Страница 2 из 54
При этом западные народы плохо оснащены для понимания декларируемых на поверхности целей. Почему же они так плохо оснащены? Это может показаться поразительным для современного человека — не для вас, а для «нормального» современного человека (ведь, примкнув к Антропософии, вы уже выбываете из числа «нормальных» людей), — но современность в гораздо большей степени, нежели какая‑нибудь другая эпоха, требует от человека того, к чему он менее всего стремится: духовно–научного понимания. Для «нормального» человека современности прозвучит в высшей степени удивительно, что порядок из хаоса современности возникнет не ранее, чем достаточное число людей потрудится над усвоением духовнонаучных истин. В этом состоит всемирно–историческая карма.
Пусть себе говорят люди, которые верят, что нынешняя война похожа на предыдущие, что мы вскорости заключим мир, подобный предыдущим мирным соглашениям, — пусть они в это верят. Это люди, которые любят майю, люди, которые не могут отличить истину от заблуждения. Пусть эти люди сами каким‑то образом заключают видимость мирного соглашения: порядок произойдет из хаоса, пронизывающего современный мир, только тогда, когда взойдет заря духовнонаучного постижения. И если вы ощутите своим сердцем: долго еще не будет порядка, — ибо, может быть, вам что‑то подсказывает, что люди еще долго не станут трудиться, чтобы взошла заря духовной науки, — то будете правы. Но тогда вам придется также признать, что порядка из этого хаоса долго не будет. Он наступит не раньше, чем духовнонаучное постижение проникнет в человеческие сердца. Все остальное было бы чистой видимостью, только кажущимся успокоением, под которым постоянно будут тлеть угольки. Ибо порядок впервые возникнет из этого хаоса, когда постигнут его причины.
Да, этот хаос возник из бездуховной концепции реальности. Духовный мир нельзя игнорировать без последствий. Можно верить, что игнорирование духовного мира останется безнаказанным, можно верить, что допустимо отдаться понятиям и представлениям, заимствованным исключительно из чувственного мира, можно так верить, и это всеобщая вера современного человечества. Но это заблуждение. Нет, самое превратное из заблуждений состоит в том, что, выражаясь тривиально, духам понравится, когда их игнорируют. Примите это за эгоцентризм, за тщеславие духов, хотя применительно к духовному миру нужна другая терминология, нежели в нашем физико–чувственном мире. Итак, примите это за тщеславие духов, но духи становятся мстительными, когда их игнорируют. Таков закон, такова железная необходимость: духи мстят за себя. И среди множества других характеристик, которые можно дать современности, правильной является и такая, когда можно сказать: современный хаос в человечестве — это месть духов за то, что их так долго игнорировали.
Припомните, сколь часто здесь и в других местах я говорил: существует таинственная взаимосвязь между человеческим сознанием и разрушительными силами Вселенной, именно силами деградации. Да, существует таинственная взаимосвязь между разрушительными силами Вселенной и сознанием. Она состоит в том, что одно может заменять другое — с одной стороны, а с другой — должно служить ему следующим образом.
Допустим, была бы такая эпоха, скажем, в последние двадцать или тридцать лет XIX века, когда человечество так стремилось бы к духовному, как оно в последние два, три десятилетия XIX века стремилось только к материальному познанию и меркантильным действиям. Допустим, в конце XIX столетия человечество устремилось бы к духовным переживаниям, к духовному познанию, к духовной практике. Что бы тогда произошло? Что бы произошло, если бы люди стремились к познанию духовного мира и, исходя из духовного мира, заложили бы основы физического мира, вместо того, чтобы в последние десятилетия XIX века, повинуясь инстинкту, все больше и больше гоняться за тем познанием, которое, в конечном счете, наибольший триумф празднует в изготовлении смертоносных орудий и считается только с материальными приобретениями? Что произошло бы, если человечество стремилось бы в социальной сфере обрести духовное познание и спиритуальные импульсы? Это была бы компенсация в отношении разрушительных сил! Степень бодрствования людей повысилась бы, вместо того, чтобы проспать происходившее в последние десятилетия XIX века. Степень бодрствования людей повысилась бы, и в первые десятилетия XX века не понадобилось бы вносить разрушение, если бы сознание людей было более сильным. Духовное сознание должно быть сильнее чувственно–материального. Будь сознание сильнее в последние десятилетия XIX века, разрушительным силам не понадобилось бы проникать в первые десятилетия XX века.
Самым интенсивным, самым проникновенным, но и, хотелось бы сказать, в познавательно–теоретическом отношении самым ужасающим образом это сказывается, когда знакомятся со многими умершими, которые пришли в духовный мир, — будь это в последние десятилетия XIX века или в первые десятилетия XX века. Среди них находятся множество душ, которые здесь в суете земной жизни, в погоне и стремлении к материальному, не имели возможности пробудить свое сознание воздействием спиритуальных импульсов. Многие прошли через врата смерти, не имея ни малейшего представления о тех понятиях и идеях, на которые указывают эти импульсы. Если бы здесь на земле, прежде чем эти души прошли врата смерти, для них существовала бы возможность принять спиритуальность в свои представления и в свои понятия, то они пронесли бы ее через врата смерти. Это та ценность, в которой они нуждаются после смерти. Но ее они не смогли получить.
Знатоку духовной истории — так называемой духовной истории последних десятилетий XIX века и первых десятилетий XX века — прекрасно известно, что слово «дух» ни разу не было правильно применено: его применяли к самым разным вещам, но только не к тому, чем действительно является дух. Так что души не имели здесь никакой возможности познать дух. И они должны были это компенсировать. Теперь, когда они через врата смерти вступили в духовный мир, они испытывают страстную жажду. Чего же так страстно жаждут эти души, которые прожили здесь жизнь в материализме? Они жаждут принести разрушительные силы в физический мир. В этом состоит компенсация.
Невозможно разделаться с такими вещами при помощи удобных понятий. Если стремятся в этой области познать реалии, то надо возыметь чувство к тому, что в египетских Мистериях называлось железной необходимостью. Это устрашает, но необходимо, чтобы разрушение имело место, ибо прошедшие через врата смерти тоскуют по разрушительным силам, в которых они могли бы жить, после того, как здесь они не смогли получить компенсации при помощи спиритуальных импульсов.
Порядок из хаоса возникнет не раньше, чем люди решат действительно вместить в свои души эти серьезные истины, а также допустить эти серьезные истины в идеи, которые пронизывают политику современного мира. И если эти истины звучат пессимистически и вы думаете: как далеко еще человечество от подобных требований, — то вы правы. Но пусть из этого правомерного пессимизма последует внутреннее требование, причем это должно быть бодрствующим требованием, когда у вас возникает возможность, — в том жизненном положении, в которое вы поставлены, — пытаться пробуждать души в направлении, в котором духовная наука может посылать свои импульсы. Конечно, наше время дает тому мало возможностей, но надо действительно честно и откровенно, в доступной тому или другому форме, обращать внимание на факт, что современность вызывает у умерших стремление, резонирующее с тем, что мы, живущие здесь на физическом плане, переживаем с таким ужасом.
Если обдумать, насколько удобно так живописать своим ближним сферу, в которую вступает человек, прошедший врата смерти, если проследить за елейными проповедями — а в наше время и политики пошли по стопам проповедников — с их удобными представлениями о духовном мире, то можно составить себе живое представление о том, насколько далеко от действительности удобное тщеславие ведущих людей современности. Когда слушаешь речи таких ведущих людей, — а эти ведущие люди в жизни как раз отмечены тем, что они весьма далеки от того, чтобы управлять, а, наоборот, сами управляются всевозможными бессознательными силами, причем редко правильными, — и когда сравниваешь эти речи с тем, что необходимо современности, тогда видишь, насколько серьезна, бесконечно серьезна ситуация.