Vulgata

— В общем, недавно я узнала, что у меня СПИД. Шансов никаких. Вакцину ищут уже тридцать лет, и ни одного пациента еще не вылечили. Все эти Фонды — полная туфта. Да, наверное, это и к лучшему. Я устала жить в постоянном страхе и унижении, сгорая от стыда. Я почти не сплю, ломки в последнее время просто сводят меня с ума. Я даже хочу умереть.

Я спросил: если она так хочет умереть, и ее желание исполняется, почему она все время плачет? Это была самая трогательная форма сочувствия и заботы, на которую я был способен.

— Я плачу, потому что теперь уже никогда не стану матерью. Слушайте… можно я пойду? Я устала.

Я предложил подвезти. Девушка отказалась.

Через две недели она приняла смертельную долю снотворного. Если верить церкви — даже на том свете ей не найти покоя.

Одни только муки.

Бог наказывает нас не за то, что мы совершили Зло. Он карает нас за то зло, которое другие совершили с нами. Эта девушка была виновата в том, что ее унижали и мучили, и она не захотела терпеть это дальше.

Не таковы ли мы все?

На моем пути слишком часто встречаются люди, которые после общения со мной сводят счеты с жизнью. Или я тоже являюсь разносчиком Зла и так влияю на людей, или меня все время тянет к тем, кто готов умереть? Не знаю.

Вторая встреча произошла 23 июня 2011. Имени этого парня я опять-таки не назову. Он согласился дать свидетельские показания по делу «Вульгаты».

Ему двадцать семь. Мускулистый, загорелый, с тонкой бородкой. Карие глаза. В общем, красавец. На безымянном пальце левой руки — перстень с изумрудом.

Он сидел, скрестив руки на груди, и высокомерно смотрел на меня. Нахамил официантке и объявил, что платить буду я.

В его голосе слышны капризные, визгливые нотки. Он дергается от каждого звука.

Во время разговора неофициальный свидетель не проявлял никаких признаков суицидальных наклонностей.

В этот бизнес его втянул приятель. Парню нравилось то, чем он занимается. Платили ему исправно. Он даже сделал «карьеру» в Европе. У него был приличный банковский счет. Почти все деньги он тратил на машины, девочек, шмотки и кокаин.

— Если у тебя все так хорошо, — сказал я, — зачем тогда ты согласился со мной встретиться?

Помявшись, парень признался, что хочет бросить индустрию.

— Мне надоело все время кончать. Понимаете? Я боюсь стать импотентом. В последнее время у меня постоянные нервные срывы. Я почти не сплю. С трудом выношу людей. Даже близких. И потом… если я не уйду сам, меня вышвырнет продюсер. Я уже считаюсь старым. У них появились другие мальчики.

— Ты боишься, что не выдержишь конкуренции?

— Они все только и думают, как бы выбить меня из седла! — взвизгнул он. — Они все мне завидуют! Потому что я — бог! Понятно? Я лучше всех!

Его лицо побагровело, губы задрожали. Он был готов заплакать.

Но вместо этого несчастный неврастеник, иссушенный порочной жизнью, вскочил и выбежал из зала.

Через два дня он затеет ссору во время съемок и пырнет ножом молодого актера, которому обещали больший, чем ему, гонорар. И вечером того же дня, разогнавшись на полной скорости, направит свой «мерседес» к краю обрыва.

W

До полуночи еще оставалась уйма времени. Денис побродил по пустой квартире. Внезапно его охватило жгучее желание позвонить родителям и сказать им, как он их любит, как счастлив, что они у него есть.

Это было странно, и юноша не мог понять, с чего возник этот порыв. Он никогда так не думал об отце с матерью, хотя знал, что любит их. Но их отношения никогда не были такими, когда говорят другу другу подобные вещи. Да и вообще в русских семьях такие напыщенные речи произносить не принято.

«Это все от одиночества, — подумал Денис. — И усталости. В последнее время я узнал о мире и людях слишком много плохого. А еще недавно был так счастлив. И думал, что счастье будет длиться вечно».

Но даже в основании его утерянного счастья таилась ложь.

Он сел за стол и раскрыл ноутбук. Нашел файлы с фотографиями Насти. Долго рассматривал их. И с болью и отчаянием обнаружил, что ему уже не хочется плакать.

Девушка на фотографии уже начинала казаться ему чужой, далекой. И даже неприятной. Денис напрягал все душевные силы, вглядываясь в застывшие черты, но никак не мог пробудить в сердце прежних чувств. И еще была странность: он видел лишь отдельные детали — нос, глаза, губы, подбородок, — но никак не мог разглядеть Настино лицо в целом, как ни старался. То лицо, которое он видел раньше, не было ее лицом. Это была фантазия, созданная его воображением, которая, словно грим, накладывалась на лицо девушки, которую он не знал и не понимал.

Сейчас юноша со стыдом и смущением видел, что Настя была, в общем-то, не так уж и хороша. Он словно очнулся от прекрасного сна и очутился в другом — кошмарном. И в этом кошмаре юноше бросились в глаза все недостатки внешности девушки, которая сейчас уже лежала под землей. Точно так же, как раньше он гордился любовью к ней, сейчас ему стало стыдно, что он любил ее.

В подавленном, раздраженном состоянии Денис закрыл ноутбук. И позвонил. Не родителям, которые наверняка уже легли спать. Спирину.

— Я приеду прямо сейчас, — сказал он.

— Хорошо. — Капитан выдержал паузу. — Я понял, где они прячут мальчика.

— Неужели?

— В доме Камышева. Больше негде. Все остальные их убежища нам известны.

— Мы можем провести там обыск?

— У меня на руках нет судебного решения. Но за домом следит Вилкова. Будем надеяться, что они не станут убивать мальчика прямо в доме, а повезут в другое место. Там мы их и накроем. А может, перехватим в дороге.

Денис с облегчением выдохнул.

— Слава богу! Я уж думал, никакого выхода.

— Погоди вздыхать. Дождись, когда — и если — мальчика вернут матери. Тогда можно будет открывать шампанское.

Они помолчали.

— Ладно. Я выезжаю. Ждите.

— Жду с нетерпением.

Денис облизнул губы.

— Э-э-э… Маша пасет дом Камышева одна?

— Да.

— А разве Слава не должен быть с ней?

— Он сказал, Вилкова его отпустила. Знаешь, я не удивляюсь. В таких делах толку от него ноль. Ты заглянул в мой блокнот?

— Само собой.

— И что? Есть идеи?

Юноша провел рукой по волосам.

— Пока нет.

— Жаль. Но все равно спасибо. Думай долго и упорно, и поймешь все на свете. Захвати блокнот с собой.

— Разумеется.

Такси стремительно мчалось через ночь, разрезая мрак лучами фар. Таксист пытался развлекать пассажира разговорами, но Денис не слушал. Работало радио.

«ВИА ГРА» пели «Цветок и нож».

Такси выехало на улицу Калинина, которая под перпендикулярным углом врезалась в улицу Желябова, на которой находилось отделение полиции. Эта тихая улочка была, как всегда, пустынна, все фонари разбиты. Окна деревянных домишек бессмысленно таращились в ночь. Лишь кое-где из дома на улицу выливался через занавески приглушенный свет торшера.

Таксист болтал без умолку, и Денис, хоть и был погружен в раздумья, первым заметил, как им навстречу из-за поворота выехал черный «ниссан». Взвизгнув тормозами, машина косо встала поперек дороги.

— Осторожно! — закричал юноша.

Таксист в последний миг успел затормозить, и авто остановилось, развернувшись задом, в каких-то сантиметрах от «ниссана».

Из него выскочили Китаев и Кириленко. Оба в кожаных куртках. Лица скрывали черные маски с прорезями для глаз и рта. Руки затянуты в кожаные перчатки. В руках пистолеты.

Таксист выругался. Это были его последние слова в жизни. Китаев подбежал к машине и через стекло в упор выстрелил в водителя три раза. Последний выстрел был контрольным. Денис, крича не своим голосом, закрыл лицо руками, защищаясь от полетевших в салон осколков пробитого пулями стекла. Несколько осколков вонзились в его ладони и запястья, один рассек основание большого пальца. В следующую секунду его окатило горячей кровью и ошметками мозга водителя.