Страница 75 из 217
–Эка его…– Удивился мужик.– Давай-ка я тебя еще подлечу.
Он налил Пиначету в стакан. Медведь выпил еще, потом еще и еще немного. Зрителей восхищал талант молодого медведя поглощать вино. В конце коала на четырех лапах забрался на стол и, шатаясь, попытался снять с мужика его черные очки, но, не достигнув успеха, пошатнулся и повалился на стол. Зрительскому восторгу не было границ. Некоторые рукоплескали пьяному коале, которому по природе была свойственна медлительность и скудный рацион из листьев эвкалипта. Отец смущенный излишним вниманием, схватил медведя за лапу и пошел прочь, уводя с собой предмет общего умиления. Шаткой походкой, почти ничего не соображая, коала следовал за хозяином, ведомый за лапу. Он спотыкался, путался в ногах, оборачивался на своего спасителя, бросал жалобные взгляды прохожим, но шел.
С разных концов набережной раздавалась музыка. То бесталанный фальцет какой-нибудь новоиспеченной звездочки, то мяуканье влюбленного пубертата, то хриплый басок вернувшегося парубка с лесоповала.
Отец бродил по узеньким улочкам, выложенным тротуарной плиткой и любовно уставленным скамеечками на гнутых чугунных ножках. Пиначет неуверенно перебирал ноги, в конце он вырвался из рук Отца и запрыгнул на скамейку, где тут же свернулся калачиком, прикрыв нос лапой, словно белый медведь, и засопел. Отец присел рядом, облокотясь на удобную спинку, и, широко раскинув руки, стал наблюдать за медленным течением людской толпы, переходящей от летника к летнику, да за вечным движением воды, на которую можно смотреть вечно.
Засидевшись один, Отец вернул себе в базе в дельту Волги, своего старого drinking-partner с которым отметил долгую разлуку и счастливую встречу. Наутро друзья отправились с рыбачками ловить рыбу. Заказав у гида катер с командой, Отец взял с собой Пиначета на рыбную ловлю. Сначала Пиначет, дезориентированный в личности и в пространстве, тупо всматривался в палубу небольшого катера, но, постепенно придя в себя, протяжно завыл, давая всем понять, что он очень низкого мнения об этих людях, увезших его на реку в тарахтящем корыте. Вцепившись в ванты, медведь, подвывая, провел все время рыбалки, изредка округляя глаза и тихо ухая при виде пойманной рыбы. Смелость его покинула, не оставив обратного адреса, а он так и не нашел в себе сила расцепить лапы. Смелая команда, сдобренная хорошим гонораром, возила Отца по реке в поисках рыбы. Оснащенная эхолотом рыбалка принимала рафинированный оттенок, не имеющий ничего общего с романтикой дикой ловли, однако оставляла значительный привес на палубе в виде пойманной рыбы. Рыбачили на удочки, на блесну, на закидушки, останавливаясь в заводях. Отец предложил шарахнуть электричеством, но рыбаки озадаченные откровенной просьбой, в вежливых выражениях отказали неистовому рыбаку, посулив ему и без того приличный улов. Они не обманули. Когда стало смеркаться, а в южных широтах смеркается рано, Отец, отдав команду, отправился на берег.
Вечером, вернувшись в отель, Отец распорядился приготовить ему рыбу и принести в номер три бутылки дагестанского коньяка. При упоминании благородного напитка, Пиначет оживился и изъявил свою волю жить дальше.
Отец вернулся в реальное пространство подкрепиться, почувствовав голод, не снимаемый обильной виртуально трапезой. Одиночество обрушилось на него. Он один в маленькой поврежденной посудине, болтается вдали от родины в черном космическом пространстве в малоизученном секторе галактики. Остается еще три дня лета. Терпеть можно, пугает лишь неизвестность.
Удивительно устроен человек. Бояться неизвестного глупо, а поделать с этим ничего нельзя. Не так страшно даже встретить на своем пути старуху с косой. Можно даже немного позлословить над ней. Однако почему-то страшит неизвестность. Почему природа распорядилась так? Зачем человеку необходимо знать что будет, или хотя бы что должно случиться. Отказываясь от неизвестности человек готов пережить Армагеддон, рождение Сверхновой, угодить в черную дыру, лишь бы не было неизвестности. Давний враг человека– одиночество становится милым недругом, когда на сцену является неизвестность. Она вытягивает последние соки из души, она вьет веревки из сознания. Всплывают старые и еще неведомые страхи, стоит только завестись неизвестности. От нее краснеют глаза, уходит навсегда сон. На стенах остаются корявые черные росписи, небо алеет, дождь становится сухим, словно мох. В голове появляется нестерпимый ужас, на душе остаются несмываемые ржавые пятна, которые затем, подернутые временем, расползаются вширь. Рожденные больным воображением, из темных пятен на полу появляются демоны, способные разрушить галактику. Неизвестность. Что она есть? Ее нельзя ощутить, взять в руки и поздороваться. Ее невозможно извести крестным знамением и клятвой верности. Она ничего не страшится и нет власти над ней. Перед неизвестностью рассыпаются в прах ранее непобежденные крепости, она вершит судьбы миллионов. Перед ней бессильны короли и нищие, перед ней равны и калеки и великие. Она посещает всех. Рано или поздно она познакомится с каждым живущим.
Стоит ей появиться, хлеб порастает зеленой плесенью, вода подергивается ряской, ломаются карандаши и пересыхают краски. Неизвестность хороший собеседник, она может подсказать что делать в любой ситуации, она предоставит на выбор миллион решений. Только это все– ложь. Она рассказывает множество историй разного толка, она заставляет вспоминать все что было, что не могло быть, и что вероятно происходило. Она шепчет утешительные слова, она грозится кулаками и лютой смертью, она призывает на помощь черные силы и отмщение.
Она заламывает пальцы от немого тихого ужаса, она заставляет бродить из угла в угол, не помня себя. Неизвестность. От нее покрываются морщинами лицо, появляется проседь на висках, от нее трясутся измученные пальцы и ноги. Она на время уступает свое место лишь алкогольному дурману, с которым она никогда не находила общий язык еще с момента основания мира. Она все равно вернется, стоит только опьянению отступить. Она приходит и с новой силой, еще более ожесточенно и изощренно, начинает рыться в старом белье, ставя все с ног на голову. Никто не знает, откуда она берется и куда уйдет вновь. Она приходит внезапно, вслед за неожиданностью и горем. Только неизвестность остается надолго. Она питается человеческими страхами, она упивается неожиданностями и ужасом. Она наслаждается безумием и бессонницей, она радуется, когда тоска и безнадега. Но и она когда-нибудь куда-нибудь уходит.
Отец стоял перед носовым иллюминатором. Взору его предстал огромный черный космос и неизвестность. Перед ним в поклоне лежала вселенная с ее миллиардами возможных путей и решений. Она его пугала, а согбенная усталая вечность искоса исподтишка хмуро скалилась, глядя на недоумение Отца. Ничего, ты пришел– ты уйдешь, буду лишь я.
Насытившись из консервных банок, побродив по шлюпу, Отец оставил этот мир на растерзание времени, а сам, надев шлем, вернулся к милому мохнатому другу, которого оставил на балкончике в приятном соседстве с бутылкой, там, на веранде где-то под Астраханью.
–Отец, проснись,– тормошил за рукав Мормон.– Сейчас подлетать уже будем.
–Уйди, Мормон,– отмахнулся от друга Отец.
Он только-только задремал, уже начал грезиться какой-то сон, где милая прелестница сулила ему наслаждение… и тут Мормон.
–Вставай, соня, я сам заснул уже. Нептун пролетели.
–Как пролетели? Епошкина мать. Жана жилмен куттыктаймын. Этого еще не хватало. Где Нептун?
–Где…– Проворчал Мормон.– В Караганде, там же где и был за последние пять миллиардов лет.
–Компьютер, почему не разбудил?– Разбушевался Отец и треснул кулаком по приборной панели. Голографическая карта подернулась рябью и исчезла.
–Не сходи с ума,– ответил за борт Мормон,– мы же ему не дали команду.
–Сам не мог что-ли разобраться, корыто старое. По-твоему часто мы мимо Нептуна проходим?
–Батюшка, так тебе не впервой пересекать систему, ты уже сюда, как на работу летаешь, али запамятовал?