Формалин

Дилан в реанимации. Так она сказала. И нам туда проход закрыт.

— Вы вообще родственники? — женщина окинула нас подозрительным взглядом, отворачиваясь, чтобы вернуться за стол регистратуры.

Тайлер подносит кулак к губам, притоптывая ногой. Я стою ровно, смотря в этот белый коридор, конца которого не разглядеть.

«Дилан где-то там, и мне к нему нельзя», — повторяю без остановок.

Хеклин тянет меня к креслам. Я поддаюсь. Не могу сопротивляться. Мужчина сел рядом, согнувшись. Он ушел в себя, скрывшись в удручающих мыслях и догадках. А я сидела ровно. Как в первом классе, уложив руки на коленки. Смотрю в одну точку, опустив лицо.

«Я не потеряю его», — сменила пластинку, начав повторять это.

— Кэйлин? — знакомый женский голос. Я, не желая, подняла глаза, щурясь от раздражающего света лампы. Женщина присела на корточки напротив:

— Кэйлин, — вновь повторяет мое имя. — В чем дело? Что ты здесь делаешь?

Точно. Это мать Дилана.

— Мисс О’Брайен, — кажется, Тайлер тоже узнал ее. Женщина хмурится:

— Кто вы?

Хеклин поднимается, бросив на меня взгляд:

— Нам стоит отойти.

Женщина моргает, не понимая, в чем дело, но поднимается, взглянув на меня, после чего отходит к другой стене с мужчиной. Не прошло больше минуты, как она срывается с места, убегая в коридор, куда мне нельзя.

Мне нельзя туда, к нему.

Время тянулось мучительно долго. Я слышала каждый стук, пока стрелка часов передвигалась. Коридоры больницы пустели, а время приема подходило к концу. Тайлер ходил от одной стены к другой, а я продолжала сидеть ровно, словно не в силах даже моргнуть.

Шарканье.

Вернулась мать Дилана. Женщина, пытавшаяся скрыть за косметикой красные глаза, оповестила:

— Он потерял много крови, но его состояние стабилизировалось.

Слышу тяжелый выдох Тайлера, но, чтобы успокоиться, мне этого не достаточно. Поднимаю голову:

— Мне можно увидеть его?

— Он без сознания. Думаю, наркоз еще действует, поэтому нет, не стоит, — она потирает руки. Чувствую, как злость начинает скапливаться в виде соленой жидкости в краях глаз:

— Дайте мне просто увидеть его, — жалобно пищу, но женщина вертит головой в ответ:

— Время приема окончено, — обращается к Тайлеру. — Я позвонила отцу Кэйлин. Он беспокоится, поэтому отвезите ее домой.

Я хмурюсь, качая головой:

— Нет, — смотрю на мужчину, который устало кивает. — Хорошо, — опускает глаза на меня. — Завтра мы его навестим, а пока тебе нужно домой.

Я роняю слезы, чувствуя, что окончательно обессилила:

— Нет, вы не понимаете, — шепчу.

Мужчина обменивается номером телефона с матерью Дилана, после чего помогает мне встать. Я оглядываюсь: мисс О’Брайен отворачивается, идя в коридор, и сильно трет глаза, обнимая себя руками. Тайлер подталкивает меня к входной двери, заставляя холоду вновь проникнуть в мое тело. Они не понимают.

Сажусь в машину.

Им не понять нас, ведь они не знают всего.

Они не верят.

Автомобиль трогается с места.

Никто больше не должен пострадать. Хмурюсь. Мой отец. Он в этом чертовом проклятом доме. Он может пострадать.

Поднимаю глаза на дорогу, освещенную светом фар.

Я должна помочь ему.

========== Part 34. ==========

О них никто не знает.

Они могут жить рядом с вами, наблюдать за тем, как Вы спите, скрываясь в непроглядной тьме.

Они не любители прятаться под кровать или поджидать Вас в шкафу. Нет, Им нравится играть на Ваших нервах: Они стоят за углом, поглядывая на Вас, в то время как Вы принимаете их за висящую кофту, платье, куртку. Да что угодно Вам взбредет в голову, лишь бы не давать даже одинокой мыслишки, что Это — нечто потустороннее, пройти разум насквозь.

Вы можете внезапно проснуться посреди ночи, не осознав того, что это их пристальный взгляд заставил Вас распахнуть глаза, ведь на уровне подсознания Вы чувствуете опасность.

Верно, ведь Они ближе, чем Вы думаете.

Софи знала о Дилане. Она всячески старалась меня успокоить, хоть мне оно не требовалось. Я уверена. Уверена, что с ним ничего не случится.

Закрываю дверь за собой, поворачиваясь к окну. В моей комнате не горит свет. Отец где-то там. И я не отступлю.

Зрачки носятся по комнате. Бита — единственный выбор.

Беру ее, обжигаясь ледяным холодом. Подхожу к окну, открывая его.

Не позволю ни этому существу, ни Петре так легко распоряжаться моей жизнью, моими чувствами… Тем, что дорого мне.

Залезаю на подоконник, оглядываясь. Крепче сжимаю биту. Руки все равно дрожат. Кусаю губы, чтобы зубы прекратили стучать.

Мне не холодно.

Перелезла в свою комнату.

Мне дико страшно.

Выпрямляюсь, держа биту перед собой в согнутых руках. Не могу позволить себе моргать, дышать, шуметь. Хотя все мои попытки быть тише — пустой звук, ведь Оно уже знает, что я здесь. Стены — это Его глаза и уши.

А так же рот. Я чувствую это. Его дыхание. Стены дома словно стонут, только очень приглушенно. Медленно выхожу в коридор, отводя глаза, ведь сбоку висит зеркало.

Оно в зеркалах. Мне нельзя смотреть в зеркала.

Мне не хватает воздуха. Начинаю дышать через рот. Впервые так четко слышу биение собственного сердца. Это бешеный ритм. Мне необходимо успокоиться, или внутренний орган не выдержит такого напряжения, а я не собираюсь проигрывать.

Не смотрю по сторонам, когда прохожу мимо ванной комнаты, дверь которой распахнута. Темнота там кажется еще чернее, а неприятный запах гнили врезается в нос, заставляя задержать дыхание.

Вокруг тишина, но не такая, какой вы привыкли ее видеть.

Она тяжелая. Она давит на плечи и грудь, на глаза и руки. Сжимает сердце и проникает сквозь твое тело, оседая в клетках организма.

Эта темнота живая.

Заставляю себя дышать ровно. Подхожу к лестнице, выглядывая вниз: лишь ступени, исчезающие в густом слое ночной мглы. Моя грудь поднимается и опускается. Выпрямляюсь, сглатывая:

— Я могу, — шепчу. — Я могу… — повторяю не так уверенно, делая шаг.

Ступень скрипит, руша мертвую тишину.

Напрягаюсь, сильнее сжимая биту. Ладони потеют. Спускаюсь вниз, вглядываясь в темноту. Мой отец… Что, если Оно уже добралось до него?

Выхожу на второй этаж, прислушиваясь.

Тишина. Дверь кабинета раскрыта. Его здесь нет?

Хмурюсь, отступая назад.

Оглушительный скрип заставляет мое сердце рваться от страха. Оборачиваюсь, широко распахивая глаза, но давлюсь собственной слюной, ведь это отец. Легкая улыбка озаряет мое лицо, покрывшееся холодным потом:

— Пап, я искала тебя.

Опускаю глаза. Бутылка. Мужчина сжимает её в руке. Отвратительный запах алкоголя. Поднимаю лицо, пискнув. Когда отец схватил меня под руку, ведя за собой вниз.

— П-пап! — кричу от боли, но мужчина лишь бубнит:

— Тебе помогут, Кэйлин, все будет хорошо, — его взгляд мутный, а язык заплетается. — Они сейчас приедут и осмотрят тебя.

— Кто? — я спотыкаюсь, когда мы спускаемся на первый этаж. Отец не смотрит на меня:

— Врачи.

Я теряю дар речи, открыв рот. Начинаю паниковать, пытаясь освободиться от хватки мужчины, который в двое больше меня.

К счастью, урок с Диланом в зале не прошел зря: выдергиваю руку, нанося удар в челюсть. Мужчина отскочил, выронив бутылку. Я обеими руками берусь за биту, тяжело дыша. Волосы путаются, когда встряхиваю головой. Локоны липнут к лицу и лезут в глаза. Переступаю с ноги на ногу:

— Пап, послушай меня. Я пришла за тобой. Нам надо уходить.

— Я знаю, что ты… Черт возьми… — стонет, поднимаясь, но косится в бок, кинувшись ко мне.

Единственное, что пришло мне в голову, — это бежать. Отец не слышит меня. Не хочет слышать. Бегу в зал, хлопая за собой дверью, которую отец бьет ногой, выбегая за мной:

— Кэйлин! Остановись!

Не оборачиваюсь, ведь его голос искажается. Это не мой отец.

Открываю очередную дверь, спотыкаясь. Лестница ведет вниз. Оглядываюсь.

Оно ползет за мной, перебирая всеми руками. Бежит на четвереньках, словно какое-то животное. Нет, насекомое.