Страница 18 из 22
В папином небольшом и тесноватом кабинете две стены заполняли ряды книжных полок. Папа любил свои книги. Хотя чтение книг уже представляло для него изрядные трудности. Теперь он много слушал записанные на магнитофон аудиокниги, а для обычного чтения обзавелся каким-то дурацким, честно говоря, устройством для перелистывания страниц, изобретенным для него одним парнем из университета, но при встрече с каждой третьей или четвертой страницей это устройство заедало, и тогда требовалась наша помощь, что безмерно огорчало папу. Но тем не менее он оставался исполненным решимости продолжать чтение. Он не собирался сдаваться, позволив своей неспособности переворачивать страницы помешать его чтению.
Половину комнаты занимал массивный письменный стол. Стол этот на самом деле сделали из большой и широкой двери, которую папа сохранил, когда в Моррисон-ридже сносили старые конюшни. Он привел эту дверь в порядок и отполировал, а дядя Тревор приделал к ней ножки. Я знала, как папе нравится давать новую жизнь старым и значимым вещам из главной усадьбы Риджа, и мне казалось парадоксальным, что на этой массивной старой двери теперь красуются такие технические новинки, как компьютер и принтер.
Я выровняла стопку книг, стоявшую на углу стола, и поискала взглядом пенал из витражного стекла, несколько лет тому назад сделанный для папы Амалией. Этот пенал из хаотично соединенных переливчатых стеклышек белого и кобальтово-синего цвета вообще-то трудно не заметить, но почему-то мне не удалось найти его на столе, и я просто положила набор ручек и карандаш рядом со стопкой книг.
– Прости, что заставил тебя ждать, – сказал папа, когда Расселл вкатил его в комнату.
– Ничего, – ответила я.
– Может, сделать что-то еще, пока я не ушел? – спросил Расселл.
– Не мог бы ты поправить подголовник? – попросил его папа.
– Эта штуковина все еще раздражает вас, – заметил Расселл, подкрутив круглую ручку сбоку от подголовника.
Недавно старый подголовник заменили на новый, и папе, похоже, никак не удавалось привыкнуть к нему. Эта штуковина напоминала бейсбольную перчатку, которая поддерживала его голову.
– Если хотите, могу сегодня вечером заменить его на старый, – предложил Расселл. – Я его сохранил.
– Отличная мысль, – одобрил папа. – Это изысканное новшество мешает мне поворачивать голову. Хотелось бы нормально двигать единственной частью тела, которой я еще способен управлять.
Он улыбнулся мне, но голос выдавал его раздражение.
– Я не могу найти твой пенал, – сообщила я. – Ты не знаешь, куда он мог подеваться?
Папа глянул на то место на столе, где обычно лежал пенал.
– Гм-м, понятия не имею, – ответил он. – Ты не в курсе, Расселл?
Расселл отрицательно покачал головой.
– Но я буду иметь в виду, – сказал он. – Нужно вам еще что-нибудь или я могу уйти?
– По-моему, теперь у нас все в порядке, – ответил папа, и Расселл оставил нас одних в кабинете. Пошевелив пальцами вроде как для разогрева, я положила их на клавиатуру.
– На чем мы остановились? – спросил папа. – Прочти мне пару последних абзацев, которые мы сочинили.
Я знала, как ему не терпится начать. Он хотел закончить эту книгу к концу лета.
Открыв последнюю страницу документа, я прочитала ему два последних абзаца. Потом он начал диктовать, а я начала печатать, и мы погрузились в мир психологии. Хотя сегодня я делала больше ошибок, поскольку невольно думала о вопросах, которые собиралась задать ему после окончания работы. Мне все не удавалось придумать, как бы так ненавязчиво подойти к теме Амалии, но он облегчил мне задачу.
Мы проработали около получаса, когда я попросила его прерваться, чтобы исправить очередные ошибки.
– Молли, где сегодня витают твои мысли? – спросил он. – Определенно не в этой комнате. Что-то случилось?
Обычно я со смешанными чувствами относилась к его способности понимать меня. Но сегодня она меня только порадовала.
Убрав руки с клавиатуры, я развернулась к нему вместе с вращающимся компьютерным креслом.
– Кое-что беспокоит меня.
– Поделись, – предложил он.
– Вы с Амалией были женаты до того, как ты женился на маме? – глубоко вздохнув, спросила я. – Или вы с мамой уже были женаты, и ты изменил ей с Амалией? Или… в общем, не знаю. – Я поморщилась, сознавая неловкость своих вопросов. – Как же все было на самом деле?
Он смотрел на меня, удивленно подняв брови, словно не совсем понял, о чем я спрашиваю.
– Так, – после значительной паузы, произнес он. – Я все думал, когда же ты спросишь. Честно говоря, надеялся, что это произойдет несколько позднее. А лучше бы и вовсе никогда. – Он усмехнулся и посмотрел на меня с предельным вниманием.
Если бы он мог, то наверняка предпочел бы податься вперед. Но ему приходилось выражать лицом все, что любой здоровый человек мог дополнить жестами.
– Дорогая, никто никому не изменял, – сказал он. – Хочешь услышать историю того, как ты появилась на свет?
– Да, – подтвердила я. – Вот именно, хочу.
Видимо, собираясь с мыслями, он устремил взгляд на зеленеющий за окном лес.
– Возможно, мир знал и более счастливые истории, – начал он, переводя взгляд на меня, – но я бесконечно благодарен судьбе, что наша история произошла, поскольку она способствовала твоему появлению в мире.
Слегка успокоившись, я улыбнулась и, сложив руки на коленях, приготовилась слушать.
– Итак, – кивнув головой, продолжил он. – Мне исполнилось уже двадцать восемь лет, когда, получив докторскую степень в Университете штата Северная Каролина, я вернулся домой в Моррисон-ридж. Вернулся в тот кирпичный родительский дом, где еще по-прежнему жила Клаудия. Тревор уже женился на Тони, они построили свой дом, и у них родились Саманта и Кэл. В общем, коротко говоря, я получил работу психолога в Эшвилле [14], в учреждении под названием Горная (Хайлэндская) больница. Ее больше не существует, но это было весьма оригинальное заведение.
– Что значит – оригинальное?
– Там использовалась уникальная методика лечения пациентов, – пояснил он. – Не полагаясь исключительно на лекарства, шоковую терапию или психотерапию, мы пытались вылечить нервных больных с помощью искусства, музыки или сил природы. Как ты можешь понять, я счел такой нетрадиционный подход привлекательным. – Он глянул на меня с заговорщицкой улыбочкой. – В любом случае, Молли, кое о чем ты даже не догадываешься, – с легким вздохом продолжил он. – В молодости я обожал танцевать так же, как ты.
– Неужели? – Я едва могла вспомнить, как он ходил, что уж говорить о танцах.
– По выходным мы с Тревором, Тони и Клаудией обязательно отправлялись на танцы, – сказал он. – Позднее мы стали ездить на побережье. В Райтсвилл-Бич или иногда в Миртл. Все тогда балдели от пляжной свинговой музыки и отплясывали так называемый Каролина-шэг [15], и мы тоже страстно увлеклись свинговыми танцами. Мы распространили эти танцы здесь, в горах, и способствовали основанию одной танцевальной студии.
– Не в той ли студии в Эшвилле познакомилась тетя Клаудия с дядей Джимом?
– Точно, Клаудия встретила Джима именно там, и эта студия, кстати, существует до сих пор, хотя я, как понимаешь, уже далек от нее. И Тревор с Тони постепенно потеряли интерес к танцам.
– И там ты познакомился с мамой?
– Нет, и с Амалией тоже не там. – Он помотал головой, и я заметила, как мешает ему новый подголовник. – Амалия подрядилась на работу в Горную больницу, обучала пациентов танцам, – сообщил он и, глядя вдаль, уточнил таким тоном, словно разговаривал сам с собой: – Ну, может, не совсем на «работу»… В общем, мы называли это «работой». Так проще. Госпиталь обеспечил ее жильем и питанием. Ей тогда было всего двадцать лет, а танцевала она, как ты понимаешь, великолепно. Ее танцам была присуща естественная легкость, позволявшая ей общаться с разными типами пациентов. Она держалась совершенно раскованно.
14
Город Эшвилл находится в округе Банкомб, на самом западе штата Северная Каролина, расположен в центре юго-восточной окраины Аппалачей, так называемого Голубого хребта, в месте впадения реки Суоннаноа в реку Френч-Брод-ривер.
15
Понятие шэг (от английского слова Shag – грубый, неотесанный оборванец) – включает в себя группу американских бальных танцев 1920–1930-х годов, родившихся из быстрого фокстрота и свинга. Каролина-шэг, в частности, вобрал в себя движения чарльстона и колледж-шэга, название этой разновидности свинговых танцев возникло в тридцатые годы на пляжах Миртл-Бич Южной Каролины.