Правитель империи

Раджан вздохнул, подписал полосу и отправил ее с посыльным в печатный цех. Председатель Совета директоров «Индепендент геральд» сегодня по телефону предложил ему возглавить газету. Как торопится жизнь, как стремительно и безостановочно летит вперед. «Могли бы подождать, пока прах Маяка развеют над Священной рекой», — сдерживая слезы, зло ответил он председателю. Тот реагировал философично, сдержанно: «Я вполне разделяю ваши эмоции, дорогой господин Раджан. Однако есть в этой жизни дела, которые не терпят отлагательства. Все люди смертны. Дело вечно».

Да, люди смертны. Они уходят — одни раньше, другие позже. Одни угасают тихо и незаметно, как свечка в храме, окруженная тысячью таких же свечек. Другие стремятся своим уходом наделать как можно больше шума, оставить след. И даже лежа на смертном одре, даже на пороге небытия, стремятся из этого небытия достать своих недругов. Раджан вспомнил, как за день до его отъезда из Нью-Йорка в Дели Чен спешно привез его к постели умирающего Бубнового Короля.

— Вот, загибаюсь — по милости твоего несостоявшегося тестя, прохрипел он. И лицо его исказило подобие улыбки. С огромным трудом приподнявшись на локте, он протянул другую руку с растопыренными пальцами к Раджану: — Ты нарушил мой запрет, написал обо мне в своей газете. Что ж, как говорится, кто старое помянет — тому глаз вон.

Он откинулся на подушку, закрыл глаза, часто дыша. Наконец сказал едва слышно:

— Об одном прошу тебя теперь… ради этого позвал… напиши и про него…

— Про Джерри Парсела? — громко спросил Раджан, наклонившись к Бубновому Королю. Тот, казалось, не слышал его вопроса и торопливо, словно боясь, что не успеет сказать самое главное, продолжал:

— Это он… Джона Кеннеди… он… своего секретаря-итальянца… он…

— Все — правда, — со зловещей улыбкой проговорил Чен, выйдя на минуту из спальни вместе с Раджаном. — И я мог бы кое-что рассказать. Да еще малость хочется потопать по этой земле, посмотреть на деревья, посчитать звезды. И потом — надо же кому-то и похоронить нашего «короля»…

Раджан сидел за своим столом, обхватив голову руками. он не выполнил просьбу Бубнового Короля. Не выполнил просьбу умирающего. Просто не поднялась рука на отца Беатрисы. Да и какие у него были доказательства для подобного страшного обвинения? Показания почившего в бозе американского гангстера? А главное — это выглядело бы, как публичная месть женщине, которая его бросила. И которую он по-прежнему любил. Нет, в этом случае роль обличителя не для него. Выдвигая бездоказательное обвинение, можно зайти слишком далеко. Например? Например, Джерри Парсел души не чаял в Джоне Кеннеди. И все же убил его по каким-то своим соображениям, как утверждает Бубновый Король. «Ястреб» убивает «голубя». Беатриса влюбилась до беспамятства в Бобби Кеннеди. А может быть, ее этот роман — часть дьявольского заговора Джерри и Беатрисы Парсел против братьев Кеннеди? Любовью убивай!

Было еще не поздно, когда Раджан закончил работу над номером и, выйдя из здания на улицу, разыскал старенький редакционный «фиат». Слышались со всех сторон негромкие разрывы петард. Иногда вечернюю синь разрывали вспышки многоцветных ракет. Был канун Праздника Огней — Дивали, одного из самых любимых в Индии. Пахло легким дымком, в тысячах очагов горел кизяк, уголь. Хозяйки готовились к приему гостей, жарили, парили, варили. Раджан долго кружил по узким улочкам Старого города, осторожно объезжая спавших прямо посреди дороги коров, буйволов. Остановившись у маленького одноэтажного дома, прошел сквозь калитку, н которой висело несколько маленьких, ярких фонариков, во внутренний двор. Его встретил худенький мальчик, одетый в белую рубашку и темные брючки.

— Здравствуй. Ты — Роберт Дайлинг-младший? — обратился к нему Раджан.

— Да, сэр — негромко ответил мальчик и стал смотреть в землю.

— Это тебе, — Раджан протянул ему коробку со сладостями. Мальчик не брал ее, продолжая глядеть в землю. Чувствуя неловкость, Раджан пробормотал: — Возьми же, наконец. А где мама?

— Мама, мама! — закричал мальчик, убегая в дом. Раджан остался на улице. Положив коробку на маленький столик возле двери, он огляделся по сторонам. Над входом во всех домах веселыми желтыми, синими, зелеными точками светились фонарики. Кого-то звали домой — радостно и протяжно. Кто-то тянул густым бархатным голосом старинную песню. Где-то сквозь открытое окно или дверь струились звуки восточных мелодий.

— Добрый вечер. Извините, сын сказал, что спрашивали меня, — услышал Раджан настороженный голос. Он обернулся. Перед ним стояла Лаура.

— Добрый вечер, — улыбнулся Раджан. — Извините за столь позднее вторжение.

— Что вы! — радостно воскликнула Лаура. — Мы так рады! Сынок, это же господин Раджан.

Они вошли в дом, который как две капли воды был похож на миллионы таких же скромных жилищ — и планировкой комнат, и более чем скромной мебелью, и стандартными украшениями на стенах. Раджан помнил, что домик этот со всем его содержимым достался Лауре по наследству от отца и что она была безмерно счастлива этим обстоятельством. Как, впрочем, и тем, что работала секретарем-машинисткой в небольшой продуктово фирме. Своя крыша над головой. Маленький, но устойчивый заработок.

— Мы так рады, так рады! — повторяла она. И приносила в крохотную гостиную и ставила на небольшой стол тарелки с угощениями. Раджан сидел на краешке сбитого из бамбука диванчика, держал в руках свою коробку со сладостями. Протянув ее Лауре, посадил на колени мальчика. Мальчик серьезно смотрел ему в глаза:

— Дядя, откуда вы нас знаете?

— Ты разве не помнишь, как я встречал тебя и маму в Нью-Йорке, когда вы приезжали за папой?

— Не помню, — тихо проговорил мальчик. И вновь посмотрел на Раджана огромными, черными, печальными глазами.

— И как мы ездили к папе в госпиталь — тоже не помнишь?

— Нет, — вновь ответил мальчик. И, помолчав, добавил: Это ведь было давно.

— Давно, — согласился Раджан. — Больше года назад.

— Я тогда был еще маленьким, — вздохнул мальчик.

— А где же мистер Дайлинг? — спросил Раджан Лауру.

— Сынок, пойди позови папу, — ответила она.

Минуты через две в комнату вошел Роберт Дайлинг. Его привел за руку сын. Раджан встал, протянул руку:

— Здравствуйте, мистер Дайлинг. Как вы себя чувствуете в этот прекрасный вечер?

Дайлинг ничего не ответил, сел на невысокий табурет в противоположном от Раджана углу. Довольно густые волосы его были белы, как снег. Лицо обрюзгло, плечи сузились, словно усохли. На нем был просторный голубой шелковый халат, на ногах — узкие черные туфли с загнутыми кверху носками.

— Частенько он даже нас не узнает, — едва слышно украдкой шепнула Раджану Лаура. — Но это ничего. Иногда бывают просветления.

И, обратившись к Дайлингу, сказала, протягивая ему тарелку с едой:

— Тут твой любимый кебаб, Роберт.

Он взял тарелку и стал поспешно, жадно есть. При этом он брал мясо руками, ронял его на пол. Мальчик стоял у него между ног, прижавшись к груди, настороженно наблюдал за гостем. Дайлинг издал нечленораздельный звук горлом, и Лаура тотчас подала ему стакан воды.

— У меня два ребенка — старый и малый, — словно извиняясь, вновь прошептала она Раджану. И посмотрела на Дайлинга нежным, влюбленным, тревожным взглядом. А он, выпив всю воду, отдал стакан и тарелку Лауре. Раджану показалось, что взгляд его при этом был вполне осмысленным, разумным. Однако в следующий момент Дайлинг обратил свой взор на стену прямо над головой Раджана. Глаза были светлыми, счастливыми. Дайлинг запел что-то. Раджан прислушался, похолодел: звуки не складывались ни в мотив, ни в ритмичную какофонию.

— Не обращайте внимания, — умоляюще прошептала Лаура. Это всегда так после еды.

Внезапно Дайлинг замолк, словно прислушиваясь к чему-то в себе. Он медленно подошел к столу и, опершись о него руками и распрямив плечи, спросил раздельно и внятно:

— Господин Раджан, я надеюсь, вы были счастливы у меня на родине, в моих Соединенных Штатах Америки?