Горбовский

– А где же Гаев? – воскликнул Гордеев, осмотрев присутствующих и не обнаружив своего самого верного оппонента.

– В лаборатории остался. Сказал, что задержится, – сообщил Горбовский.

– То-то я думаю, слишком тихо, никто мне не возражает, не перебивает, не спорит, – усмехнулся Гордеев и продолжил свое повествование.

Было только начало первого, и Марина, вопреки полученному совету, решила отправиться на обед в отдел микробиологии, вспомнив о просьбе Крамаря, которому она обязана. Спицына не знала, как сообщить о своем решении коллективу, чтобы на нее не затаили обиду или подозрение. До этого дня она обедала здесь и получала от времени, проведенного с вирусологами за одним столом, лишь удовольствие. Но сегодня… сегодня она не могла вынести присутствия Горбовского, как делала это всю неделю. Слишком многое, невидимое, но ощущаемое, произошло сегодня между ними за какие-то несколько часов.

Марина молча взяла свой пакет с едой, поднялась из-за стола, виновато осмотрела коллег. Все, кроме Горбовского, подняли головы ей вслед. Она не решалась заговорить первой и ждала, пока ей зададут вопрос.

– Ты куда это, Мариша? – нахмурился Пшежень.

– Я обещала Сергею Ивановичу…

– Как! Уходишь к Крамарю! Негодяй! – замахал руками Гордеев. – Наглый Кощей похищает нашу красну девицу, братцы!

– Он очень помог мне сегодня утром, – Марина посмотрела на Горбовского и встретилась с его потерянным взглядом. Наконец-то и он поднял глаза, услышав, о чем разговор, – и попросил меня пообедать в его отделе. Я должна его как-то поблагодарить, вот и иду. Он хотел поговорить со мной.

Она все еще мялась на месте. Молчаливый взгляд Горбовского удерживал ее на месте прочнее, чем громкие уговоры остальных.

– Ну что же, ладно, иди, – отпустил Пшежень, немного нахмурившись.

– Спасибо, Юрек Андреевич. Надеюсь, вы понимаете, что мне было бы приятнее остаться с вами. Но сегодня так нужно. Я обязана этому человеку.

Никто не стал уточнять, чем Крамарь так помог Марине, что она должна теперь обедать с ним. У вирусологов было достаточно чувства такта, чтобы предположить степень интимности вопроса и благоразумно промолчать. Только Гордеев знал, в чем дело.

Марина ушла, и отчего-то все замолкли, будто расстроились. Горбовский чувствовал себя неуютно. Гаев пришел только к середине обеда и сообщил, что у него все идет как нельзя благополучно, и что он, так сказать, на пороге открытия. Он выглядел очень довольным, несмотря на то, что Марины за обедом не было. Ему словно и не было дела до ее отсутствия.

Сказать, что Крамарь был рад встрече, значит, промолчать. Зная своенравие молодой практикантки, он вовсе не ожидал, что она действительно придет к нему на обед. Микробиологи были приятно удивлены новым лицом в коллективе и безропотно приняли Спицыну за стол. Обед прошел шумно и весело. Выражая свое гостеприимство, ученые завели речь именно о том разделе микробиологии, в котором была заинтересована Марина. Обсуждали в основном три основные гипотезы происхождения вирусов. Буквально на днях Пшежень как раз подробно рассказывал Марине о методах молекулярной филогенетики.

– Видите ли, коллеги, – вещал Крамарь, жуя бутерброд, – я склонен быть уверенным, что вирусы произошли из сложных белковых комплексов и нуклеиновых кислот, причем в то же самое время, что и первые живые клетки на Земле. Миллиарды лет вирусы зависят от клеточной жизни. Об этом пишет сам Ремизов, а мы все знаем, что его авторитет невозможно пошатнуть.

– Ремизов – Ремизовым, но ты и правда думаешь, что надо разграничивать вирусы и другие неклеточные формы жизни?

– Говоря таким образом, мы их уже разграничиваем.

– Но постой, вирусы и вирионы…

– Вирионы невозможно рассматривать как вирусы – у них нет белковой оболочки…

– Зато есть молекулы РНК! К тому же ряд характеристик все же позволяет сблизить вироиды с вирусами.

– Сблизить! – поднял палец Крамарь. – Но не отождествить, заметьте. Вы можете называть их даже субвирусными частицами, но это – не вирусы.

– Но ведь вирус гепатита D имеет РНК-геном, схожий с геномом вироидов, – вмешалась Марина, понимая, что может блеснуть кое-какими знаниями.

На нее посмотрели по-новому.

– Однако он сам не синтезирует белок. Для этого он использует белок капсида вируса гепатита B и может размножаться только в клетках, заражённых этим вирусом.

– Именно поэтому вирус гепатита D является дефектным.

– Я считаю, – начал один из ученых, Стриженов, – что каждая теория несовершенна. Послушайте, ведь гипотеза коэволюции, которую мы так обсуждаем, противоречит определению вирусов как неклеточных частиц, зависимых от клеток-хозяев.

– А регрессивная – не объясняет, отчего даже мельчайшие клеточные паразиты никак не походят на вирусы, – сказала девушка.

– Вот именно, – закивал Стриженов.

Крамарь был горд, ведь именно он пригласил Спицыну. В отделе она нравилась всем с самого момента знакомства, с первого дня ее пребывания в НИИ, с первой экскурсии. Особенно девушка импонировала самому Крамарю. После обеда он провожал ее обратно и заговорил о том, ради чего и позвал ее.

– Марина, ты подумала о том, что я предлагал тебе утром?

– Подумала. И я не знаю, что ответить. Я не хочу отнимать у Вас время.

– Если все зависит только от моего времени, то я готов отбросить это и услышать положительный ответ. Я беспокоюсь, Марин, – они во второй раз за день остановились у входа в секцию вирусологии и обратились друг к другу. – Я провожу тебя сегодня вечером. Это не обсуждается. Как я могу позволить, чтобы он напал на тебя еще раз.

Марина ничего не отвечала. Вдруг дверь открылась, и им пришлось отступить на несколько шагов. Это был Горбовский. Увидев Марину и Крамаря вдвоем, он, как ему показалось, ничего не испытал, кроме раздражения: кто-то тратит время на воркование, вместо того, чтобы работать. Коротко пожав руку Сергею Ивановичу, Горбовский пошел прямо по коридору и вскоре скрылся за поворотом. В руках у него была его синяя папка, а походка как всегда была деревянной, размашистой.

– Хорошо, – решилась, наконец, Спицына. – До вечера.

Ей нравился Крамарь, но сердцем она ощущала довольно остро, что это не ее человек. К тому же Марина была против служебных интриг. Согласиться на предложение Сергея Ивановича ей было непросто. Но она сделала это из благодарности к нему и из опаски, что Матвей действительно будет ее преследовать.

– Во сколько тебя ждать?

– В шесть.

И они расстались. Марина вернулась на склад, доделала все, что от нее требовалось, и часам к двум дня освободилась. Она вышла в лабораторию, отчиталась Пшежню о проделанной работе и осталась вместе с вирусологами, несмотря на то, что ее время уже кончилось: она могла идти домой.

Каждый день Спицына оставалась сверхурочно, потому что домой ей вовсе не хотелось. В НИИ было интереснее, к тому же, здесь к ней хоть кто-то относился дружелюбно, в отличие от отца. Таким образом, практикантка подстроилась под общее расписание и покидала научно-исследовательский институт вместе с основным потоком ученых, не считая тех, кто любил засиживаться до ночи. Никто не препятствовал ей в этом. Завершив свои дела, девушка вела себя тихо и никому не мешала, соблюдаю позицию наблюдателя.

Вернулся Горбовский, прищуренным взором окинул Марину, раздраженно швырнул свою папку на стол.

– Спицына, вы можете быть свободны. Ваше время вышло, идите домой.

– Я хочу остаться, Лев Семенович.

– В вашей помощи больше никто не нуждается, уходите.

– Лев Семенович, помягче, пожалуйста, – встрял Юрек Андреевич. – Она имеет право остаться. Пусть посидит с нами, она никому не мешает.

Горбовский чуть склонил голову и стиснул зубы, бросив гневный взгляд на свою ненавистную подопечную. Он сам не понимал, почему был так взбешен. С того момента, как Марина ушла обедать к Сергею Ивановичу, и особенно с того момента, как он чуть не пришиб ее и Крамаря дверью, он места себе не находил. Ему казалось, что эта девушка старается расширить свои связи в НИИ, чтобы всех склонить на свою сторону и настроить против него. Здравым умом он понимал, что это полнейший бред, но паранойя мучила его.