Незабудка

Дед Иван повернулся и посмотрел на внучку сумрачным взглядом.

– Ты чего? Я пока живой. Потом поем. Беги в школу, а то опоздаешь.

– Обещай, что поешь, – настаивала она.

– Честное пионерское, – буркнул он и отвернулся к стене.

Таня надела синее платье. Оно хоть как-то походило на школьную форму. Сумка с чистыми тетрадями, купленными в местном магазине, заменила портфель.

Степановка походила на большой, красивый сад. Некоторые дома, окруженные деревьями, не просматривались с дороги. Для конца ноября погода стояла аномально тёплая. По утрам доходило до десяти тепла. Часть деревьев уже сбросила листву, остальные все ещё сохраняли разноцветное убранство.

Накануне они с отцом ходили к директору в ближайшую русскую школу. Теперь короткая дорога через лес была ей знакома. В Степановке находилась украинская школа, но Таня не могла учиться в ней. По асфальтированной дороге окружным путем ездил автобус, собирая учеников с трёх ближайших сел. Рейс, на котором школьники добирались в школу, был в семь часов утра. Таня его благополучно проспала. Стояла замечательная погода. Времени до начала занятий оставалось достаточно, чтобы добраться в школу пешком. Предстояло пройти всего три километра. Она шагала по узкой, лесной дороге, а мыслями находилась далеко. На душе лежала огромная тяжесть. Ничто не радовало: без Сашки стало пусто, одиноко и тоскливо.

«Только на секунду увидеть бы его, и станет легче переносить разлуку», – мечтала Таня.

***

Татьяна совершенно не боялась появиться в чужом классе. Обычно она не любила, когда разглядывают, но сейчас любопытные взгляды её не смущали.

– Здравствуйте. Я буду учиться в вашем классе. Скажите, пожалуйста, где я могу сесть? – обратилась она к ученикам.

– Соседка, иди сюда. Сядешь со мной, – позвала Олеся, показывая рукой на свободное место.

– Я не знала, что ты учишься в этом классе, – удивилась Таня, усаживаясь рядом с ней.

– И я не знала, что ты осталась, а не уехала с родителями. Ты без учебников?

– Пока да. Позже родители вышлют учебники и форму, – пояснила она свой необычный наряд.

«Интересно, что со мной случилось? Почему мне всё равно, что обо мне подумают? Откуда это безразличие и спокойствие? Мне ничего не хочется», – нервничала Таня.

Проходил день за днём. Она всё слышала, замечала, но это не затрагивало ни души, ни сердца. Жизнь проходила мимо неё, словно прокручивались кадры неинтересного или непонятного фильма.

Вскоре из дому пришли посылки с книгами и одеждой. Теперь Таня не выделялась отсутствием формы от одноклассниц. По звонку заходила в класс, по звонку выходила. Во время перемен бродила по коридору. Если спрашивали о чём-нибудь, коротко отвечала. Все быстро отстали от необщительной новенькой. Даже Олесе надоело её тормошить. Буквально с первого дня Таня заметила к себе интерес рослого, серьёзного парня. Он пользовался всеобщим обожанием женской части класса. Её же это внимание не обрадовало, она старалась избегать любого общения с одноклассниками. В новой школе она училась лучше, чем в прежней старой, но это тоже её не утешало. Пока позволяла погода, на занятия Таня отправлялась пешком. Дорога даже в сырую погоду оставалась проходимой. Прогулки успокаивали. Лес, через который она ходила, отличался необычайной красотой. Её путь сначала пролегал через тёмный, сумрачный, торжественный ельник. Воздух здесь был такой – не надышишься. Потом всё чаще белыми свечками попадались среди елей и сосен березы. Начинался березовый лес. Она никогда раньше не видела такой красоты. Белые-белые березы в светлом радостном лесу. Их кружевные лёгкие ветви, негустые поникшие кроны пропускали золотые солнечные нити. Лучистый, обласканный светом березовый лес – чудо из чудес. Домой Таня приходила умиротворенная, тихая. Готовила обед, заставляла деда Ивана поесть. После небольшого отдыха садилась за уроки.

Иван Данилович постепенно оживал. По утрам топил печь, возился во дворе, но его взгляд оставался по-прежнему тусклым, безжизненным, будто он жил по инерции. С внучкой почти не разговаривал. Если Таня приставала с расспросами, отмалчивался. Каждый день она гладила чистую рубаху и вешала на спинку стула, стоящего возле кровати. Иногда дед переодевался, но чаще не замечал и ходил в несвежей одежде. Тане неловко было делать ему замечание. Изредка по вечерам к ним приходили две пухлые, круглые, как шарики, бабульки: Арина и Вера. Про себя она именовала их: двое из ларца, одинаковых с лица. Старушки усаживались чаёвничать, пытались увлечь в свои беседы деда, изредка задавали вопросы и Тане. Но дед Иван, сидя на маленькой табуретке у печной вытяжки, молча слушал их пересуды. Наблюдая за струйками дыма, втягивающимися в поддувало, курил одну папиросу за другой. Однажды баба Вера сделала Тане замечание:

– Что ж ты, девонька, не стираешь деду рубахи? Если тебе трудно приноси мне, я выстираю, – произнесла она укоризненно.

– Раскудахтались, курицы. Внучка каждый день чистую рубашку подает. Я забываю надеть. Не знал, что вас волнует, как я выгляжу! – рассердился дед. Бросив недокуренную сигарету в мусорное ведро, вышел на улицу.

Таня очень обрадовалась, наконец дедушка заговорил. Сначала она сердилась на него за молчание, но потом нечаянно увидела деда Ивана, плачущего в дровянике, осознала, как ему трудно и больно. Ей стало очень жаль этого большого и одинокого человека. Всего за две недели из крепкого, сильного, пятидесятивосьмилетнего мужчины он превратился в старика, заросшего седой бородой. Дед крепился, как мог, не плакал, скрывая от всех свои слезы. Только каменел и замыкался в себе.

***

Таня каждый день ждала письма. Ей казалось: вот придет из школы, а в почтовом ящике конверт от Сашки. Не мог же он так быстро забыть её? Не могли лгать его глаза, губы. Пусть словами ничего не сказала, чувствовала, что дорога ему. Почему он не пишет? Думает: скоро вернется? Или другая причина? Она ведь тоже ничего не говорила Лукьянову о своих чувствах. Ждала его слов. Неужели Сашка не понимает, как ей плохо без него?

Таня садилась писать письмо и рвала одно за другим. Слишком откровенным получалось послание. Сомнения раздирали: вдруг всё придумала? И он не ждет её. Не переживает. Не нужна ему. Но почему тогда так ноет, рвётся душа, словно зовет её другая, родная – Сашкина.

Проходил день за днём. Письма всё не было. Зря спешила домой из школы – почтовый ящик по-прежнему был пуст.

***

К середине декабря зарядили дожди. Низкое хмурое небо повисло над головой. Класс, в котором теперь училась Таня, оказался очень дружным. Каждую субботу ученики в полном составе посещали школьные вечера, дискотеки. Вместе отмечали дни рождения, ставили спектакли, оставаясь на репетиции после уроков. Отголоски этих вечеров, праздников она слышала на переменах. Таня завидовала: там дома, в её классе, не было такой доброй, дружеской атмосферы. Редко собирались вместе. Не интересовались, как кому живется? Не нужно ли помочь?

В этом дружном коллективе она была чужеродным элементом. Сначала её расспрашивали, приглашали на дни рождения. Олеся заходила за ней домой, чтобы взять с собой на вечер. Одноклассники пытались вовлечь новенькую в жизнь класса, заинтересовать. Но всё было напрасно. Олеся и Юра, которому приглянулась Таня, приложили немало усилий, пытаясь сроднить с коллективом, но ничего не выходило.

На вечерах Таня не появлялась. От дней рождения вежливо отказывалась. Сразу после уроков отправлялась домой. И её оставили в покое.

Только Юра Дорохов не терял надежды. Время от времени старался общаться с девушкой, находя для этого различный повод. В его нелёгкой жизни было много трудностей, но он никогда не унывал и давно научился радоваться малому. Новенькая ученица потрясла его воображение именно своей отстранённостью и загадочностью. Она была вежливо холодна. А её необычные глаза, чем-то похожие на глаза газели, всё время грустили. Юра помнил первое появление Тани Васильевой в классе. Открылась дверь, на пороге появилась незнакомка. Оглядела учеников спокойными серьёзными глазами.