Страница 3 из 54
Ведь наш физический мир непосредственно граничит с другим, сверхчувственным миром. И никогда не было столь интенсивным воздействие этого метафизического мира, как в наше время. Только люди не замечают этого; его не замечают даже тогда, когда оно становится ужасающим, устрашающим, когда оно выворачивает душу. По современному миру проносятся столь мощные пропагандистские лозунги, что, собственно, великое множество людей должно было бы насторожиться. Но, как правило, этого не наблюдается, по крайней мере, не заметно, чтобы это происходило.
Некоторые из наших друзей могут припомнить, как часто за последние три года[4] я обращал внимание на то, что, когда в будущем — к сожалению, современные критики этого не делают, хотя вполне могли бы, — будет написана история этой так называемой войны, невозможно будет употребить те же самые методы — эти сказки, эти легенды, как их ни назови, — которыми в наше время пишется история. Нынешнее историческое исследование возникает благодаря тому, что ученые господа, как их величают в миру, просиживают месяцы, годы, десятилетия в библиотеках, штудируют дипломатические документы, чтобы написать исторические труды. Должно настать время, когда исторические исследования, возникшие таким способом, по большей части превратятся в макулатуру. Историю последних лет невозможно будет написать таким методом, если у человека голова в порядке. Ибо причины современного хаоса никогда не раскроются тем, кто до сих пор писал историю, но только тем, кто имеет живое чувство того, что это значит, когда достойный сочувствия человек нашего времени поставлен перед судом и вынужден бросить в лицо обвинителям горькие слова, итог его состояния: это произошло и в это мгновение я потерял рассудок! Эти слова произнес Сухомлинов[5], человек вполне достойный, собственной персоной: там он потерял рассудок.
В это же самое время много других потеряли свой рассудок, не он один. Что же это за миг в ходе времен, который может быть определен тем, что люди вынуждены утверждать: они потеряли рассудок? Это тот миг, когда Ариман со своим воинством находит доступ к роду человеческому и к человеческим деяниям. Когда человек бодрствует в своем сознании, когда это сознание ни в коей мере не является пониженным и парализованным, тогда ни Ариман, ни Люцифер не имеют к нему доступа. Но когда оно понижено, когда к нему надо применять формулу: я потерял рассудок, — в этот момент Ариман со своим воинством вступает в мировую историю. Тогда происходят вещи, которых не записывают в дипломатические документы, тем более — замечу в скобках — что за последние десятилетия во всем мире в них написано поистине мало чего разумного. Но независимо от того, что происходит в наше время и что привело к этому хаосу, ведь действуют не только люди, здесь, прежде всего, участвуют ариманические существа, которые ищут доступ к человеку через понижение его сознания. Я знаю, что многим из сидящих здесь доподлинно известно, что сразу после начала нынешней мировой катастрофы я давал такое разъяснение: когда хотят говорить о причинах этой катастрофы, не надо этого делать, опираясь на документы, а необходимо в связи с этими мировыми событиями указывать на тот факт, что Ариман духовным образом нашел доступ к человеческой истории.
Необходимо только, чтобы такие вещи принимались с надлежащей серьезностью, чтобы не просто абстрактно–формальным образом, но действительно конкретно принимались в качестве реалий. Пусть те, кто не хотят знать об этих вещах, сегодня потешаются, когда говорят: Ариман нашел доступ к развитию человечества. Когда такие люди смеются над этими словами, над ними еще посмеется мировая история!
Никак не скажешь, что лежащие на поверхности суждения, представления и понятия за последние годы являют особую зрелость. Совсем нет! Ни разу не было понято, когда в разных местах и по разному поводу за полтора года указывалось, что возникнет нечто, требующее внимательного, бодрствующего наблюдения, а не просто поверхностного ознакомления. И когда приводят конкретно то или иное, что призвано указать человеческой душе на это возникающее явление, всегда не достает бодрствующей духовности для правильного восприятия таких указаний. И вот они осуществились. И приходится констатировать, оно принимается не как имеющее глубокие, глубокие корни на вполне определенной почве. Ведь раз оно имеет столько‑то и столько‑то строк, а они содержат предложения, то они так и расцениваются как столько‑то строк, содержащих столько‑то предложений, ибо современное человечество совершенно не приспособлено усматривать, в чем коренятся такие предложения, а попросту некритично принимает их.
Возможно, вы поняли, что я имею в виду. Вы поняли, что под все более ясно выступающим уже в течение полугодия я разумею послание Папы римского[6]. Я просмотрел множество изданий, чтобы хоть где‑нибудь найти такое суждение, которое, собственно, должно следовать в связи с этим посланием Папы, — вопрос, который неизбежно должен возникнуть в душе человека. Примите только во внимание, что уже с XVI столетия — мы об этом часто говорили — берет свое начало то, что сегодня называется государством. Разумеется, те занятные люди, которых сегодня по всему миру зовут историками, говорят о государстве как о чем‑то давно возникшем. Но эти историки очень плохо знают реальную историю. Современное государство не старше четырех–пяти столетий. А до этого было нечто совершенно другое. И очень важно знать об этом, действительно уяснить себе это. Святой престол в Риме поистине гораздо старше современных государств, и его существование было в свое время хорошо обосновано и многое принесло в мир. Я пытался разыскать, возник ли в ком‑то такой вопрос: почему современное административное образование, возникшее четыре–пять столетий назад, не может найти возможности, исходя из себя самого, прийти к определенному порядку? Почему оно равняется на ветхий святой престол как на предмет актуальной дискуссии, которая в наше время имеет место здесь и там?[7]
Я хотел бы знать, кто согласится кататься на коньках по миллиметровой толщины льду! Ибо понятия, которыми располагает современный человек, чтобы составлять о чем‑то суждение, по сравнению с импульсами, которые вливает Святой престол в современную жизнь, это миллиметровая толщина льда над водами, которые находятся под ним. И то, что сегодня пишут и говорят, напоминает катание на коньках по льду миллиметровой толщины, ибо никто не стремится к пониманию происходящего — ведь дело не в том, чтобы взять в руки документ и проследить, какие в нем стоят фразы, а в том, чтобы знать, что одна и та же фраза может иметь совершенно разный смысл в зависимости от того, откуда она произошла.
Современность повсеместно взывает к серьезности, к основательности, к поиску взаимосвязи вещей, к поиску реального, а не внешней видимости. А этого лишается современный человек, когда заявляет: ну да, таково положение вещей, оно мне еще непонятно, поэтому я не хочу в него встревать. Совершенно неудивительно при той невероятной поверхностности всеобщего современного образования, что все считают себя сведущими, имеющими обо всем суждение. Но когда говорится, что нельзя судить таким образом, а нужно сначала подготовить базу для суждения, то современному человеку это представляется очень трудным. Да, ему вряд ли понравится, что необходимо сначала иметь базу, а затем составлять суждение.
Необыкновенно много для ближайшей перспективы зависит как раз от действительного понимания движущих сил, от понимания того, что хаос поистине не станет меньше, если — допустим это гипотетически — Святому престолу удастся добиться видимости порядка. Нет ничего более ошибочного, чем когда кто‑то сегодня скажет: ах, какая разница, как наступит мир, хотя бы и трудами папы! Самое главное, что при сложившихся обстоятельствах не повредит, если мир придет трудами папы, это самоочевидно; все сводится к тому, в каком смысле его добиваются, кто в этом задействован.[8]
4
Смотри, например, «Истины развития человека и человечества» (ПСС. Т. 176).
5
Сухомлинов Владимир Александрович (1848–1926) — к моменту начала войны военный министр. Вместе с шефом генерального штаба Янушкевичем и министром внешних сношений Сазоновым он нес наибольшую ответственность за неудачную мобилизацию русской армии 29 июля 1914 г., когда был проигнорирован ясный приказ царя в последний момент отказаться от мобилизации. После падения царизма в этой связи Сухомлинов предстал перед судом. Согласно газете «Новое время», на этом процессе он сделал следующее заявление: «В этот день я был близок к потере рассудка». См. «Сухомлинов — русская мобилизация в свете служебных документов и протоколов процесса» (Берн, 1917).
6
Папа Бенедикт XV выпустил 1 августа 1917 г. послание о мире, обращенное к правительствам воюющих государств.
7
Р. Штайнер относил католицизм к прошедшей четвертой постатлантической эпохе. — Прим. перев.
8
Ф. Риттельмайер в «Жизненной встрече с Рудольфом Штайнером» сообщает, что в 1917 году Р. Штайнер казался особенно мрачным. «Если так пойдет дальше, — говорил он, — мы вынуждены будем принять мир из рук Папы». — Прим. перев.