Vulgata

Эту английскую фразу Кириленко понял. Он хлопнул себя по лбу.

— Мля, есть же еще кое-что! Помнишь ту девчонку, которую мы убрали, чтобы не жужжала?

— Да мало ли кого мы убрали!

— Ну, не ту мымру, конечно. Красотку. Настю.

— Ну?

— У нее трахаль был. Так он, падла, ее убийством заинтересовался, и теперь вместе со Спириным работает.

— Это новость. Видишь, а ты говорил тогда — лох какой-то.

— Так вот. Кажется, они подружились, и этот парень для капитана очень важен. Номинально он как бы стажируется, а на самом деле — не имеет никакого права участвовать в расследовании. Если с парнишкой что-то случится, ответственность за это ляжет на Спирина. Он никогда себе этого не простит.

Китаев с Биллом переглянулись.

— Звони Камышеву, — сказал Китаев.

V

Денис снова шел домой пешком через парк. На этот раз никаких счастливых семей он не увидел. Только супружескую пару в майках и велосипедных шортах. Прислонив свои велосипеды к скамейке, они пили из пластиковых бутылочек минералку.

— Солнце в глаза светит, — сказал муж.

— Возьми мои очки, — холодно ответила жена.

— Мля, че я, бабские очки буду носить, что ли? — огрызнулся муж.

Спирин отпустил его домой отоспаться с условием, что Денис вернется в отделение ко времени ночного дежурства. Он дал ему свой блокнот и попросил прочесть записи, касающиеся дела. «Может быть, у тебя возникнут какие-то дельные мысли или предложения».

Дениса это предложение озадачило. Капитан давал ему возможность заглянуть в свои сокровенные тайны. Юноша не понимал, чем вызвано такое доверие. Возможно, и сам капитан не отдавал себе отчета в мотивах своего решения.

Дома он устроился на диване, подогнув под себя ноги. На журнальном столике рядом с диваном, лежали на тарелке бутерброды с ветчиной, в чашке дымился ароматный кофе. Юноша раскрыл блокнот и на час погрузился в чтение.

Мне удалось встретиться с двумя людьми, участвовавшими в съемках порнофильмов в моем городе. Оба через некоторое время после нашей встречи покончили с собой.

Первая встреча произошла 14 мая 2009 года. Милая красивая девушка, восемнадцать лет. Не замужем, детей нет. Я встречался с ней не как оперативный работник, а как некий сетевой блоггер, якобы известный в узких кругах. Поклялся никому не называть ее имени, поэтому здесь его тоже писать не стану.

Она подсела за мой столик в кафе. Элегантно одета. За все время разговора ни разу не сняла темные очки. Объяснила, что в последнее время постоянно плачет, и не хочет, чтобы кто-то увидел ее красные глаза.

История этой девушки такова.

— Мне было четырнадцать лет. Обычная счастливая школьница. Родители, учителя, друзья — все меня любили. Был парень. Не одноклассник, конечно — их я всех ненавидела. Студент. С ним был хороший, качественный секс.

Они подловили меня прямо на улице. Предложили сняться в ролике. Всего один раз, говорили они. Мы хорошо заплатим. Будет весело.

Эта идея и впрямь показалась мне забавной. Жизнь дается один раз, думала я. Нужно все попробовать. Лишь намного позднее я поняла, что, если жизнь дается один раз, это значит, что многих вещей пробовать не нужно.

Но я попалась на удочку. Деньги. Вот что меня привлекло. А также возможность похвастать своим подвигом на вечеринках. Вот две вещи, которые губят людей — алчность и мания величия. На этих двух вещах стоит все наше общество. Так что я была как все.

Меня привезли на квартиру. Познакомили с партнерами. Их было двое. Молокосос моего возраста и жирный бородатый мужик лет сорока семи. Они должны были играть моего отца и брата. Я должна была соблазнять их обоих.

Мы немного пообщались, обсудили с режиссером сцену. Все как в большом кино, восхищалась я. Я даже не подозревала, насколько я была права. Действительно. Все. И мечта, и обратная сторона мечты.

Логистика процесса была ниже всякой критики. Режиссер стремился снять с одного дубля, но пришлось делать не меньше двух десятков. То пропадал свет, то на площадку заходили посторонние. Все орали, и никто друг друга не слушал. Полный хаос. Наверняка те же люди работали на съемках современных российских блокбастеров.

Еще проблем добавлял наш непрофессионализм. Мы, все трое, дрожа от страха и неловкости, деревянными голосами пытались произносить идиотские реплики. И уже через минуту начинали хохотать, как ненормальные. Самое интересное заключается в том, что в окончательную версию вошел именно тот дубль, где мы смеемся и играем хуже всего!

Чуть ли не на следующий день ролик попал на YouTube. Я мигом отрезвела, читая ужасные комментарии в Интернете. До меня вдруг дошло, что это могут увидеть мои родители, друзья, любимый человек. Я никогда не испытывала такого стыда и ужаса.

Денег я не получила. Продюсер сказал, что я должна сняться еще в одном ролике. Квартира, на которой его снимали, была грязная, там воняло помоями. Кажется, даже тараканы бегали. В таких условиях я играла тупую студентку, которая отдается преподавателю, чтобы сдать зачет. На этот раз я очень сильно волновалась, и согласилась принять наркотик, запив его водкой.

Денег я снова не получила. Вместо этого мне сунули драгоценности, которые, как я позже выяснила, оказались фальшивыми.

Я не стала требовать платы. Мне хотелось только одного — никогда больше не иметь дела с этим бизнесом. Но они не собирались меня отпускать. Начали шантажировать, грозились показать материалы родителям. Всем, с кем я здороваюсь на улице. Теперь я снималась бесплатно. Чтобы заглушить боль унижения и страх разоблачения, продолжила принимать все более тяжелую наркоту. Эти уроды снимали и снимали. Сколько они сняли этих сюжетов… Десятки. А может, сотни. Я занималась этим постоянно, каждый божий день. Родители и близкие ничего не подозревали, не замечали во мне никаких перемен. Странно, правда? Странно и страшно. Впрочем, в чем их винить? Я так умело их обманывала. Как шпионка какая-то.

Она глотает кофе. Поправляет очки, нервно оглядывается. Боится, что за ней следят?

Я спрашиваю, что с ней. Девушка не слышит. Кажется, она на некоторое время потеряла контакт с реальностью. Потом вздрогнула, и задумчиво сказала:

— Знаете, странное дело. Говорят, что семья — это люди, которые всегда тебя поймут и поддержат. Но я знаю — точно знаю, что мои родители никогда бы меня не поняли. То, что со мной произошло… такие вещи просто за гранью их понимания.

Я в ответ сказал то, что мне говорить не следовало.

— Многие самоубийцы имели семьи. И сводили счеты с жизнью прямо у себя дома.

Он вздрогнула еще сильнее, схватила чашку. Опрокинув в себя остатки кофе, продолжила:

— Я была вся в их власти. Они вытворяли со мной, что хотели. Имели всей съемочной группой, заставляли заниматься проституцией. Вы даже не представляете, с какими страшными людьми они связаны. Имен их я называть не буду. Боюсь. Но очень влиятельные люди. Губернаторы. Чиновники. Военные. Наркоторговцы.

Она наклонилась ко мне через столик, прошептала:

— Там было два мужика, которые всем заправляли от имени какой-то важной шишки. Один — высокий, глаза голубые. Очень тяжелый взгляд. Второй — длинный, с постной рожей, матерится через слово. Они обсуждали планы на будущее. Знаете, какие планы?

Я покачал головой. Она с кривой улыбкой сказала:

— Похищение детей.

Я спросил, зачем они собираются похищать их. Для пересадки органов каким-нибудь нуворишам? Девушка скорбно рассмеялась.

— На самом деле, такие вещи — миф. Не знаю, в чем дело, но без специального медицинского оборудования это технически неосуществимо. Нет, что-то другое.

Некоторое время мы молчали. Потом она закончила свою печальную повесть: