Страница 9 из 107
Вопрос неожиданный, но обоснованный — год назад в соседнем селении случилось подобное происшествие. Причина была неясна, но поговаривали, что произошло это именно из-за того, что жена перестала быть для мужа той, в которую он когда-то влюбился.
— Случались вещи и хуже. Бывает, муж убивает жену после первой ночи с ней, а бывает, они сердце к сердцу живут всю жизнь, окружённые любовью детей и внуков. Жизнь — это сложно, чтобы её понять.
— Хм… Интересно, смогу ли Я когда-нибудь понять вас?
— Кто знает, Анхель. Кто знает… — Священник замолчал. Ангел есть ангел. И вряд ли поверит в то, что он один из нас. Да и толку его убеждать в том — он прекрасно помнил свои крылья. Крылья — их отец Филип похоронил за приходом. Хотя следовало бы сжечь, чтобы никаких следов.
Да и ходить без верхней одежды Анхелю он запрещал. Мало того, что раны его до сих пор наводят ужас на самого священника, а те, что на спине с весьма нехарактерным для человека строением, и того странно смотрятся. Хотя и в одежде на Анхеля смотреть было страшновато незнакомым с ним людям — детина на две головы выше всех местных, с пепельными волосами, спадавшими за спину чуть ниже плеч, с седой прядью на левом виске. И взгляд. Взгляда его и местные побаивались. Особенно, если он думу какую думает тяжелую. Поговаривают, что глаза у него красным светятся, когда он злится — прям как у испанских быков, отшучивался на это отец Филип.
В томном молчании они продолжили идти до самого домика, ни один из них больше не нарушал весенней тишины. Вокруг всё расцветало, всё нарождалось вновь, что вновь погибнуть к зиме — и этого Анхель тоже не понимал…
Прошло несколько дней, к отцу Филипу прибыл человек от епископа Йохана. Передав ему свиток с печатью, тот удалился. Долго глядя вслед посланнику, он далеко не сразу решился вскрыть печать. Позднее сел на скамью, положив свиток рядом. Он просто смотрел на заходящее солнце. Свиток подрагивал на лёгком, прохладном ветерке.
Солнце коснулось горизонта. Послышались шаги — Анхель возвращался с вырубки. Он сразу понял, что что-то не так, подошёл и сел рядом. Между ними, по-прежнему не тронутый, лежал свиток с печатью епископа Йохана.
— Что это?
— Открой, я не хочу читать это.
— Не понимаю. Ты не читал и не хочешь? Ты знаешь, что там?
— Да, знаю. Такая грамота высылается священникам, которые должны будут совершить паломничество к некоему чуду.
— Чуду?
— Явлению Божественной воли: всевидящие, мироточащие образы Господни, стигматы — чудеса, коими Господь проявляет свою волю на Земле.
— И? Это ведь неплохо.
— Чудеса — это порой не чудеса вовсе. Шарлатанство или тоже хуже — ересь!
Анхель закатил глаза, взял свиток, сломал печать и развернул его — грамоту он разумел не так хорошо, как говорил, поэтому времени прочесть всё до конца потребовалось порядочно. Сначала шли долгие дифирамбы отцу Филипу, Господу и прочий официоз. Далее шло описание чуда — тут Анхель остановился, поглядел на священника, который был всё также поглощён созерцанием заката. Когда тот обратил внимание на него, то ангел вернулся к свитку и вслух зачитал:
— «… селянами обнаружены в пойме реки останки. Нет никаких сомнений, что они нечеловеческие — налицо иное строение скелета и наличие фрагментов крыл на спине…» — закончив читать эти строки, Анхель посмотрел на священника. Но тот, не дожидаясь каких-либо слов, выхватил свиток и впился в него глазами. Читая полушёпотом строку за строкой, отец Филип словно выпал из этого мира. Руки задрожали, он бросил свиток и встал. Нервно скрестил руки на груди. Задышал чаще и глубже.
Анхель подошёл и, положив ему руку на плечо, развернул к себе священника.
— Я не один.
— Да, ты был последним.
— Последним? Это ты не упоминал.
— Я в этом не уверен, по правде говоря. Когда упал ты, меня швырнуло о землю, и я очнулся, когда уже светало. Но далее ночи были тихие, больше никто не падал. И это — первый раз, когда до меня дошли вести о подобных тебе. Если ты не был последним, то точно в последней ватаге падших…
— Я выжил. Значит, могли и другие.
— Да — могли.
И за сими словами наступило молчание. Тягостное, нервное и тревожное.
Отец Филип, закрыв глаза, стоял спиной к Анхелю — он чувствовал вину. Напрасно он ранее не сказал этих мелочей, без которых картина не сложилась. А она складывалась весьма ужасающе.
— Когда выходим? — Прогремело на холме. Священник обернулся — Анхель смотрел на него. И взор его был полон решимости. Кивнув, он ответил:
— Через два дня — нужно завершить здесь пару дел.
Глава 3
— Где его нашли?
— На востоке. В пойме. Странно, что только в этот год, хотя весна нынче жаркая, вода отступила дальше обычного.
— В пойме? Что это?
— Весной вода поднимается, а к лету сходит, заливаемый ей берег называют поймой.
— Ясно. А что за река?
— Ты не дочитал? Его тело нашли на рукаве Нежарки.
— Ни о чём не говорит…
Солнце только начинало выходить из-за горизонта.
Дорога шла, извиваясь между небольших холмов, заросших ясенями. Светило порой проглядывало меж ними, ударяя в глаза путников.
Вышли они затемно. Хотя идти было не очень далеко: один-два дня перехода по хорошей сухой дороге. Шли налегке, еды взяли ровно столько, сколько нужно. Анхель прихватил с собой меч, который очень редко доставал из-под своего лежака. За день до выхода он его основательно отточил и убрал в кожаные ножны. Хотя скорее нет — это больше было похоже на длинную узкую дорожную сумку с ремнями, в которую меч входил полностью, никак не показывая содержимое. Одевалась это сумка на плечо, пристёгивалась к поясу и никак не стесняла движения при ходьбе и даже при беге. При надобности её можно было запросто и к седлу примостить. Сделал её для Анхеля кожевник из города, друг епископа. Помимо неё за плечами Анхель нёс дорожный мешок с припасами и всем необходимым в их миссии.
Отец Филип шёл и вовсе пустой. Лишь посох был в его руке, к которому он прибегал только в подобных ситуациях. Священник хоть и был уже в возрасте, но дома посох ему не требовался, да и Славошовице было не таким большим селением, чтобы долго ходить по нему. Однако годы своё брали, да и левая нога порой болела. Как знать, было ли это отголоском падения в тот день, когда с неба, мягко говоря, упал ангел, или это просто старость начинала требовать к себе уважения. Они шли всего пару часов, и пока посох был скорее атрибутом, нежели опорой. Да и шли, надо сказать, не спеша.
Солнце поднялось над деревьями, становилось душновато. Отец Филип оглядел горизонт, когда они поднялись по дороге на возвышенность. С неё открывался хороший вид на местность, а небо так и вовсе было как на ладони.
— Дождя бы не случилось. — Покачал головой священник. Анхеля раздражало, когда его спаситель так говорил. Ангел поначалу считал, что неправильно понимает его. Ведь когда отец Филип вот так, ни с того ни с сего, говорил что-то вроде «тучи бы не набежали» или «ветер бы не поднялся», то тучи с ветром незамедлительно в тот день случались. Однажды Анхель даже спросил его после подобного: «когда ты спрашиваешь пустоту о чём-либо, то это случается. Не проще ли ставить её перед фактом?». Отец Филип тогда подозрительно долго улыбался и сказал так: «Кому же понравится, если его перед фактом ставить?». Признаться, Анхель его не понял. Лишь потом ему растолковали дровосеки. Но осадок от подобных подозрений сохранился.
Анхель остановился и несколько минут всматривался в небесную синь.
— Почему ты считаешь, что будет дождь?
— Душно с утра раннего, да и облака в высоте вон как летят быстро.
— И всё?
— Верная примета! — Выпалил монах, поднимая указательный палец вверх. После чего развернулся и пошёл дальше, оставив Анхеля думать.
Подобные разговоры у них часто случались. Пусть ангел в этом мире уже одиннадцать лет, но многое ему до сих пор было непонятно, а то и дико. А приметы его наставника были скорее законами бытия — если примета верная, а иных отец Филип не знал, то это считай закон. Значит, по-иному быть не может.