Vulgata

Просматривая книгу, юноша забылся, и не заметил, как в комнату вошел капитан. Вытирая руки кухонным полотенцем, он через плечо Дениса заглянул в книгу.

— Мне всегда было интересно, в чем секрет толстовского стиля?

Денис захлопнул книгу и поставил ее обратно.

— Он использует длинные периоды. Это создает ощущение силы.

— Да? Ты так думаешь?

— Так думал Чехов.

— А я думаю по-другому. Толстой использует в русской речи английский синтаксис. Потому что русского синтаксиса в литературе тогда не было. Дворяне говорили по-французски. Толстой решил стать новатором, и ввел английскую структуру предложения. Вот, например: «В комнату вошел князь со светлым выражением на плоском лице». Это чисто английская форма.

— Вы еще и в этом разбираетесь?

— Если долго и упорно думать, можно разобраться в чем угодно. А вот эту читал?

Спирин постучал пальцем по корешку «Преступления и Наказания».

— Нет. А вы?

— Не один раз. Ты знал, что следователям и оперативникам рекомендуют для чтения эту книгу?

— Неужели? И зачем?

— Учиться у Порфирия Петровича раскалывать «клиентов». Ладно, пошли на кухню. Еда стынет.

На кухне их ждала жареная картошка с селедкой. Главным украшением стола служила запотевшая от холода бутылка водки.

— Ну? — Капитан поднял стопку. — Помянем твою зазнобу.

Они чокнулись. Выпили.

Капитан закурил, облокотившись на спинку стула. Прикрыл глаза.

— Моджахеды в Афгане делали снафф, — сказал он. — Нас было двести человек военнопленных. Мы сидели в яме. Афганцы сливали туда помои, мочились нам на головы. Мы ловили мочу ртом, потому что умирали от жажды.

Два месяца мы ждали, пока власти соизволят поменять нас или выкупить. Но про нас, кажется, забыли.

Вместо них явились американские журналисты. Они хотели снять кино про афганскую войну.

Моджахеды устроили показательный спектакль. Сто человек наших вытащили из ямы. Среди них был Коля Белов, мой друг. Мы с учебки вместе были. Нога в ногу ходили.

Остальные сто остались в помойной яме. Как же мы ненавидели тех, кого освободили! Как завидовали им! Как проклинали судьбу!

Спектакль назывался «Захват военнопленных». Сотню русских выпустили в какую-то деревню. Дали им автоматы с пустыми магазинами. Моджахеды стреляли в них по-настоящему, но старались не убить, а только ранить. Этот показательный бой америкосы снимали на камеру.

То, что происходило дальше, тоже снимали. Раненых пленных поместили в лазарет, подлечили, накормили. Все для того, чтобы показать всему миру — афганцы белые и пушистые, милосердно относятся к русским. Американцы все сняли и уехали.

Спирин замолчал. Ему было трудно продолжать.

— Что дальше? — спросил Денис.

— Давай еще выпьем, — вздохнул Спирин.

Они опрокинули еще по стопочке. Капитан пригладил волосы.

— Американцы оставили афганцам оборудование для киносъемки. И моджахеды сняли свой фильм.

Всех, кого они накормили и вылечили, после отбытия американцев избили и изнасиловали. Потом их пытали. Кому-то отрезали пальцы, кому-то — яйца. Мы сидели в вонючей яме, сжимаясь от ужаса и плача от бессильной ненависти, слушая вопли своих товарищей. Почти все были еще мальчишки. Им всем перерезали глотки. И все это снимали. Насколько я знаю, этот фильм до сих пор имеет большой успех на Ближнем Востоке. А может, и в Штатах.

— Спасибо. — Денис отодвинул тарелку. — Все было очень вкусно. Кажется, нам пора.

— Да. — Спирин поднялся и начал убирать со стола. — Извини, что испортил тебе аппетит.

— Ничего страшного. Вы из-за этих воспоминаний так уцепились за это дело?

— Не только. Есть еще кое-что.

Спирин тяжело вздохнул.

— Девять лет назад в нашем городе порнография открыто продавалась в газетных киосках, на вокзалах. Никому до этого не было дела. Я инициировал, разработал и осуществил операцию по аресту всей продукции. Тогда мы впервые взяли партию, отмеченную маркой «Vulgata», и этого хватило, чтобы Камышев прикрыл бизнес на долгие годы.

Одним из распространителей был подросток. Он работал за дозу. Мы арестовали товар. Он как раз сидел на складе, охранял коробки с видеоматериалами. Я допросил его. Но это был не совсем обычный допрос. Дима так и не назвал имен своих работодателей. Зато мы потратили много времени на пространные разговоры о потерянном поколении 90-х и проблеме отцов и детей. Я отпустил парня домой, и он повесился на простыне у себя в комнате. Ломка его доконала.

— Вы не можете его забыть?

— Это моя беда. Я никогда ничего не забываю.

— Я помогу вам, — сказал Денис. — Я готов работать «крысой». И даже подпишу бумагу, что всю ответственность беру на себя.

— Не дури. Пожалей мать.

— У вас нет другого выхода. Кузнецов вам помогать не хочет. Сослуживцы заняты… раскрываемостью. С вами только я — единственный человек, видевший вас в минуту слабости.

— И теперь ты решил меня шантажировать? — Спирин сел, обхватил голову руками.

Он молчал. Молчание длилось нестерпимо долго.

— Да! — Капитан встал, тряхнул головой. — Я отвезу тебя домой. Потом в отделение. После совещания позвоню и мы обсудим твое предложение.

— И обсуждать нечего. Я сделаю то, что задумал — с вами или без вас.

Помолчав, Денис добавил:

— Мы должны спешить. У меня дурное предчувствие.

Они вышли из дома. Спирин хотел повесить на дверь замок, но они с Денисом переглянулись и оба рассмеялись, вспомнив железную дверь Людмилы. Безопасности не существует! Кто захочет проникнуть в дом и ограбить его — проникнет и ограбит, хоть рой вокруг дома ров и запускай туда аллигаторов.

«Зачем же я все-таки суюсь в пекло? — подумал Денис, когда они со Спириным направлялись к машине. — Наверное, я просто ищу смерти. Хочу отправиться в могилу вслед за Настей. И на моей могиле оставят рюмку водки, печенье и конфеты».

Они сели в машину. Через дорогу от дома капитана на тротуаре стояли две девочки. Одна из них держала в руке планшет, и они обе смотрели на нем видеоролик, почти соприкасаясь лбами. Судя по тому, как девочки то и дело разражались визгливым, злым смехом, они смотрели какую-то мерзость, от которой нормальный человек заплакал бы.

S

Мальчик шел по улице, погруженный в свои мысли. Мимо прошли две женщины. Они обсуждали порнофильм. Их разговор заставил его оглянуться.

— Короче, ее там вдвоем пользуют, потом она берет в рот…

Мальчик проводил их долгим взглядом. Женщинам было лет под тридцать, обе в обтягивающих джинсах. Мальчику недавно исполнилось одиннадцать. На его взгляд, женщины были очень даже ничего. Наверное, взрослый мужчина сказал бы то же самое.

Женщины, почувствовав взгляд, выпрямили спины и завиляли бедрами. Но, оглянувшись, увидели пацана и расхохотались.

Мальчик, решив, что понравился им, пошел дальше с глупой улыбкой на лице.

Он был полным и краснощеким. Леша Григорьев, одноклассник Тани, младшей Настиной сестры. Именно ему Таня обещала поцелуй, а в скором времени — секс.

Он бесцельно бродил по улицам города, томимый смутными жгучими желаниями, в которых взрослые боятся себе признаться. Но дети в них полностью отдают себе отчет.

Полгода назад мальчик открыл для себя новый захватывающий мир.

Они с другом пришли в гости к однокласснице, которая была старостой их класса. Девочка училась второй год и была на год старше остальных. Ее формы уже почти развились. Она спала с взрослыми мужчинами.

Одноклассница поставила им диск с «эротикой». Это было не ванильное порно, которое любят женщины, а одно из тех «произведений искусства», где гениталии актеров показывают сверхкрупным планом чаще, чем лица.

Оба мальчика были ошеломлены, восхищены, шокированы. Пока они, не отрываясь, таращили глаза в экран, девочка спокойно пылесосила ковер в соседней комнате.

Потом все трое, как ни в чем не бывало, сидели на кухне и пили чай. Девочка угостила друзей шоколадными конфетами, которые ей дарили ухажеры — коробками с этими конфетами у нее была завалена вся комната. Все трое злословили об одноклассниках и весело смеялись. Оба мальчика делали вид, что не увидели сегодня ничего нового, и им такие зрелища не в диковинку.