Страница 5 из 130
— А её владения?
— Не весьма богаты. Ими управляет очень умный мулат, который был оставлен ей отцом, который получил образование и имеет таланты не весьма обыкновенные в его касте. Он управляет её плантацией, и, мне кажется, это самый верный и преданный человек.
— Клэйтон, — сказал Россель, — все это не очень интересно для того, кто смотрит на свет моими глазами, но для тебя это может быть даже и слишком серьёзно. Я бы советовал тебе не заходить слишком далеко.
— Ты опоздал, мой друг, с твоим советом; — я уже; решил это дело.
— В таком случае желаю тебе счастья! А теперь, если дело идёт о женитьбе, то и я могу сказать, что моё дело тоже решенное... Я полагаю, ты слышал о мисс Бенуар, из Балтимора: она моя невеста.
— Как! Неужели ты женишься?
— И уже помолвлен; — все решено и будет кончено о святках.
— Расскажи же, как это случилось.
— Мисс Бенуар высокого роста (я всегда говорил, что не женюсь на низенькой женщине), не красавица, но и не дурна собой; имеет весьма хорошие манеры, знает свет, очень мило поёт и играет, и имеет порядочное состояние. Ты помнишь, прежде я не думал жениться на деньгах; но теперь, при изменившихся обстоятельствах, я не мог полюбить без, этого приложения. Некоторые называют подобный поступок бездушным; но я смотрю на это совсем с другой точки зрения. Если я встретился с Мэри Бенуар, и узнал, что она ничего не имеет, я тогда не решился бы пробудить в ней чувства сильнее обыкновенной приязни; но, узнав, что она имеет состояние, я присмотрелся внимательнее, и нашёл, что кроме состояния она имеет и многое другое. Если это называется женитьбой на деньгах, то пусть так и будет. Твоё дело, Клэйтон, совсем другое: ты женишься чисто по любви. Что касается до меня, то я смотрел на этот предмет, как говорится, глазами рассудка.
— Что же ты намерен делать с собой в свете, Россель?
— Буду заниматься делом, и приискивать выгодное место. Я хочу быть президентом, как и всякий порядочный человек в Соединённых Штатах. Разве я хуже других?
— Не знаю, — сказал Клейтон, — конечно, ты можешь достичь этого сана, если будешь трудиться и усердно и долго. С своей стороны, я бы скорее желал идти по лезвию меча, которое, как говорят, служит мостом в рай Магомета.
— Ха! ха! ха! Воображаю, как бы ты пошёл по этому мосту, какую фигуру представлял бы мой друг балансируя, выпрямляясь на этом лезвии и делая страшно-кислые гримасы! Я знаю, что и на этом поприще ты также бы хотел быть покойным, как и в политической жизни. А между тем, ты далеко выше меня во всех отношениях. Очень было бы жаль, если б такой человек, как ты, не сумел устроить дела свои. Впрочем, наши национальные корабли должны управляться второклассными кормчими, — такими, как я, потому что мы умеем извернуться в самых затруднительных обстоятельствах.
— Мне никогда не быть, — сказал Клейтон, — никогда не быть человеком, который во всём успевает, которому все удаётся. На каждой странице книги «Успех в жизни» мне всегда будет видеться надпись: « Какая польза человеку из того, если он приобретёт весь свет и погубит свою душу»?
— Я не понимаю тебя, Клэйтон.
— Мне, по крайней мере, так кажется. Судя потому, как идут дела теперь в нашем государстве, я должен или спустить флаг правды и чести, и заглушить в душе моей все её благородные наклонности, или отказаться от надежд на успех. Я не знаю ни одной тропинки в жизни, где бы шарлатанство, подлог не служили верными проводниками к успеху, — где бы человек главным ручательством успеха имел чистоту своих правил. Мне кажется, что у каждой тропинки стоит Сатана и говорит: всё это будет твоё, если ты падёшь ниц и поклонишься мне.
— Зачем же ты, Клэйтон, не поступил в духовное звание с самого начала, и не скрылся за кафедрой от искушений демонских.
— Я боюсь, что и там я не нашёл бы защиты. Я не мог бы получить права говорить с моей кафедры без некоторых обязательств говорить так, а не иначе; это было бы стеснением для моей совести. При подножии кафедры я должен был бы дать клятву открывать истину только в известной формуле; — а при этой клятве меня обяжут жизнью, достоянием, успехом, добрым именем. Если б я последовал внушениям моей совести, мои проповеди были бы сильнее, чем защитительные речи.
— Господь с тобой, Клэйтон! Что же ты хочешь делать? Не намерен ли ты поселиться на своей плантации разводить хлопчатник и торговать неграми? Я с каждой минутой ожидаю услышать от тебя, что ты подписался на газету "Liberator" ("Освободитель") и хочешь сделаться аболиционистом.
— Я действительно намерен поселиться на плантации, — но не намерен разводить хлопчатника и вести торговлю неграми. Газету "Liberator" я получаю, потому что я свободный человек и имею право получить, что мне угодно. Я не соглашаюсь с Гаррисоном, потому что, мне кажется, я знаю об этом предмете больше, чем он. Но он имеет право, как честный человек, говорить то, что думает; на его месте я бы сам воспользовался этим правом. Если я видел вещи в том свете, в каком видит он, я бы сделался аболиционистом; — но у меня совсем другой взгляд.
— Это величайшее счастье, для человека с твоим характером. Но, наконец, что же ты намерен делать?
— То, что должен делать каждый честный человек с четырьмястами подобных ему созданий — мужчин и женщин, поставленных от него в совершенную зависимость. Я намерен воспитать их и сделать способными к свободе. Какая власть на земле может быть выше той, которую даровал Бог нам — владельцам. Закон предоставляет нам полную и неограниченную волю. Плантация такая, какою могла бы быть плантация, должна быть "светочем для освещения людей образованных". В этом эфиопском племени есть удивительные и прекрасные дарования, которым не позволяют обнаруживаться; дать им свободу и развить их, вот предмет, полный живого интереса. Разведение хлопчатой бумаги должно быть делом последней, важности. Я смотрю на мою плантацию, как на сферу для возвышения человеческого достоинства и для душевных способностей целого племени.
— Довольно! — сказал Россель.
Клейтон нахмурился.
— Извини меня, Клэйтон. Все это возвышенно, величественно; но тут есть одно неудобство. Это решительно невозможно.
— Всякое доброе и великое дело называлось невозможным, пока не было сделано.
— Я скажу тебе, Клэйтон, что будет с тобою. Ты сделаешься целью для стрел той и другой стороны. Ты оскорбишь всех соседей, поступая лучше, нежели они. Ты доведёшь своих негров до такого уровня, на котором они встретят против себя стремление всего общества, а между тем, ты не заслужишь одобрения от аболиционистов. Тебя прозовут возмутителем, пиратом, грабителем и тому подобными изящными именами. Ты приведёшь дело в такое положение, что никому, кроме тебя, нельзя будет справиться с ним, да и тебе самому очень трудно; потом ты умрёшь, и все разрушится. И, если бы ты мог делать дело наполовину, оно было бы не дурно; но я тебя давным-давно знаю. Тебе мало будет того, чтобы выучить их катехизису и нескольким молитвам, чтоб они читали их, сами не понимая, что и называется у наших дам достаточным религиозным образованием. Ты их всех выучишь и читать, и писать, и думать, и говорить, — я того и буду ждать, что ты с ними примешься за арифметику и грамматику. Тебя так и тянет завести университет для них и клуб с прениями о возвышенных предметах. Ну, а что говорит Анна? Анна рассудительная девушка, но я ручаюсь, что ты уже сбил ее с толку на этот счет.
— Анна интересуется этим не меньше, нежели я; но у ней более практического такта, нежели у меня, и во всём она вечно находит трудности, которых я вовсе не вижу. У меня есть превосходнейший человек, совершенно вошедший в мои виды; он берет на себя заведование делами плантации вместо этих негодяев управителей. Мы с ним постепенно введём систему платы за работу, это научит их понимать собственность, внушит им привычку к трудолюбию и экономии, сделав вознаграждение каждого соответственным его прилежанию и честности.