Страница 98 из 217
–Молодцы, вашу мать. Умеете если захотите. Драть вас некому, а мне некогда. Ух крепкий. Все девяносто шесть оборотов.– Отца передернуло от удовольствия.– Жизнь-то налаживается.
Цватпахи смотрели на Отца. На их мордочках было написано удивление. Доселе этанол они использовали лишь в технических целях, протирая микросхемы, да растворяя в нем краски. Пить его никто не пробовал.
–Ну?– Спросил его Писарь.
Отец вытянул большой палец:
–Во!
По жилам потекла блаженная нега. Отец не прикладывался к своему топливу с тех самых пор, как покинул Землю. Ах, Земля, до чего же ты хороша. Как хорошо рядом с тобой. Голову заволокло мягким, как лебединое перо, туманом, зрачки расширились, кровь хлынула к лицу.
–Слава Господу Христу, что не пьяницей расту,– молвил Отец и высыпал из своей миски мясистые зеленые листья на кровать, затем наполнил свою чашу спиртом и разбавил водой.– Ну, выпьем, чтобы солнце поскорее встало.
Отец испил из чаши, закусил листьями и почувствовал, что ему стало еще лучше. Дозозависымый эффект, кивнул Отец. Это хорошо. Цватпахи наблюдали за Отцом, который стал распоясываться.
–Так выпьем, Эсмарх, где же кружка? И сердцу будет веселей!– Вещал Отец.
–Засим эта-а-а, Атисьсь?– Удивлялся Писарь Чумичка, но Отец нехотя отмахивался от него словно от мухи.
Смерть за человеком приходит в черном, за капюшоном, с косой в руке, а за мухой смерть приходит в семейных трусах и с газетой.
–Попробуй– поймешь.– Кивнул весело Отец.– Да не бойся, все в розовом цвете увидишь.
Писарь Чумичка весело завилял хвостом.
–Не хочешь, так и не надо, мне больше достанется. Ладно, давай ближе к делу. Я– Homo Sapience, понимаешь? Human! Человек. Ты– пингвин. Понял?
Чумичка закивал:
–Атисьсь– хуман.
–Кроме меня здесь есть еще хоть один хуман? Пес такой. Его Дэн зовут. Есть?
Писарь Чумичка замахал хвостом:
–Ни. Хуман ни-и-и. Атисьсь– хуман адин.– Чумичка выставил один коготок.
–Не врешь?– Спросил Отец, исподлобья глядя на Писаря, дабы навести на несчастного пингвина страху.
–Ни, Атисьсь адин, адин!– Закивал Писарь.
–До меня дошли слухи…– Начал, было, Отец. Объяснять, откуда до него дошли слухи не хотелось, да и не поняли бы его цватпахи.– Короче, еще должен быть один. Где он?
Цватпахи переглянулись, затем меж ними случился диалог, состоявший из кряхтения и квохтания. Бык сразу укатился из комнаты, в коридоре, примыкающем к комнате, послышались резкие приказы, затем все стихло.
–Слюп Атисьсь ни адин?– Спросил Писарь Чумичка и напрягся. Было видно, что он с ужасом ожидает положительного ответа на вопрос.
Отец вздохнул и вяло замотал головой.
–Нет, в шлюпе я был один. Но до меня здесь должен был появиться еще один хуман. Понял или нет?
–Ни,– замахал хвостом Чумичка. Видно было, что он расслабился.– Атисьсь адин хуман. Слюп адин– хуман адин Атисьсь.
–Ох не лги, я вас, как царь Петр, всех насквозь вижу. Я вам покажу, где волки воют, ежели Дэн здесь найдется.
Так, подумал Отец, Дэна здесь нет. Это ясно. Он бы им дал разгон. Червей он тоже есть не станет, а значит, меня бы они встречали по-другому. Это раз. Исследовали бы меня не так рьяно, это два. Тем более что мы с ним похожи как две капли. Подстилку эту чертову не стали бы давать, да и по-русски уже говорили бы сносно. Короче нет его здесь. Тогда где он? Может здесь тоже несколько военных лагерей, как на Земле было? Может, он попал к враждебной стороне и его засекретили, а этот лагерь не знает? Нет! Чушь! Установка находится под ведомством территории Гаджет, я здесь и сел. Значит и я и Дэн, если он здесь, тоже должен находиться на этой земле. Это во-первых, а во-вторых у них коллективный разум, пусть и зачаточный, значит, если бы он чудом оказался на чужой территории, об этом бы знали многие, и, значит, были бы готовы к встрече со мной. Точка. Его здесь нет. Проверить все равно не повредит, этим я и займусь, думал Отец. А вот выпить мне ничто не мешает. Писарь Чумичка, словно прочтя его мысли, а может и в самом деле прочтя, подвинул к Отцу чашку с разбавленным спиртом:
–Вот.– Гордо произнес он и его хвост затрясся от нетерпения.
–Не могу,– начал Отец. Чумичка удивленно на него посмотрел,– огорчить вас отказом.
Отец отпил через край спирта, закусил листом какого-то растения, от которого во рту вязало, и радостно выдохнул.
–Ладно, говори: зачем пришел?– Спросил развеселый Отец.
–Влемя, пасли-и-и.– Ответил Чумичка и скосился в сторону двери.
–Ну время, так время, значит. Пошли.– Сказал Отец и встал с кровати.
После долгого воздержания микросомальные ферменты печени не смогли адекватно среагировать на внезапное поступление алкоголя. Отца начало качать. Выпрямившись, Отец обнял цватпаха и сказал:
–Ну, что, бродяга, запевай нашу!– И запел.
Ой, то не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит…
Неслось по коридору. Рядом с Отцом кувыркался цватпах, иногда опережая его, вставал на ласты и в тон певцу что-то поскуливал.
–Для первого раза сойдет,– одобрительно похлопывал Чумичку по плечу Отец,– во всем нужна сноровка… твою мать.
Идти было не далеко. Серые стены, серый потолок, такой же серый пол вдруг стали довольно сносными. Коридор был достаточно широк, чтобы полностью вместить в себя амплитуду колебаний Отца, а вот потолок оказался невысок для бурной жестикуляции и излития переполнявших пленника чувств.
Отец для себя отметил, что убранство помещений у цватпахов было очень аскетическое. Не было картин, лепнины, гравюр, чего-нибудь такого, что отражало бы жизнь этих пингвинов. Только скупые указатели направлений, да какие-то значки на стенах. В лаборатории, где Отец проходил обследования, тоже не было никакого убранства, кроме лабораторной посуды, инструментов, приборов, следящей аппаратуры и компьютеров. Устроено все было очень просто и функционально. Нигде не висела проводка, нигде не были видны ржавые трубы и следы потеков. В каждом помещение, даже в лаборатории, возле дальней стены была вырублена ложбинка, которая, как и у Отца в комнате, дарила всем свежую прохладную проточную воду. Цватпахи не стесняясь подходили к ложбинке, нагибались, и, в позе «тетя моет пол», пили, прищелкивая клювами. Отдавая поклон эволюции, скупой на ноги, у цватпахов нигде не было стульев. Они располагались возле низких столиков стоя. Так они ели, писали и работали. Отец сначала хотел затребовать себе стул, чтобы чувствовать сносно, но, поразмыслив, решил, что на стуле он будет очень далеко от стола, и решил обойтись без него. Он усаживался прямо на пол, когда его приглашали, и вальяжно раскидывал свои конечности, чем вводил в недоуменный ступор цватпахов. Они с уважением и крайним удивлением рассматривали, как Отец лихо передвигал ноги по полу, при этом не путался и не падал. Цватпахи считали такой способ передвижения крайне неудобным, но на кувырках не настаивали. Отец однажды на забаву кувыркнулся в лаборатории, при этом он повалился на бок, сбив нерасторопного Духа, и разбросал руки-ноги в разные стороны. От вида этакого кульбита все цватпахи заскрипели и захлопали крыльями.
Лестниц в помещении нигде не было. Вместо них вились спиральные горки, по которым цватпахи перемещались с этажа на этаж. Были и лифты, но Отец их не любил, поскольку были они рассчитаны далеко не на него, и приходилось ехать сильно пригнувшись.
Добравшись до лаборатории, Отец грузно опустился в новенькое черное блестящее кресло, изготовленное недавно специально для него. Суслик осторожно пристегнул конечности ремнями, чтобы не испортить чистоту эксперимента и удалился. К Отцу подкатился один из Духов, держа в руке шприц.
–Давай поскорее с этим закончим, а потом поговорим.– Промямлил Отец и откинулся на подголовник.
Дух, опасливо озираясь по сторонам, намазал руку какой-то терпкой жидкостью, видимо антисептического характера, и, посматривая на своих коллег, которые в свою очередь кивками подбадривали его, вонзил в руку иглу.