Формалин

Шипение.

Оно поглощает меня своими глазами. Эти бездны. Мне нужно бежать!

Сердце готово вырваться из груди, когда я закрываю дверь, кинувшись вниз. Опять дверь. Распахиваю ее, захлопнув, и закрываю на щеколду, слыша, как нечто тяжелое скатилось по ступенькам, ударившись о дверь. Я прижимаюсь всем телом к ней, не дав щеколде сорваться.

Прислушиваюсь.

Тихо.

Прикрываю глаза, кусая губы.

Шорох.

Замираю, впивая ногти в ледяной металл биты. Роняю короткие вздохи. Резко оборачиваясь, и держу оружие перед собой. Зрачки бегают по помещению: это подвал?

У стен стоят шкафы, в углах свален старый хлам, прикрытый тряпками. В центре стол. На столе свечи. Сглатываю, слыша шорохи. Они раздаются в каждом углу. Не давая сосредоточиться.

И шепот.

Этот раздражающий уши шепот.

— Ты все-таки вернулась ко мне, — этот голос действует мне на нервы, но я не вздрагиваю от неожиданности, биясь в конвульсиях от страха. Смотрю в сторону стола. По другую сторону стоит Петра. Девушка одета в длинное платье, оголяющее ее плечи. Она улыбается мне.

Я лишь рычу:

— Что, блять, тебе надо от меня?

— Мне? Или тебе? Это ведь ты вернулась ко мне, — она скользит пальцами по гладкой поверхности стола. Я сжимаю губы, продолжая держать биту перед собой:

— Где мой отец? — мой голос грубеет.

— Не знаю, — она притворно задумалась. — А ты разве не встретила его, пока шла сюда, ко мне.

Я напрягаюсь:

— Не играй со мной…Я не верю тебе. Это ведь все ты, — невольно поддаюсь эмоциям, засевшим в груди. — Это из-за тебя моя жизнь рушится, Кэтрин.

Девушка подняла глаза:

— Нет, я хочу помочь тебе обрести свободу, Кэйлин.

— Что Оно, черт возьми, такое?! — срываюсь, желая знать правду.

— Оно? А, — она моргает, смахивая ладонью пыль со стола. — Ты знаешь, мысли материальны, — выпрямляется, смотря на меня. – Все, о чем мы думаем, живет в том месте, где мы живем.

Я начинаю отходить в бок, ведь девушка обошла стол, медленно перебирая ногами.

— Ты, думаю, уже понимаешь, что из себя представляет семья Монтез. Так вот, их мысли и создали Его. Они, живя здесь, все время ссорились, ругались, проклиная друг друга, а все, о чем мы думаем, становится нашей реальностью, поэтому стоит следить за ходом своих мыслей, согласна?

— Если это мысли, принадлежащие этому дому, тогда какого черта они донимают меня за его пределами? — отхожу к шкафу, чувствуя, как по спине пробежал знакомый холодок.

Они здесь. Повсюду. В этом помещении.

— Все просто. Есть два варианта: либо твой мир схож с тем, в котором Они живут, либо твой дух настолько слаб, что Им удалось проникнуть в твою голову. Поэтому все, что ты видела вне дома, это лишь твои галлюцинации. Это и произошло с О’Брайеном.

Мои руки слабнут. Я моргаю, опуская биту:

— Это ты… — шепчу. — Из-за тебя его машина слетела с дороги…

— Не-а, — весело произносит Петра. — Это все Оно. Оно проникло ему в голову. Знаешь, Оно, наконец, смогло это сделать. Дилан был всегда таким недоступным. Казалось, что ничто не может прорвать его «защиту», но нет, — её это забавляет.

— Дилан… Он-то что тебе сделал?! — кричу, вновь поднимая биту, и отхожу к столу, чтобы оказаться как можно дальше от нее. Девушка хмурится:

— У меня был уговор с сущностью. Я обещала отдать ему себя, взамен Оно бы уничтожило моих недругов: семья Монтез, а в частности Кларисса, Линк.

— Дилан ведь был твоим другом, — шепчу, не веря.

Кэтрин смеется:

— Другом? Неужели? — вздыхает. — Ты считаешь его таким хорошим, так ведь? А ведь его вина в моей смерти тоже есть, — она медленно наступает.

Я хмурюсь, не понимая:

— Ты умерла от разрыва сердца…

— Серьезно? — она щурит глаза. – Нет, Кэйлин, это Линк убил меня.

Мои губы раскрываются:

— Линк? — пищу.

— Не все так просто.

Я выпрямляюсь, собравшись:

— Ты убила его мать, уничтожила его нормальную жизнь, ты все разрушила. И после этого требуешь к себе жалости? — рычу. —

Да я бы сама тебе башку свернула, если бы знала. Что ты — виновник в смерти моих близких. Линк убил тебя, что ж, — киваю. — Дилан тут причем?

Петра отводит взгляд:

— Ты ведь задавалась вопросом, почему Линк не терпит Дилана? Они были друзьями раньше, но почему все изменилось? — щурится, вновь взглянув на меня. — Потому что Линк боится О’Брайена. Ведь он видел, — усмехается. — Дилан все видел. Линк душил меня в комнате, а Дилан видел это, стоя у окна. Но знаешь, что он сделал?

Я моргаю, заикаясь:

— Ч-что?

— Ничего, — Кэтрин цокает языком. — Ничего, чтобы помочь мне. Он закрыл шторы, словно перед ним самая обыкновенная бытовая сцена.

— Но для тебя убить кого-то тоже обыкновенное дело, не так ли? — хмурюсь.

— Значит, мы с Диланом тоже похожи, — она улыбается, а я срываюсь:

— Ни хрена подобного! Ты постоянно сравниваешь кого-то с собой. Тебе просто одиноко здесь, поэтому ты тянешь всех за собой, ты тянешь меня, ведь больше не вынесешь этой пытки. А теперь скажи: все это стоило жизней тех людей, которые, наверняка, пытались поладить с тобой? Линк, Кларисса, твой отец — все они… Они приняли бы тебя в семью, если бы ты сама захотела стать ее частью, — меня начало осенять. Глаза девушки темнели. Опускаю лицо, хмуря брови. Зрачки забегали по поверхности пола.

— А почему все должны быть счастливы?! Все счастливы, когда мне плохо! — кричит Петра не своим голосом. — Почему именно у меня такая судьба?! Почему именно я?!

Поднимаю голову, видя, что внешне Петра изменилась: ее губы посинели, а зрачки стали больше.

— Ты не пыталась стать счастливее, — шепчу. — Ты не прилагала никаких усилий, чтобы изменить свою жизнь. Ты выбрала иной путь, менее трудный. Ты просто рушила судьбы других людей, чтобы всем вокруг было так же плохо, как и тебе, — щурю глаза. — Дилан как-то сказал мне, что Линк — неплохой парень… И теперь я верю ему, потому что он знал, в чем корень зла, Петра, — киваю. — Тебе нравится чувствовать боль, поэтому ты заставляешь всех чувствовать ее… Ты чертова мазохистка, Кэтрин.

Девушка распахнула рот, начав кричать.

Я ужаснулась, отскочив к стене, с которой начала осыпаться краска. Громко. Выронила биту, прикрыв уши руками. Глаза Петры полностью почернели, не оставив ни единого просвета. Ощущение такое, словно помещение зашатало.

Мое сердце начало ныть. Я схватилась за грудь, не давая себе опуститься на колени.

Мне нужно бежать.

Хватка. Я распахиваю глаза, падая лицом в пол. Хватаюсь за ножку стола, оборачиваясь.

Их руки тянутся из темных углов. Они все шипят, таща меня к себе. Я начинаю дергать ногами, сжимая губы. Шипение.

Поднимаю глаза, чуть ли не проглотив собственный язык от ужаса.

Оно сидело на потолке, вывернув голову, и смотрело на меня. Петра остановилась рядом. Она не кричит, но помещение продолжало шатать, словно это из-за подземных толчков.

— Ты не права! — кричит на меня, широко распахивая пасть. Да, именно пасть, ибо резцы, что так блестят в свете свечей, не походят на нормальные человеческие зубы.

Я вскрикнула, когда все тело пронзила боль. Кожа моих ног… Она словно рвется. Напрягаюсь, краснея. Крепче держусь за ножку стола, который начал двигаться за мной. Нет, я не могу проиграть ей!

Блеск пола привлек мое внимание. Масло. Пол покрыт маслом, словно кто-то зажигал здесь лампады. Хмурюсь, сжимая губы, и с криком дергаю ножку стола. Тот опрокидывается. Кричу, когда Они тянут меня к себе, вонзая ногти в досочный пол.

Свечи, упавшие на удачно валяющуюся бардовую ткань, зажгли её. Петра обернулась, чтобы потушить огонь, но я успела схватить её за ногу. Девушка упала на горящую ткань, начиная вопить.

Этот дом. В нем все мысли — материальны.

Хмурюсь, щурясь от жара, что бьет по моим глазам.

Значит, ты тоже материальна, Кэтрин.

Визг. Они визжат, подобно крысам. Я выдергиваю ноги, отползая. Огонь быстро распространяется. Он касается моих ног, заставив вскрикнуть от боли. Петра носится по помещению, держась за лицо. Она горит. Я автоматически начала оглядываться, ища существо, которое было на потолке. Но Его нет.