Страница 154 из 159
Я приложил ладонь к крышке:
– Так, закройся ладонями, потому что сейчас я буду ломать крышку, и нас начнет засыпать землей. Все отгребай в сторону пояса и ниже.
Мы с трудом высвободили обе руки (я вообще изумлялся, каким образом мы помещались вдвоем в одном гробу), и я послал импульс магии в открытую ладонь, пытаясь пробить крышку гроба.
Первая попытка не увенчалась успехом. Вторая лишь прорвала ткань, но не коснулась дерева крышки. Я уже потихоньку начинал задыхаться, а пробить гроб так и не удавалось. Я обессиленно шепнул магессе:
– Похоже, либо гроб слишком прочный, либо сейчас моя магия ослабла. Мы сможем пробить крышку только вместе. Помоги мне.
Вейлин приложила ладонь к гробу рядом с моей, и после нашего совместного импульса прошла трещина, в которую начал просыпаться мельчайший песок. Окрыленный успехом, я приложил ладонь обратно:
– Это работает! Давай еще раз!
После второго удара раздался треск, и в увеличившуюся трещину песок и земля начали сыпаться активнее, и нам пришлось, закрывшись одной ладонью, второй смахивать песок с лица в сторону груди и пояса. Еще после третьего удара крышка оказалась пробитой настолько, что мое лицо начало покрываться землей, и я только и успевал, что сгребать ее вниз. Из-за этого я не мог дальше пробивать крышку, но мне стала помогать Вейлин, ломая гроб ударами кулака и смахивая землю от лица.
Я крикнул что есть силы, когда земля начала засыпать гроб непрерывной массой через пробитую дыру:
– Задержи дыхание и копай к поверхности!
Дальнейшее я помню очень смутно. Я лишь копал перед лицом, стремясь вырваться наружу. Осложняло жизнь то, что я потерял ощущение Вейлин рядом, и чехол с гитарой, свисавший с плеча, сильно мне мешался.
Легкие горели, когда я, наконец, почувствовал, что моя поднятая правая рука не чувствует земли. Я рванулся в сторону спасительного воздуха – и тут моя голова вылезла из земляного холмика. Я жадно хватал холодноватый ночной воздух (да, я вылез из могилы ночью), и никак не мог надышаться. При этом я отметил, насколько разительно воздух Москвы отличался от воздуха Мира Спокойной Воды. И лишь через несколько секунд я начал шарить вокруг себя в земле, пытаясь найти Лин. Я начал опасаться, что она не смогла вырваться из подземного плена, как вдруг земля справа от меня взорвалась комьями земли, и на поверхность вылезла девушка, облепленная землей, а вместе с ней Эйнар:
– Пхахах, бффф, тьфу. Наконец-то воздух!
Я бросил взгляд вперед и увидел, как передо мной стоит какой-то алкаш, вытаращивший глаза. Я сделал страшное лицо, и после этого пьяный с невероятной ловкостью убежал вдаль, огибая могилы и истошно вопя:
– Зомби! Мертвецы оживают!
Я не стал разубеждать его в наблюдениях: меня больше волновало выбраться на твердую землю и помочь Лин. Так как я был облеплен грязью, магесса пока что не обращала внимания на мой исходный образ.
Еще несколько усилий – и я рухнул на траву возле разрытого холмика. Все тело болело, легкие горели от долгой нехватки воздуха, и все ногти на руках были забиты грязью. Лишь теперь Вейлин обратила внимание на мой внешний вид. И надо сказать, он ее озадачил:
– Вот так выглядят люди? Вот такие лысые и странные?
– Да, Лин, так я выглядел с рождения и до того момента, как попал в твой мир. Ты и сама теперь человек.
Бывшая волчица осмотрела свои перепачканные в земле руки:
– И я тоже лысая и страшная? Да что же мне так холодно???
Бросив взгляд на ее стопы, я увидел, что она была босая. Черт, придется упрашивать чехол найти для нее обувь, другого варианта я придумать не мог. Но какой же размер ноги у нее? И почему я не додумался взять обувь для нее заранее, еще в Ландаре?
Я взял стопу сидящей на могиле Вейлин и начал мысленно обмерять ее. Бывшая волчица посмотрела на меня с удивлением:
– Что ты делаешь?
– В моем мире считается неприличным ходить вне дома без обуви. Ты босая, а потому мне нужно представить размер твоей стопы.
Лин не стала протестовать и предоставила мне возможность проводить замеры и дальше. Так, если я не ошибся с глазомером, то у нее был тридцать седьмой размер.
Но дальше меня ждало разочарование. Сколько я ни упрашивал чехол, обувь мне он так и не явил. Либо это было для него слишком сложным предметом, либо он потерял магическую силу в моей реальности. Скорее всего, верным было второе. И это доставляло мне большие проблемы, потому что достать обувь на кладбище было столь же сложной задачей, как найти попкорн в Большом Театре.
Нас начал обдувать ночной прохладный ветер, и по нему летели два пустых черных магазинных пакета, видимо, сдутых с какой-то из могил неподалеку. Поняв, что ничего лучше я не придумаю, я поймал их:
– Конечно, это очень плохой вариант, но это лучше, чем ничего.
Я обвязал стопы Лин пакетами наподобие бахил, и тогда, если не приглядываться, можно было и не заметить, что пакеты надеты прямо на голые ноги. И тогда я думал, что как только доберемся до дома, я возьму денег из своей заначки и куплю магессе нормальную обувь
Закончив с ее ногами, я пригляделся к лицу Лин, мысленно убрал с него грязь, и нашел, что человеческая ипостась волчицы вышла очень красивой. Вейлин превратилась в голубоглазую девушку с пышными шатеновыми волосами, отливающими рыжей медью. И тогда я понял, что видел перед собой тот внешний идеал девушки, который много лет представлял себе в уме, когда мечтал о любви прекрасной дамы. Я ответил на ее прошлый вопрос, после которого начал думать о ее обуви:
– Нет, Лин, ты вышла очень красивой девушкой, я тебя уверяю.
Оглядев себя, я понял, что зря облачался в джинсы и футболку. Хоронили меня в костюме, как и полагалось покойнику, и сейчас на мне был одет добротный пиджак, штаны и черные ботинки. К удивлению, с каждой минутой кожные покровы розовели и все больше становились похожи на плоть живого человека, а не ожившего мертвеца. И это при том, что мои сосуды и ткани наверняка были напичканы убойной дозой всяких химикатов, типа формалина или фенола, которыми обычно обрабатывали покойников в морге. Почему же мне сейчас это нисколько не вредило?
Теперь единственной проблемой оставалось только очиститься от земли, потому что выглядел я как шахтер после смены – весь черный, перемазанный. В таком виде к бабушке я появляться не хотел. Если уж одежду очистить не представлялось невозможным, то хотя бы руки и лицо отмыть было можно. Остался вопрос – где это сделать, вкупе с вопросом «где мы находились?»
Ради интереса я посмотрел и на свою могилу. Она оказалась простой – прямоугольный кусок гранита серого цвета, на вершине которого был маленький гранитный же крестик, моя фотография с выпускного альбома трехлетней давности, и вдавленные золотистые буквы: «Волк Максим Леонидович, 25.04.1993 – 30.05.2013». И внизу была приписана маленькая эпитафия, которую я с трудом разглядел в лунном свете: «Он делал жизнь каждого вокруг светлее». Справа же стояло еще одно надгробие, от которого мне стало дурно: «Егоров Михаил Васильевич, 03.05.1993 – 30.05.2013». Мишку похоронили рядом со мной. С фотографии смотрел улыбающийся парень в зеленой футболке. Я помнил это фото. Я сделал его сам, примерно за пару месяцев до смерти друга.
Меня терзали смешанные чувства. Я был рад, что выжил, но видеть при этом свою могилу было очень угнетающим, даже зная, что она отныне не твоя. А наличие могилы того, кто был твоим лучшим другом, тем более угнетало вплоть до депрессии. Лин присмотрелась к могиле моего «соседа»:
– Это и есть твой друг, который спас тебя от смерти?
Я молча кивнул, не найдя в себе силы ответить. Получалось, что отныне места в родном мире мне не было. Однозначно было выписано свидетельство о смерти, и по документам меня теперь не существовало как человека. И поэтому все, что я мог делать – периодически проведывать бабушку, а жить постоянно в Мире Спокойной Воды.
Под белым лунным светом вокруг нас находились могилы и памятники. Лин с интересом рассматривала памятники, включая и мой: