Возвращение

Воздух ударом вернулся мне в лёгкие и всё происходящее, начавшее сверкать в радужном свете, стремительно померкло и мигом вернулось в унылое настоящее.

Чего теперь-то мне радоваться? Кажется, только что Вебер дал мне ясно понять, что я в далекой френдзоне. И ведь наверняка считает, что ни одна девушка, которая младше его на пятнадцать лет, не полюбила бы такого старика как он.

Ха-ха-ха.

Вот только это точно не про меня.

- Угу, - буркнула я.

- Скоро все трудности разрешатся, Машка, - сказал Вебер хрипло. – Выберемся отсюда, дойдём до Кольта, а дальше к Соболеву. Вот и всё…

Наёмник задумчиво смотрел куда-то перед собой и едва заметно щурил глаза. Я закрыла глаза, вдыхая его запах – мяты, сигарет, ночного ветра.

«Вот и всё… - с печалью подумала я, закрывая глаза. – Вот и всё…»

***

Возле Иверской часовни у Воскресенских ворот народ толпился, громко крича и волнуясь. За сборищем людей следил небольшой конвой из четырех человек, дежуривших у массивных дверей храма. Все люди из конвоя были одеты в одинаковую форменную одежду еще довоенных времен.

Лица у охранников были бледными, но относительно чистыми, с давно зажитыми ранами или, наоборот, со свежими царапинами. На руках у каждого из охранников были одеты плотные перчатки, на груди наперевес покоились автоматы.

Конвойные пропускали в часовню по несколько человек, и уже вскоре торопили их выйти. Здесь, у храма, я видела множество самых разных людей: старушек в платках, детей в потрепанной одежде, серьёзных мужчин с обветренными лицами, молодых людей и девушек с рюкзаками на спине, словом, всех. Кто-то читал акафисты или пел тропари, кто-то плакал, тихонько стоя в сторонке, кто-то молился, сложив руки на груди или вытянув их перед собой. Некоторые, молясь, стояли на коленях, другие сидели на земле.

Иверская часовня хорошо сохранилась после войны. Я видела потертое дерево резных дверей и изумительные золотые звёзды на голубом куполе храма. Посмотрев на крест в руках ангела, сверкающего позолотой на вершине часовни, я, как и Вебер, осенила себя крестным знамением и с молитвой поклонилась до самой земли. Душа моя тосковала по Богу. Мне бы хотелось остаться здесь подольше, но толпа теснила, да и нам надо было идти.

- Помоги нам всем Господь, - сказала старушка, сжимая в дрожащих руках банку для милостыни.

Я бросила жетон в её банку, и она поблагодарила меня.

Мимо нас с Вебером проехал мужчина на велосипеде, к багажнику которого был прикреплен старенький магнитофон. Я отшатнулась от него, после чего мигом нырнула в Воскресенские ворота вслед за наёмником.

На площади потоками из стороны в сторону курсировало множество народа: немощные старики с мешками или сумками, странники в дорожной одежде, худые женщины с детьми, краснолицые торговцы с сумками и челноками.

Люди толпились у древнего краснокирпичного здания Исторического музея, ходили мимо собора Казанской иконы Божией Матери, где в окнах теплился неяркий свет тонких восковых свечей. На другом конце Красной площади я увидела Собор Покрова Пресвятой Богородицы или, как его до сей поры называли в народе, Собор Василия Блаженного, и некоторое время всё никак не могла оторвать взгляд от старинного храма, так хорошо сохранившегося после войны. Цветные маковки, словно бы сделанные из глазури, красовались на фоне серого неба, а в древних стенах светились маленькие окошки. Недалеко от собора высилась Спасская башня. Она касалась серых небес сияющей красной звездой, а её круглый циферблат с обездвижено замершими стрелками переливался золотом.

Меня кто-то толкнул, и я ахнула, удержавшись на ногах только благодаря Веберу. В двухстах метрах впереди нас торговцы и караванщики суетились и бегали куда активнее, чем на пяточке возле Исторического музея. Гул там впереди стоял страшный: слышались смешки, голоса, крики, стук колёс и скрип дерева. Я вытянула шею, приглядываясь к тому, что там творилось в центре площади. Поразительно! Многочисленные повозки, загруженные лошадьми, а ещё телеги с мешками и коробками стояли у неглубокого кратера в центре площади, где был разбит рынок – огромный, шумный, похожий на бурлящий котёл. Я ещё никогда не видела места, столь пёстрого и оживленного.

И вот же он, ГУМ, напоминающий мне замок со страниц сказочных книг, высится прямо напротив рынка. Серо-голубая крыша с двумя острыми башенками укрывала здание из бежевого, уже давно потемневшего камня, а остатки резных узоров ещё с давних времен по-прежнему красовались между окон и у широких арок, под которыми располагались входные двери.

Войдя в здание ГУМа, мы с Вебером оказались в просторных помещениях торгового дома, некогда бывшего одним из самых известных в Москве. Узорная лепнина была испорчена временем и плохими условиями, но красота по-прежнему оставалась живой в ветхих арках и в изящных выступах, в кованых парапетах и в полукруглых мостиках. Деревянные двери и красивая мебель была исчерчена царапинами и сколами, покрыта пылью. На мраморном полу плавали мутные блики от старых ламп. Стеклянный потолок центрального прохода в торговом доме был наполовину разбит, его осколки были сметены к стенам в некрасивые горки. Кстати, под потолком жители центральной Москвы натянули куски брезента, чтобы хоть как-то защититься от стеклянного крошева и палящего солнца. В середине широких коридоров и на круглых площадках, где, по всей видимости, когда-то были организованы кафе и забегаловки, до сих пор стояли круглые столики – деревянные, плетеные, кованые. Возле них были установлены пункты раздачи еды, именно поэтому там толпилось много людей.

Мы не сразу нашли «Амадеус». Нам пришлось довольно долго петлять по коридорам ГУМа, прежде чем мы вышли к стеклянным витринам нужного нам бара, о котором нам говорил Кольт. Возле дверей в заведение стоял молодой человек в длинном плаще и с ёжиком рыжих волос на голове. Он щурил глаза и быстро перебирал колоду игральных карт, сжимая её в крепких пальцах. Неподалеку от него на старых картонках возле стены сидели две девушки, тихонько играющие музыку на самодельных инструментах. Вебер оставил собак снаружи, у разбитой вазы, затем мы с ним прошли мимо девушек, обошли рыжеволосого парня и зашли в бар. В полутемном помещении «Амадеуса» стены были отделаны панелями из тёмных досок, а источником света служили изогнутые золотистые бра. Здесь изумительно хорошо чувствовался запах табака, старого дерева и пряностей. Потоптавшись на месте, мы протиснулись поближе к стойке, заставленной широкими бокалами с разномастным алкоголем и стеклянными пепельницами, в которых дымились окурки.

Суровый бармен в синей бандане и с густой бородкой, покрывающей крепкий подбородок, сердито поглядывал то на официанта, разносящего напитки, то на пожилую уборщицу, оттирающую столешницу в другом конце зала.

- Доброго времени суток, - прочистив горло, быстро сказал Вебер.

- Чего ещё?

Окинув сначала Вебера, а потом и меня взглядом и не обнаружив ничего интересного, бармен недовольно скривил физиономию.

- Нам нужен Цент, - ровно сказал Вебер, хотя прищур у него был уж очень недовольный.

- А больше ничего вам не нужно? - зло огрызнулся бармен.

Вебер явно подавил гнев, после чего выдавил из себя кривую усмешку.

- У вас тут со всеми гостями так разговаривают? - спросил наёмник. - Никто не говорил, что мы пришли сюда без жетонов. И чем вежливее и быстрее ты нам ответишь, тем больше жетонов останется в твоих карманах.

Достав из кармана прозрачный пакетик, в котором звякнули двадцать жетонов, Вебер плюхнул его на стол. Бармен кинул на пакет оценивающий взгляд, затем проверил его по весу и кисло буркнул:

- В углу зала, у звезды.

Подхватив со стойки несколько пустых стаканов, оставленных клиентами, парень развернулся и ушел к стеллажам с выпивкой. Я растерянно обернулась. Некоторое время с непониманием оглядывала зал: народу – тьма. За круглыми и квадратными столиками люди бурчали что-то друг другу на уши, или, наоборот, громко обсуждали что-то, гоготали, со звоном чокаясь стаканами. Кто-то спал на диванах у стен, кто-то курил, кто-то без устали опустошал бутылки с водкой или с настойкой – самое дешёвое из того, что здесь можно было купить в объеме бутылки. Вебер кивнул мне, и я направилась вслед за ним. Мы осторожно шли по залу, протискиваясь между кресел, стульев и столов. Саша шёл впереди, я держалась за ним.