгновение их взгляды встретились, и тут скрученный, беспомощный, потерпевший фиаско революционер безмятежно улыбнулся. Это длилось совсем недолго, в следующую же секунду он скривился от боли в выворачиваемых руках, но все-таки цесаревич почувствовал леденящий страх: что-то все-таки пошло не так. Невыносимо захотелось броситься вниз, прикрывая голову, спрятаться за телами охранников, врезаться в толпу, отгородиться живой колышущейся массой от неизвестной угрозы. Этот страх, наверное, и породил то ощущение направленной на него сзади ненависти. Цесаревич вдруг догадался, что где-то в толпе, по другую сторону мостовой, находится дублер террориста с настоящей бомбой, а не жалким муляжом. Он хотел уже обернуться, чтобы встретить опасность лицом, но не успел.
Пуля калибра 7,92 миллиметра вошла в голову наследника чуть ниже правого уха, и должна была, по всем законам баллистики, вынести нижнюю челюсть. Однако этого не произошло: в те самые миллисекунды, когда она разрывала мягкие ткани языка, мир вокруг умирающего Михаила погас.
Это была уже сто двадцать третья неудача за последние тридцать три года.
– Интересное кино, да, – Лу поднялась с пола, чтобы налить себе в кружку еще лимонного напитка. – Получается, в этот раз наши победили? Хэппи-энд?
– Черт, я за них так болела, особенно за девочку эту, у которой туберкулез, – сидящая на складном стульчике Ясмина возбужденно хлопнула себя по коленям, подорвалась с места, начала ходить вокруг портативного стереопроектора. – Так что теперь-то?
– Перезагрузка, сброс к начальным параметрам, все заново, с учетом допущенных ошибок, – ответил Мика, копаясь в камере француза. – Можем залезть еще к кому-нибудь в голову, хотите?
– То есть всё зря? – поскучнела Ясмина.
– Так, народ, я уже перестаю понимать, что здесь происходит, – не выдержала Токо. – Мы четыре часа роемся в этом склепе и смотрим всякие сценки в проекторе. Сначала – мусульманский рай с силиконовыми гуриями и обжираловкой, потом – расчлененка эта жуткая, теперь вот – что это за фигня вообще была? Альтернативная история? И кто их замуровал здесь, и для чего?