Горбовский

– Прошу тебя, держись подальше от НИИ. Неужели этого шрама тебе недостаточно? У меня сердце разорвется, Марина!

Разозлившись, Горбовский поднялся, почти сбросив Марину со своих колен. Он отошел от стола, повернувшись к девушке спиной и растирая лицо. Спицына стояла, глядя в пол. Что она ощущала в тот момент, задетая грубостью Льва? Трудно описать. Это вызвало смешанные чувства. С одной стороны – такая небрежность к себе с его стороны вызвала недоумение, с другой стороны – это была уже не та резкость, что раньше, и этот жест не стоило толковать как отрицательный. Между двумя любящими людьми многое позволительно без возведения этого в негатив, и Марине захотелось обнять Горбовского, прижать к груди его почти седую голову, пожалеть его, как ребенка. Но именно сейчас это могло бы его взбесить. Она ощущала его состояние.

– Лев, разреши мне.

– Почему ты такая упертая, Марина? – Горбовский полуобернулся к девушке и, увидев ее, немного остыл.

– Кто бы говорил…

– Так. Моего разрешения ты НИКОГДА не получишь, однако я прекрасно знаю, что это не помешает тебе поступить по-своему. Опыт нашей работы вместе – яркое доказательство того, что мы друг другу ни за что не уступим. Это неразрешимый конфликт. Я вижу только один выход, – Лев подошел к Марине, наклонился, чтобы поцеловать в лоб, – идем спать. Уже поздно, мы очень устали. Завтра сложный день.

Несмотря на то, что убедить друг друга в чем-то противоположном было для Марины и Льва невозможно, это никак не влияло на их отношение друг к другу. Ведь все их немногочисленные пререкания возникали не на почве эгоизма, вредности или самолюбия – единственной причиной несогласия по какому-либо вопросу было искреннее нежелание терять друг друга. Лев стремился обезопасить Марину, а Спицыной не нужна была такая безопасность, где она постоянно будет волноваться, а жив ли Лев, и не случилось ли чего, пока она здесь, в целости и сохранности. Однако призванием обоих была вирусология, и они хотели и могли рисковать жизнью в пользу своего долга, который ценили превыше всего. Хотя у каждого из них были свои причины считать вирусологию призванием, они любили свою профессию одинаково сильно, и одинаково на многое были готовы, чтобы оправдать возложенную на них ответственность.

Лев уснул практически сразу – с тех пор, как они с Мариной стали жить вместе, кошмары и бессонницы были ему не страшны. Он ложился в кровать, обнимал любимую женщину и отключался, если слишком сильно уставал. Если же сон не одолевал Горбовского, их бодрствование длилось еще некоторое время, пока оба не изматывались, истрачивая последние силы. Таинство любви между ними имело характер в той степени необычайный, в какой только может быть близость между бывшими врагами. Общее воспоминание о прежней вражде, как и общее осознание нынешней любви, воспламеняло их сильнее солнечных протуберанцев, и каждый раз был как первый.

Но сегодня об этом не было и речи. Лев отключился, а Марина долго ворочалась. Прошлое Горбовского глубоко потрясло ее, предоставив множество вещей, которые необходимо было должным образом «обмыслить». Без этого мозг отказывался засыпать.

Значит, она, именно она, а не любая другая, стала для Горбовского спасением от ужасов прошлого, которое столько лет не отпускало его, притаившись прямо за спиной, напоминая о себе во снах и галлюцинациях. Что это, как не ирония судьбы? Из крайности в крайность. Презренная стала незаменимой. Ненавистная – любимой. Реально ли вообще перестать удивляться поворотам жизни?

А завтра – важное событие. Спицына очень переживала. Не только из-за опасности. Ей было не по себе, что Лев так уперся. Его согласие многое значило для нее, но в этом случае она не собиралась уступать. Впрочем, как и он. Ведь они – два сапога пара.

Размышляя о многих вещах одновременно, как и свойственно женщинам, Марина лежала на боку и смотрела на расслабленное лицо Льва. Поглаживание по щеке не могло его разбудить, и девушка пользовалась моментом. Как она могла с самого начала не заметить его красоты, мужественности? Каждый штрих его лица излучает все самое лучшее, что должно быть в настоящем мужчине. От счастья и волнения щемило сердце, пока Марина наконец не уснула.

Глава 20. Государственная безопасность

«Счастлив тот, кто думает о других».

Аркадий и Борис Стругацкие, «Трудно быть богом»

Лев проснулся за несколько минут до того, как на телефон позвонили. Он лежал на спине, а Марина, как всегда, почти вся лежала на нем – ее голова находилась у него на плече, рука – на груди, нога заброшена на ноги Льва, будто она собралась карабкаться. Горбовский осторожно пошевелился, пробуя, насколько он свободен в движениях, чтобы не разбудить девушку. Затем бережно подтянул край одеяла на оголенное женское плечо с изумительно нежной атласной кожей. Марина сопела, всем телом прижимаясь к нему. Она постоянно мерзла, вот и сейчас плечико ее было чуть покрыто гусиной кожей. Хоть на дворе и лето, а ночи все равно холодные.

Горбовский и сам не осознавал, как он часто думает о Марине с момента их воссоединения. Точнее сказать, она занимает все его мысли, но теперь это не вызывает в нем злости, как ранее. Он перестал старательно отметать любое размышление о ней, и теперь думал о Марине с того момента, как проснется, до того момента, как заснет. Спицына стала его жизнью, занимая наибольшее место и в реальности, и в голове, и во снах Горбовского.

Лев погладил Марину по густым и прямым каштановым волосам – от сна они не растрепались, но множество прядей, будто живые, спали вместе с хозяйкой, расположившись на подушке, одеяле, на плечах и спине девушки, на груди самого Льва. Эти волосы приводили Горбовского в восторг. Их было так много, они были мягкими на ощупь, всегда приятно пахли, Льву нравилось трогать их, нюхать, пропускать через пальцы… И как Лев раньше не замечал привлекательности этой девушки? Ведь она так сильно отличается от всех представительниц женского пола, которых он знает! Он был настолько наполнен ядом, что не разглядел в Марине ни одного достоинства, ни внешнего, ни внутреннего. Зато теперь каждая деталь в ней была открыта перед Горбовским, и он наслаждался этим.

Пока Лев размышлял о том, как тяжело они с Мариной шли к этим отношениям, девушка безмятежно спала, и потому мужчина не смел шевельнуться, боясь разбудить ее. Свободной рукой он протер глаза от остатков сна, затем привычным жестом провел по коротким седым вискам, будто там было, что приглаживать. Повернул голову – за окном светало, стоял легкий туман. Часа четыре утра, – подумал Лев. Почему же он проснулся? Почему совершенно не хочется спать? Горбовскому пришлось признаться себе, что он переживает. Переживает за то, как сложится сегодняшний день.

Много лет подряд его не посещало это чувство. Ему не приходилось волноваться ни за себя, ни за окружающих, что бы ни происходило. Но появление Спицыной радикальнейшим образом изменило и его, и всю его жизнь. Изменило взгляд на прошлое, настоящее и будущее… Горбовский медленно и глубоко вдохнул полной грудью. Он собрался осторожно дотянуться тумбочки, чтобы взять часы и взглянуть на время, и в этот момент раздался телефонный звонок. Лев тут же схватил сотовый, взглянул на экран. Марина проснулась и уставилась на Горбовского, не издав ни звука. На протяжении всего телефонного разговора они смотрели друг на друга.

– Слушаю, Юрек Андреевич, – сказал Лев и включил громкую связь. – Что-то срочное?

– Я даже не удивлен тем, что не разбудил тебя, – раздался скрипучий старческий голос, сопровождавшийся небольшими помехами. – Сам почти всю ночь не спал. Срочно собирайтесь и езжайте в НИИ, – на этих словах Марина и Лев подобрались, их лица омрачила серьезность. – Есть новые вести о вирусе, но это не телефонный разговор. Коротко. Всех поставили на ноги. Мне звонили из госбезопасности, их представитель хочет провести срочное совещание. Присутствовать обязаны все. Образцы привезут около восьми утра. Дело куда серьезнее, чем все мы думали. Выше принято решение «распаковать» лабораторию №5. В общем, все сами узнаете. Лев, как можно скорее, ты меня понял?