Формалин

Странно, что именно такие отрицательные эмоции и чувства, как злость, ненависть, раздражение, гнев - я легко могу проявить и ощутить. А что касается всего прочего, то меня это как-то не цепляет, хотя в последнее время начинает тормошить.

“В последнее время” - как-то часто начал повторять эти слова.

Урок начался. Скука смертная. Мой телефон вибрирует. Сообщения от матери и отца. Сегодня должен быть “семейный” ужин. Губы сами растягиваются в ухмылку: ужин с разведенными родителями? Даже звучит нелепо.

- Эй, О’Брайен, - шепчет Линк, сидя за соседней партой. - А у тебя есть номерок этой Кэйлин?

Именно сегодня этот ублюдок бесит сильнее, чем обычно.

Борюсь с желанием размазать его рожу об парту и сломать эту чертову квадратную челюсть. Серьезно. С его челюсти можно ровные острые углы вырисовывать. Нелепо выглядит.

Отвожу взгляд, вновь смотря в окно.

Нет, поистине нелепо то, что я торчу здесь. Нелепо то, что я пришел сюда. А пришел, потому что думал, что Кэйли будет здесь.

Перевожу взгляд на мистера Монтеза, что сидит за учительским столом, отмечая отсутствующих. Мужчина чешет щетину, поднимая глаза. Я знаю, куда он смотрит.

- Её сегодня нет, - говорит девушка, оглядываясь. - Может, Кэйлин заболела?.. - Задает вопрос самой себе, поправляя темные волосы, концы которых выкрашены в красный цвет.

Заболела? Может. Номер её есть у меня? Нет. Кто мы, чтобы обменятся номерами телефонов? Мы даже не друзья.

Я слишком хорошо знаю семейку Монтез, поэтому могу с легкостью предположить, о чем беседовали Кэйли и учитель. Похожая ситуация была с Кэтрин, вот только она мне всегда все рассказывала. Эту девушку нельзя было заткнуть, но она говорила дельные вещи, говорила о том, что думает на самом деле, а Кэйли не такая. Она может нести чушь хоть весь день, но так и не затронуть ту тему в разговоре, что её действительно беспокоит.

Говорила мне, что хочет стать друзьями, вот только походу сама понятия не имеет, что значит «дружить».

Ловлю на себе короткий взгляд Монтеза.

Даже он в последнее время начал раздражать сильнее. Мне кажется, что все это не к добру. Насколько ещё хватит моего терпения?

Смотрю на экран телефона. Сообщения от матери и отца. Они вместе дома.

Вместе.

Логически подумав, можно понять, что мать не виновата в случившемся много лет назад. Вот только стоит мне увидеть её, как прежняя картинка вновь предстает перед глазами. Это злит.

Отец – вообще отдельная история. Человек, что буквально разрушил…

Останавливаю поток мыслей, потирая глаза под очками.

Сами мысли об этом выматывают.

***

Иногда мне хочется, чтобы вместо боксерской груши висел Линк или ещё какая-нибудь капающая мне на мозги человеческая особь. Сегодняшний день не был исключением, поэтому я бил грушу с такой же силой и ненавистью, как и прежде. Моему тренеру это не по душе. Он всячески наставляет меня, давая советы и жизненные уроки, но хорошо понимает, что лишь мне принимать дальнейшие решения, а так же прислушиваться к его словам или нет. В большинстве случаях, я не слушаю. Это нормально для подростка – считать, что ты уже многое знаешь о жизни. Видели этих молокососов, что курят травку, ругаются, сосутся, трахаются и ведут «философские» рассуждения о жизни и бытие? Так вот это выглядит до жути отвратно и смешно. Какая-нибудь «козявка», лет так тринадцати, ноет из-за неразделенной любви и пишет об этом в своем блоге или в социальных сетях. Это раздражает. Думаю, я не лучше.

Настоящие чувства, эмоции – это все слишком мутно. Это в тягость мне. Зачем тратить время, силы, деньги и нервы на кого-то еще, когда с самим собой все не так «ясно и просто».

Наношу удар, чувствуя, как с кончиков влажных волос упали капли пота. Зал постепенно заполняется людьми. Все они – одна «бойцовская» семья. Это один из способов выжить в социуме. Ты просто присоединяешься к какому-то социальному институту, или создаешь свой.

Но, почему даже здесь?

Беру полотенце, вытирая мокрое лицо.

Даже здесь я чувствую себя изгоем, отвергнутым.

Может, я просто мнительный.

***

Я знал, на что иду.

Машины отца и матери припаркованы у моего дома.

Моего дома.

Захожу, предварительно поправив очки. Моя бабушка тоже не в восторге от приезда сразу обоих родителей. Раньше это ничем хорошим не заканчивалось, посмотрим. Что будет сегодня.

- Дил! – мой отец выглядит свежо, словно только вышел из душа. – Наконец, мы тебя заждались. Ты был на тренировке? Вон, какой мокренький! – он стал изображать боксерские удары, нанося их воображаемому противнику.

Хорошая попытка, пап.

Игнорирую, проходя дальше. Мужчина оборачивается, но не теряется, идя на кухню:

- Софи, мне бы кофейку! – не пойму, он, что опять под чем-то? Чего такой активный?

Моя мать выходит из ванной комнаты, когда я поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Женщина приветствует меня улыбкой.

Кажется, они все «под чем-то». Что за наигранная атмосфера?

Походу, пока все не разъедутся, мне не принять душ.

Захожу в комнату, запираясь. Интересно. Дедушка выйдет из комнаты сегодня или нет? Мы с ним давно не разговаривали.

Бабушка говорит, что в последнее время ему намного хуже. Это не очень-то хорошо.

Кидаю рюкзак на пол, а сам на автомате иду к окну, открывая его, но, прежде чем постучать, немного мнусь. Может, не стоит ей докучать?

Убираю руку, всматриваясь в темноту комнаты Кэйли.

Что, если я лишь буду докучать ей?

Хмурюсь, понимая, что мыслю не рационально, поэтому подношу пальцы к стеклу, начиная стучать. Раньше она быстро подскакивала к окну, открывая его, а тут мне пришлось подождать, после чего девушка как-то устало повернула ручку, выглянув. Меня сбивает с толку её бледная кожа, а эти красные глаза говорят о том, что она явно плакала.

- Что опять случилось? – задаю вопрос, не приветствуя.

Девушка растягивает рот в улыбку, от которой невольно сглотнул, почувствовав образовавшийся ком в горле. Наигранно. Она вся лживая.

- Ничего особенного, - слабый голос её выдает.

- Почему не пришла в школу? – хмурюсь, но замечая, что её глаза засияли, немного теряюсь.

Кэйли опирается ладонями на раму окна:

- А ты ходил в школу?

- Почти, - отвечаю.

Она изогнула бровь:

- Как это «почти»?

Сам не знаю, ответил, что первое в голову пришло. Мне не хочется, чтобы она думала, что я пошел в школу из-за неё и отсидел весь день, как идиот.

- Ты, почему в темноте сидишь? – решаю перевести тему.

Девушка осматривается:

- И, правда, темно уже.

- Ты спала?

- Нет, я… - заикается. – Я домашку делала.

Лгунья.

- А чего глаза красные? – усмехаюсь.

- От сильной концентрации внимания, - выдает с умным выражением лица, отчего мне невольно хочется улыбнуться.

Она все же лжет.

Опираюсь локтем на подоконник, а другую руку выпрямляю, вытягивая мизинец. Девушка уставилась на меня, убирая спутавшиеся локоны волос за ухо:

- Что ты…

- Я тут подумал, - перебиваю. – Ты ведь хочешь дружить со мной, тогда нужно сделать все правильно, - хорошо, что надел очки. Так легче сохранять ровное выражение лица. Кэйли буквально «засияла», слабо, но искренне улыбнувшись мне:

- Тогда, ты тоже должен кое-что сделать.

Хмурю брови. Что ей ещё надо?

Девушка забирается на подоконник, вытягивая обе руки, и мне приходится остановить себя, чтобы не подхватить её. Дурная, она могла легко вывалиться. Но не шевелюсь, хотя хочется отпрянуть, когда Кэйли забирает мои очки, снимая их с лица:

- Ну, вот, совсем другое дело, - улыбается, протягивая мизинец, и обхватывает им мой палец, все так же улыбаясь. – А ты не такой уж кретин, О’Брайен.

Молчу, смотря на неё. Девушка вздыхает:

- Что ж, будем друзьями.

- Отлично, - резко убираю руку, выхватывая свои очки.

Это было нелепо и по-детски, но теперь мне гораздо легче.

- И да, – немного погодя, она вновь начала говорить. – Можно попросить тебя об одолжении?