Сад неведения

В центре сада, на площадке, очищенной от зарослей, стоял памятник, огороженный штакетником. Планкой, вырванной из ограды, с длинными ржавыми гвоздями, два пьяных хулигана испещрили тело третьего хулигана. Очевидцы говорили, что убийцы накололи на спине убитого какой-то знак, который выступил на рубашке кровавыми потеками. Убитым оказался удалой Рза, единственный сын стареющих родителей, уважаемых людей, старых активистов. Мать его — одна из тех освобожденных женщин Востока, впервые оседлавших коня и после никогда не слезавших с седла.

Приговор, высшая мера наказания, всколыхнул зал, народ аплодировал.

Убийство в последние годы было редкостью, событием, тем более такое чудовищное, и народ сбежался на заседание суда со всего района. Даже большой зал клуба, где проводились самые важные собрания, не мог поместить всех желающих. Многие стояли в духоте, обливаясь потом, но не покидали зала, хотя бы чтоб немного проветриться в тени раскидистых тополей, освежиться в арычке.

У Рзы — первого хулигана в городке, но хулигана доброго, хулигана по недоразумению, да и вообще хулигана ли? — осталась молодая жена, известная своими длинными косами ниже колен. Это были самые длинные косы в районе.

Впоследствии она станет судьей.

Когда она училась на юрфаке, Бакы заглянул к ней в гости на правах земляка. Она по-прежнему была с длинными косами. Когда она, нагнувшись, расстилала сачак, косы ее падали на хлеб. Она была без пяти минут выпускница, он же приехал только поступать. Она ему казалась загадочной, он не знал, что она думает, пережив такую трагедию.

Увидев ее еще через десять лет женой Салора, ответственного работника, побывав как-то у них дома, Бакы поймет, что никакой загадки в ней нет, судейской строгости тоже. Салор тоже окажется без загадки. А тогда, в школе, выглядел загадочным — серьезный конферансье на концертах художественной самодеятельности. Бакы удивлялся тогда его имени и фамилии. Имя — название племени, фамилия в переводе — копье, хотя в этом ничего особенного. Скорее, смешно. Дело в том, что его одноклассника звали Баят — название племени, а фамилия в переводе — щит. При виде Салора Баят дрожал, напрягался: Салор идет! Племена эти когда-то враждовали, как щит с копьем.

Убийц, как нарочно, звали: одного Азат — Свобода, другого — Бегенч — Радость.

У Азата осталась молодая жена, учительница Нина, дождавшаяся мужа. Расстрел позднее был заменен пятнадцатилетним сроком, а пробыли убийцы в заключении всего по восемь лет, причем половину этого срока они провели вольнопоселенцами в горнорудном поселке, живя с семьями в отдельных квартирах.

Много позже Бакы выяснит, что убийство Рзы было не случайностью: очень уж он мешал кое-кому своей честностью.

Бегенч был младшим братом редактора районной газеты. Бакы раньше хорошо относился к редактору, потому что тот регулярно его печатал, но после убийства перестал носить стихи.

В день приговора убийцы были в белоснежных рубашках, таких стерильных, как халаты у хирургов, таких невинных, как платья у невест. Головы острижены наголо, и черепа их были деформированными, с шишечками. Рукава засучены, как у мясников, и на тонких, нервных, как у музыкантов, кистях их волосатых рук он искал следы крови. Облик убийц вызвал у Бакы слабость и головокружение, как от потери крови. Такое ощущение он испытывал на донорском пункте, когда сдавал кровь по собственному желанию, каждый месяц полстакана. Никто ему не говорил, что так много нельзя, с радостью принимали.

Рза, убитый в двадцать лет, был славным парнем. Открытое красивое лицо. Всегда кидался в драку на помощь избиваемому, обижаемому. Нигде никакая драка не обходилась без него, в каком бы конце городка она ни начиналась. Всегда и везде Рза вступался за слабых и обиженных. Он пытался установить справедливость, наказать зло с помощью своих кулаков. Когда закон оказывался неуместным и неповоротливым, чиновники — подкупленными, тогда появлялся Рза, которого называли в шутку «санитаром духа», и восстанавливал справедливость.

Видя, как мальчишек гоняют с дерева, на котором они никому не мешали, Рза покупал всем билеты.

Аман, рефлексирующий человек, самого себя огромным усилием, самомнением, самобичеванием сделавший инструктором райкома, утверждал, что Рза мог бы стать известным художником, дипломатом, легкоатлетом, музыкантом, гроссмейстером... будь он немного расчетливее, честолюбивее, благоразумнее.

Пост инструктора прочили Исе, но Иса не вернулся из армии, и пост этот занял Аман.

Иса тоже был необычным человеком, как и Рза. Но в отличие от Рзы — не горячился, не кидался кулаками восстанавливать справедливость, то есть, по словам жителей, «не хулиганил». Но все же как-то действовал на окружающих: достаточно было оказаться вблизи него, чтобы это почувствовать. При нем никто не мог ругаться, грубить, лгать — язык не поворачивался.

Даже самолюбивому Аману, любителю отыскивать в людях недостатки, не удавалось найти в Исе плохое. А ведь угодить Аману было нелегко — он предъявлял людям большой счет, он ненавидел в людях плохое, он не прощал людям их недостатки!

Более того, Аман признавал в Исе много достоинств, правда, при этом пытался разобраться в них. Но достоинства Исы не поддавались его анализу. Возможно, Аман признавал Ису потому, что его уже не было в живых. Аман говорил всем, что Иса был его лучшим другом. И Амана почитали, как лучшего друга покойного.

Иса запечатлелся в памяти Бакы в солнечные светлые дни. Однажды Иса приехал на каникулы. Бакы и другие мальчики прибежали к его дому. И Бакы увидел: Иса как бы светится. Он сидит со своими ровесниками на веранде. Вокруг него, как мотылек вокруг лампы, вьется мать, Карима-апа. Иса тоже был сыном одинокой матери, вдовы, как и Энвер, уехавший в Москву, чтобы стать большим ученым, а умерший там дворником.

Бакы и другие мальчики остановились у калитки, стесняясь подойти к взрослым, и, не отрывая глаз, любовно стали смотреть на Ису. Иса сразу заметил их, встал, подошел к ним, поздоровался с каждым, узнал каждого, хотя мог и не узнать их, так как учился в большом городе и редко бывал дома, повел мальчиков к столу и угостил их такими сластями, какие в городке не продавались.

Иса служил в десантных войсках, и, когда совершал прыжок, а было это перед самой демобилизацией, парашют не раскрылся. Наверное, он летел, как птица, и легко, мягко обнял ставшую родной латвийскую землю, потому что ни единого повреждения на теле не обнаружили, а на лице был покой.

Карима-апа ездила хоронить сына. Бакы ходил с торбой по домам и собирал деньги ей на дорогу. Не нашлось ни одной души, кто хотя бы пятачок не кинул в торбу.

4. Шайтан

С недавних пор в доме поселился шайтан, даже не в доме, а в одной комнате с ним, и к тому же еще спал в его кровати, которую Бакы уступил как воспитанный, гостеприимный мальчик, а сам устроился на раскладушке. Шайтан принял любезность мальчика как должное, и это насторожило Бакы. С того дня началось их единоборство. Шайтан сразу приступил к своим обязанностям, устраивая бесконечные козни, провоцируя его на плохие поступки и мысли, пробуждая в нем низкие страсти.

Позднее Бакы поймет, что это было единоборство с самим собой, с шайтаном в себе.

Шайтан явился из-за реки в облике родственника Ямана. Правда, имя Яман, в переводе — Плохой, намекало на его сущность, но Бакы не сразу придал этому значение.

Не дослужив в армии — симулировав болезнь, он добился досрочной демобилизации,— навестив родителей на острове, приехал в городок и попросил разрешения пожить у родителей Бакы. У Ямана были свои планы. Городок, который рос и скоро мог стать городом, предоставлял возможность выбиться в люди. А на острове можно заняться разве что охотой и рыбалкой, сбором корней лакрицы и пастушеством. Среди многочисленных братьев Яман считался наиболее подающим надежду — смышленым и честолюбивым, и потому наиболее уважаемым в семье. Другие его братья не имели особых притязаний в жизни.