Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 181 из 198



Я задумался. Ипполит такого зря не скажет, никогда...

- Но это не принесло бы ему никакой выгоды, - говорю.

- О нет, выгода тут ни при чем. Он чрезвычайно честен; чтобы он взялся за какое-то дело, прежде всего оно должно ему нравиться. Быть может, гнев ему помогает?.. Ты заметил, отец, если человеку просто не повезло, - как бы он ни страдал, - Менестей этого просто не видит! Чтобы он пожалел кого-то, тот должен быть обижен кем-то другим: должен быть виновный, вызывающий гнев, у Менестея все чувства начинаются с него.

- Его отец его бил, - говорю. - Хотя, впрочем, многих в детстве били... Не знаю, почему именно Менестей, и только он, не может этого забыть. Ладно, в конце концов не стоит он того, чтобы говорить о нем весь день.

И так часто случалось, когда мы говорили о делах. Он не научился хитрости и был прямодушен как в детстве, но походя разрушал интриги хитрецов. Он просто не замечал этих интриг - им было не за что зацепить его; он не знал, что такое зависть, алчность или злоба. Да, но был он как те люди, заколдованные от оружия: то место, где их держат боги, окуная в огненную купель, - то место остается уязвимым... Так было и у него.

Через день-другой после того разговора мне передали, что царица больна. Это меня озаботило, - я отложил в сторону все дела, - но и разозлило тоже: ведь я разрешил ей уехать, раз Афины ей не подходят; если она осталась только потому, что не хотела оставить Акама с братом и со мной... А он и так слишком долго продержался за ее юбки, ему нужны были мужчины рядом...

В ее покоях все шторы были задернуты, она лежала в темно-красном сумраке с повязками на лбу, и женщины постоянно меняли их, макая в холодную воду... Воздух был густым и сладким от критских эссенций.

Я спросил, что думает об этом лекарь.

- О, я его просто не выношу!.. Он ничем не может мне помочь, ну так ушел бы и оставил бы меня в покое - нет!.. сидит... и говорит, говорит, пока голова у меня вовсе не начнет раскалываться... - Она заметалась в постели, девушка поднесла ей понюхать ароматический шарик, она закрыла глаза... Я уже двинулся к выходу, когда они вновь открылись, и она сказала: - А Акам сводит меня с ума своим вечным "пошли за Ипполитом". О, пусть он придет, пусть он придет, я знаю, что это мне не поможет, но пока вы все в этом не убедитесь сами - мне же покоя не будет... Приведи его сюда, с этими его большими целящими руками, и пусть уж это будет позади.

- Раз ты просишь, то он придет, - говорю. - Но я в этом смысла не вижу, это только еще больше тебя взбудоражит...

Я подумал, что она хочет выставить его дураком, чтобы выместить свое раздражение.

Она сбросила со лба влажную повязку, потянулась за новой:

- Да, да, - говорит, - но со всеми этими разговорами я уже просто не могу больше. Я чувствую, что не будет мне покоя, пока это не сделано. Пришли его, хоть это и бессмыслица, - потом мне по крайней мере дадут уснуть...

Я нашел парня. Он был в конюшне; они со старым конюхом разглядывали больное копыто, а лошадь уткнулась носом ему в шею. Отвел его в сторону, сказал в чем дело...

- Хорошо, отец, если хочешь - я пойду... Но, пожалуй, от меня больше пользы здесь: лошадь мне верит, а это нужно чтобы дойти до бога.

- Знаю. Она устала и вообще капризна, так что много благодарностей ты не заслужишь... Но все-таки пойди. Ведь не умрешь же ты от этого...

Я помню, он улыбнулся...

Когда мы шли по двору, я думал, как часто он говорит теперь с благоговением об Аполлоне. Когда-то была одна лишь Владычица... Но, конечно, в Эпидавре его научили чтить Целителя, и как-никак они ведь родные брат с сестрой...

Служанки Федры приотворили шторы, чуть-чуть. Она была причесана и опиралась спиной на свежие подушки, глаза ей слегка подсинили... Я ввел мальчика наверх, и он остановился возле ее постели. Неуклюжий, застенчивый таким я его никогда не видел... Его длинные большие руки висели нерешительно, словно задумались. Пробормотал что-то, в смысле ему, мол, очень жаль, что она болеет...



Я обрадовался, что она ответила любезно. Это, мол, приходит и уходит, но сегодня особенно тяжкий день... "Я уже испробовала все средства, кроме тебя. Так сделай, пожалуйста, что сможешь".

Он углубился в себя, - как я видел и у других целителей, - смотрел и думал. Потом положил руку ей на лоб и словно прислушался... Она закрыла глаза. Вскоре он взял руками ее виски и сжал слегка, чуть-чуть нахмурясь и всё с тем же слушающим видом... Через некоторое время он убрал руки, но она прижала их к лицу, так что он подержал еще немного, наконец выпрямился и покачал головой:

- Извини. Но, быть может, станет легче от отвара из ивовой коры?

Она открыла глаза:

- Почему же? Все уже прошло!

- Прошло? - Он снова наклонился посмотреть на нее. - Как странно, я этого не почувствовал. Но я рад, что тебе лучше. Надеюсь, теперь ты сможешь заснуть. До свидания.

Когда мы вышли, я сказал:

- Раз она забыла - я должен поблагодарить тебя за нее.

Он улыбнулся.

- Бог сам это сделал; хотел бы я знать как... Ну ладно, пойду назад к лошади; там случай простой.

В ближайшие несколько дней она посылала за ним еще пару раз. В первый раз я сам его отвел, в следующий был занят и отослал его с ее служанкой... А на следующий день она позвала его снова, но он уехал кататься на колеснице вместе с младшим братом. В конце концов, сказал я ей, он и задержался-то, чтобы помочь малому, и у них не так уж много времени осталось побыть вместе...

У меня еще были дела в Хэлае, где границы были запутаны несколько веков назад. Слишком много я запустил за свои бродячие годы и теперь ездил туда чуть ли не каждый день. На другой вечер я узнал, что Федра снова посылала за Ипполитом, но он не пошел, хоть был во Дворце. Я спросил почему, он ответил совсем коротко:

- Я послал ей лекарство. Оно ей поможет лучше.

- Может быть, - говорю, - но пойди хоть из вежливости. В доме будет легче жить без обид.

- Тогда пойдем вместе, - говорит, - посмотрим, как она себя чувствует.

- Мне некогда... - Пожалуй, я был груб, но не ему было указывать мне, что я должен делать... - Иди, - говорю, - пока не слишком поздно.

Он вышел вместе с ее служанкой. Мы как раз только что поели, он был одет для Зала, в своем большом золотом ожерелье... Тогда я не обратил внимания, а вот сейчас вспоминаю в деталях и пояс его, усыпанный ляписом и кораллами, и только что вымытые волосы, - мягкие, блестящие, - и как от него пахло душистыми травами после ванны...