Горбовский

Горбовский повернул голову, посмотрел на нее, увидел опущенные глаза, перевел взгляд на ее нервно сжатые губы. Он стал догадываться – она хочет что-то сказать ему и смущается, боится.

– Я в порядке, Спицына, – грубо ответил он. – Что Вам нужно, говорите сразу.

– Я хочу… хочу… попросить у Вас… прощения.

– Прощения? Говорите громче. За что?

– За то, что высказала Вам в тот вечер, когда Вы не разрешили мне остаться в лаборатории на ночь.

– А что же случилось, изменили свое мнение? – устало усмехнулся вирусолог, понимая, что он и сам изменил к этой девушке отношение, но вот прощения просить ни за что не будет.

– Изменила, Лев Семенович, да и как не изменить… Вы меня спасли, но не только это послужило причиной…

– Так. Говорите по существу. Мне не нужны слезы.

– Я узнала о Вас… о вашем… прошлом. Я была крайне не права относительно Вас, я очень, очень ошибалась, считая Вас плохим человеком.

– Что? – переспросил Горбовский с таким чувством в голосе, что по Марининой спине и рукам побежали крупные мурашки. Он массивно подался вперед, на девушку, требуя немедленного ответа, и ей пришлось сделать шаг назад, иначе бы они стояли вплотную друг к другу.

– Откуда Вы узнали, Спицына? – громовым голосом произнес Лев, и Марина закрыла глаза руками.

– Неважно, неважно, откуда! – так и заговорила она с закрытыми глазами, потому что только так, не видя его перед собой, она могла высказать то, что хотела. – Важно то, что я хочу Вам сказать! Послушайте! Я восхищаюсь Вами, Вы – великий человек! Да, я Вас ненавидела, но Вы себе представить не можете, как я теперь сожалею об этом, как я хотела бы знать все с самого начала, чтобы… чтобы… никогда, ни одним словом и поступком не обидеть Вас! Больше всего на свете я бы хотела, чтобы Вы простили меня за все! – единым порывом выкрикнула Спицына.

А потом она отняла руки от своего лица и увидела пораженные глаза Горбовского прямо рядом с собой. И вдруг, сама не понимая, как, она обнаружила, что целует его в губы, встав на носки, чтобы дотянуться, и он отвечает на ее поцелуй. Испугавшись того, что будет дальше, Марина резко отпрянула и со всех ног бросилась к выходу. Бедром она задела стол, и металлические детали звонко отозвались на удар. Она ни с кем не попрощалась, а пулей вылетела из лаборатории, и уже сбегая по лестнице, проклинала себя за этот поступок. Она слишком боялась увидеть его реакцию, чтобы остаться.

Только оказавшись на улице, Марина осмотрела себя и почувствовала жар и тяжесть на талии – ее тело до сих пор помнило тепло рук, касавшихся ее несколько минут назад. Спицыну затрясло от одной мысли, что Горбовский держал ее за талию, а она даже не заметила этого.

КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ???

В состоянии, близком к нервному срыву, Марина набрала тетю и быстрыми шагами пошла в сторону дома.

– Привет, молодежь! – откликнулся вечно оживленный и радостный голос на той стороне провода. – Как поживаешь?

– Неплохо, спасибо.

– Чего звонишь, что с голосом?

– Помнишь Горбовского?

– Как забыть! Пф! Ты мне все уши о нем прожужжала. А что случилось, снова эта сволочь к тебе придирается?

– Мы поцеловались. Только что.

Молчание в трубке тянулось долго. Марина тоже ничего не говорила, приходя в себя.

– Ты сейчас не шутишь? Серьезно?

– Серьезно.

Раздался заливистый смех, слушая который, Спицыной тоже захотелось смеяться, чтобы выпустить нервное раздражение.

– Ну наконец-то! – воскликнула тетя и хлопнула бы в ладоши, если бы не держала телефон в одной руке.

– В смысле – наконец-то?! – опешила Марина. Почему ее тетя реагирует на это так странно?

– Да наконец-то вы пришли к консенсусу уже! Что-то вы долго тянули.

– Как это понимать?! – вспылила Марина, совершенно не понимая, что происходит.

– Как понимать? – усмехнулась тетя злорадно. – А как же еще понимать, когда два человека долго ненавидят друг друга, а потом вдруг целуются? Такое с бухты-барахты не происходит, милая моя.

– Хочешь сказать, что для тебя это не шок? Что ты и так предполагала такой исход?!

– Ну, разумеется, Мариночка! А как иначе? Не просто так ведь ты столь обширно и пространно говорила о нем, так интересовалась его персоной. Не просто так же ты пошла на практику именно в его отдел! Все ведь было понятно с самого начала, всем, кроме вас двоих. Так обычно и бывает, Марин, в этом нет ничего удивительного.

– У меня просто слов нет… у меня тут мир перевернулся, а ты реагируешь так, будто ничего не произошло!

– Да я очень рада за тебя, дурочка! Ну и как он? А ты что? Вы объяснились?

– Что? Объяснились? Я сбежала оттуда, потому что боюсь узнать его реакцию!

– Ну он хотя бы ответил на твой поцелуй?

– Ответил…

– Так чего тогда бояться? Ну ты даешь…

– Не могу понять, как ты могла догадаться о таком?

– Я сейчас тебе расскажу нечто вроде притчи, а ты сама извлеки мораль. Жили-были две собаки в соседних дворах. Они знали о существовании друг друга, но никогда одна другую не видели. Несмотря на это, каждая из них испытывала сильную ненависть к соседу: постоянно скалилась, рычала, рвала себе глотку. Но при этом они не могли порвать цепь и добраться друг до друга, да и забор был слишком высок, чтобы каждый из них хотя бы увидеть мог своего врага. В один прекрасный день цепь порвалась, и они увиделись. Но не убили друг друга, потому что смысл их вражды потерялся в момент разрушения цепи. Точно так же и ваша вражда не имела смысла, вы использовали ее как прикрытие, а понять самого важного не хотели.

– Что понять?

– Что ты влюбилась в него, дуреха, – снова захохотала тетя. – Перезвони, как все осмыслишь. Поговорим.

Марина сбросила вызов, ошалело посмотрела на сотовую трубку и сердито сунула ее в карман. Ей крайне не нравилось находиться в таком беспомощном состоянии. Она покусала губы, снова ускоряя шаг. Неожиданно пришло осознание того, насколько сладким был этот спонтанный поцелуй, вкус которого все еще был на ее губах.

Глава 17. Прощание

«Не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый ваш поступок творит какое-нибудь из них».

А. и Б. Стругацкие «[битая ссылка] Понедельник начинается в субботу»

Тем временем, пока наши герои разбирались в отношениях друг к другу, мозамбикский вирус не сидел на месте, как, впрочем, и крот, поселившийся в НИИ. И один, и второй продолжали с расстановкой, методично вредить. Первый – человечеству, второй – развитию науки.

Несмотря на все усилия, штамм вируса оказался слишком живуч, летуч и устойчив в самых различных атмосферных условиях. В жаркой Африке он распространялся с огромной, даже пугающей скоростью, и когда оказался уже на севере материка, правительство всерьез запаниковало.

Сдерживать заразу не получалось даже карантином. Люди, испуганные резким скачком смертности среди населения, острым смрадом, стоящим на улицах, бежали из городков, бежали из стран, селений, бежали туда, где еще не было Смерти, не подозревая, что несут в себе вирус. Зараженные находили любые лазейки, любые пути, буквально под угрозой расстрела сбегали из зон карантина, помогая вирусу распространиться, протягивать свои смертоносные щупальца все шире и шире. Так разрастался очаг эпидемии.

Точных данных о новых очагах заражения не было, но ближайшие к Африке страны уже были предупреждены и готовы принять неожиданный удар. Члены правительства и госбезопасности в срочном порядке отдавали указы о мобилизации всех вирусологических лабораторий и реорганизации научных центров под разработку вакцины. России это тоже коснулось. Нужно было начать это дело как можно раньше, ведь африканские вирусологи и бактериологи не справлялись. Все, чем они могли помочь – это предоставить образцы, необходимые для изобретения антивируса.