Страница 327 из 352
(стр. 489) * В штатах было указано, что в Военном совете положено 18 членов, но что сверх того еще могут быть назначаемы члены по высочайшему усмотрению. Число членов в Комитете вовсе не было определено.
(стр. 490) * Эллис был комендантом Петропавловской крепости, а Данилов генерал-адъютантом.
** Только 27 октября я, при случае, рассказал великому князю Николаю Николаевичу о своем предложении. Может быть он и убедил государя согласиться на эту меру?
(стр. 491) * За Столетовым были серьезные заслуги, как бывшего начальника нашей экспедиции в Афганистан и как начальника Болгарского ополчения; но затем он сильно опустился: будучи корпусным командиром, жил с женой фельдфебеля, которая им командовала и ввела к нему в дом свою родню; с ними же он жил в Царском Селе, будучи членом Военного совета.
Мне передавали и я считаю это правдоподобным, что когда он командовал корпусом, его вестовой попался на улице своему ротному командиру в неисправной одежде, за что получил от него нагоняй, - за это Столетов по приказанию фельдфебельши посадил ротного командира под арест!
У Столетова были жена и дочь на Кавказе, но, кажется, обе были в сумасшедшем доме.
(стр. 493) * Точнее: 41 генерала и 3 адмиралов; последние заседали в Комитете о раненых; по соглашению с Бирилевым об их увольнении было объявлено в высочайшем приказе по военному ведомству, так как флот с ними уже расстался.
** Я уже говорил выше о Случевском, что он по-видимому не имел никакого желания вести Х-й корпус на войну и через генерал-адъютанта Гессе представлял государю всякие соображения по инженерно-техническим вопросам. О его деятельности на войне я знаю мало. Несмотря на слабость Куропаткина, он все же лишил Случевского корпуса и назначил его состоять при себе. Мне говорили, что это произошло от того, что при объезде Куропаткиным позиции X-го корпуса Случевский, доехав с ними до опасного места, дальше не поехал; так ли оно было или нет, я не знаю. На новой должности у Случевского не было дела и он постоянно писал длинные письма к Гессе для доклада государю, причем жестко критиковал Куропаткина и все, что делалось в армии. Любопытно, что благодаря установленной на полевой почте перлюстрации, Куропаткин все эти письма читал (он мне потом сам об этом говорил).
Вернувшись под видом болезни из армии, он был назначен членом Военного совета, а затем и Совета государственной обороны. Он был образован, обладал массой технических сведений, охотно говорил по любому вопросу, но речи его были длинны и бессвязны - он путался в мелочах и не мог ясно и кратко формулировать основной своей мысли.
Любопытны два его домогательства: в Совете обороны он настаивал на том, чтобы временные члены этого Совета назначались не на год, а пожизненно; председатель отклонил это его желание указанием на то, что тогда, в конце концов, все члены Совета будут Мафусаилами.
Меня он просил о награждении его, по статуту, орденом "Святого Георгия" за данный им главнокомандующему совет укрепить какую-то позицию. Я от него потребовал рапорт, который передал в Георгиевскую думу{122}, где его просьба была отклонена.
В общем, это был человек со знаниями, но без способностей, с большой самоуверенностью и со склонностью к интригам и к действию обходными путями.
(стр. 495) * Невольно вспоминается bon mot ("острота" - франц.) морского министра Николая I, князя Меньшикова: когда подряд умерло несколько престарелых адмиралов и его спросили, отчего у него такая смертность, он сказал, что они, собственно, уже давно умерли (для флота), но их только теперь хоронят.
(стр. 496) * Круг, кружок; здесь - обход (фр.). (Сост.).
(стр. 497) * Такие дополнительные отпуски существовали и раньше. Впоследствии я узнал, что нижние чины не придают им должного значения и, например, на вопрос о содержании указывают цифру жалования, не упоминая об этих отпусках. Поэтому я через год отменил все эти отпуски, а их годовую стоимость (102 рубля) прибавил к окладу добавочного содержания. Этим объясняются те некруглые оклады (например, 282 рубля), которые стали отпускаться.
(стр. 499) * О постепенности возникновения таких мелких мастерских можно судить по тому, что в 1907 году намечалось обеспечить ими войсковые части с 233 тысячами нижних чинов, а затем мы ежегодно вносили в сметы примерную сумму на новых (помнится) 100 тысяч человек, обслуживаемых такими мастерскими.
(стр. 500) * Военный совет только строго следил за тем, чтобы нижние чины не назначались для очистки нечистот.
** Например, вокруг многих казарм и складов не было общей ограды: (ради экономии), отчего увеличивалось число дневальных и часовых.
(стр. 502) * Не предвидя такой задержки, я еще 6 октября 1905 года поручил Главному штабу снестись с Палицыным о сношении с военными властями Германии, Австро-Венгрии и Франции о разрешении нам командировать одного-двух офицеров для ознакомления с их обозными войсками, их обучением и материальной частью.
** Принимая доклады, государь все время курил, а докладчик, очевидно, нет. Здесь же было совещание и государь предложил папироску Бирилеву, которого хорошо знал по поездкам в шхеры, где морской министр всегда сопутствовал на яхте. Из принципа я немедленно вынул портсигар и попросил разрешения курить. Государь сказал, что не знал, что я тоже курю.
(стр. 504) * Часть матросов зимой работали на заводах, вместе с вольнонаемными рабочими.
(стр. 507) * Кажется, в 1904 году на Кавказе судили генерала Ковалева, причем председательствовать должен был член Главного военного суда. Пришлось выбирать такого, который был физически способен совершить поездку (Гродекова?), да и тот напутал в деле, в судебном заседании.
** О предстоявшем сокращении состава обеих коллегий еще никто не знал.
(стр. 508) * В 1890 году, когда я писал доклад о дуэлях, я получил материалы для него через Главное военно-судное управление от профессора Шендзиковского и тогда узнал о его существовании. После того, я о нем, кажется, и не слыхал.
(стр. 509) * С Кузьминым-Короваевым я имел дело в 1899 году, когда он, в качестве военного следователя, допрашивал меня по интендантским делам. Он тогда произвел на меня впечатление человека умного, серьезного и хорошего. В 1907 году мне пришлось встретиться с ним во Второй Государственной Думе, где он был видным членом "кадетского" ее большинства и председателем одной из комиссий, причем он держал себя холодно, но вполне корректно. Его брат, Дмитрий Дмитриевич, говорил мне про него, что он с ним разошелся, но что он идеалист, твердых убеждений, и у него слово с делом не расходятся.