Страница 138 из 217
По проходу забегали проводницы, в последний раз проверяя, не остался ли в вагоне кто из провожающих. Можно подумать, что они стали бы их выкидывать из движущегося состава прямо в открытые загодя двери в тамбуре. Старики забеспокоились о чае. Страх и мочегонный эффект напитка был для некоторых неотъемлемым атрибутом здорового ночного бдения. В динамике включили бессовестную песню какой-то певички, которая, судя по тексту, не успев достигнуть совершеннолетия, была очень искушенной в делах двуполой любви и ее последствиях. Некоторые в такт песни закивали подхмелевшими головами и что-то мяукали себе под нос. Мужской взгляд на песню был достаточно дружественным, однако никто из слушателей не хотел бы, чтобы подобным образом начинала свою жизнь дочь.
Поезд набирал обороты, тряска усилилась, огни в вагоне проводницы включили на полную мощность. Возле дальнего конца вагона, где клозет дарил безмерное счастье любителям пива, собралась небольшая группа народа, в ожидании радости, когда состав минует санитарную зону. Обходя собравшуюся очередь, некоторые пассажиры, толкаясь и матерясь себе в нос, продирались к тамбуру, чтобы выкурить сигарету в оплеванном закутке меж вагонов.
По проходу побежала торговка с лотком на колесах, выкрикивая приглашения присоединиться к празднику жизни, имя которому: «ешь & Go». На крытом желтой мятой тряпицей столике, на подносах, лежали зачерствевшие свежие горячие пирожки и сосиски в тесте. Чуть ниже, на второй полочке со звоном стукались бутылки с пивом и «колой». Торговка громко расхваливала свой товар, будто собиралась угостить своим богатством всех и каждого. Многие интересовались свежестью и пригодностью к употреблению продуктов, но, узнав цену, опускали с вселенской грустью очи долу. За каждую бутылку содовой можно на воле купить небольшой автомобиль, посему, сочтя в уме свои сбережения, многие громко удивлялись этому бесхитростному сервису и прибыльному бизнесу.
Прошли проводницы, останавливаясь возле всякого. Они отбирали путевые листы и справлялись у пассажиров их сродством с постелью, за которую отдельно взимали мзду. Они засовывали желтые листы билетов в свои коричневые сумочки, и что-то терпеливо записывали карандашиком в тетрадочку. При тряске и непрерывных тычках слоняющихся по вагону людей, их записи были похожи на клинопись, а проводницы еще больше раздражались и старались поправить записи, долго ковыряя грифелем по разлинованной бумаге.
Затем движение народа приобрело Броуновский тип, потому что проводницы стали раздавать белье в запаянных пластиковых пакетах. Некоторые спешили в начало вагона, чтобы получить свой брикет, другие, осчастливленные простынями, спешили в обратную сторону, дабы обмотать старые матрацы с желтыми пятнами своими белоснежными простынями.
Напротив Отца расположилась молодая влюбленная парочка с обручальными кольцами на безымянных пальцах. Еще блестящие и не исцарапанные бытом золотые кругляшки объясняли, почему молодые так долго целовались взасос, ни коим образом не обращая внимания на окружающих. Они даже не разговаривали меж собой, полностью поглощенные глотанием слюны друг друга. На вид им было чуть больше двадцати. Поженились, подумал Отец, теперь можно и разводиться. Новоиспеченная супруга бросила скользкий взгляд на звездного странника, который с нескрываемым живым интересом наблюдал за продолжительностью поцелуев. Распухшие и раскрасневшиеся губы, еще мокрые от поцелуев своего ненаглядного, были настолько велики, что она без особых усилий могла бы облизать и вагон, в котором ехала. Отец подумал, что он только за кругленькую сумму кредитов согласился бы поцеловать эту женщину. Маленькие глазки, нос картошкой и мокрые красные распухшие губы не вязались с идеалом женской красоты. Супруг– маленький очкастый прыщ так усердно вылизывал рот своей возлюбленной, будто старался избавить ее от всех микробов, населяющих ее жевательную полость.
На боковом месте сидел огромный бородатый мужик в теплом черном свитере и потертых джинсах. Он охотно наблюдал за представлением, которое устроили молодые супруги. Мужик оказался глухонемым. На вопросы проводниц он отвечал пожатием своих гигантских плеч и перстами, указующими на уши. Бородач громко сморкался в засаленный носовой платок, позеленевший от ядовитых осенних соплей, и с поспешностью прятал его в узкие карманы своих дорожных брюк. Рядом с ним сидела миленькая старушка, одетая в спортивный костюм и белую кофточку. Она всякий раз от неожиданности вздрагивала от трубных звуков носа глухонемого, затем морщилась удивленная столь откровенной сценой и старалась успокоиться. Она нет-нет бросала вопросительные взгляды на молодых, которые не обращали на нее внимания, и старалась сосредоточиться на осенних картинах, проплывающих за окном.
Отец сидел возле окна, запертый спереди откидным столиком, на котором стояла бутылка с водой, к которой прикладывались супруги в перерывах между поцелуями, чтобы перевести дух и восполнить гиповолемию, с другой ограниченный огромным Палычем– агентом Федеральной Службы, что родом из будущего. Палыч доставал из нагрудного кармана портмоне, который ломился от купюр отечественного Гознака и буржуйской зелени, и, не скупясь, раскидывался деньгами налево и направо. Он приобрел два комплекта постельного белья для себя и своего подопечного. Приобрел несколько бутылок минеральной воды у торговки, которая была рада ему лизнуть ниже поясницы, но не достала. Затем он купил у проводниц несколько стаканов чая, дабы соблюсти дорожную традицию, при этом оставив щедрые чаевые. Отец и не пытался доставать свои кровные, поскольку Палыч опережал с расплатой оного и не скупился при этом. Отец заставил федерала купить пару пачек дорогих сигарет, на что Палыч сделал робкую попытку протестовать против преступления над здоровьем, мотивируя вредностью продукта и взывая к совести, потом подался влиянию своего спутника.
–Чего ж тебе нужно из-под меня?– Шепотом на ухо спросил Отец.
–Ничего.– Искренне ответил Палыч.
–А чего меня пасешь, как Макар телят?
–Для твоей же безопасности.– Скупо ответил Палыч.
–Без тебя я и был бы в безопасности.– Проскрипел Отец.
–Очень в этом сомневаюсь.– Улыбнулся Палыч.
Тишина наступила не скоро. Все голодные насытились, все страждущие облегчились, все жаждущие напились. Курильщики накурились, сони улеглись на свои лежанки, закутавшись простынями и сырыми куртками поверх их, торговка назад укатила свою тележку, чтобы завтра начать торговлю свежими пирожками снова. Проводницы определились в своем закуточке, завешанном шерстяным казенным одеялом. Придушили свет, и вагон стал похож на небольшой заброшенный завод в малобюджетном триллере. Громкоговоритель выключили навсегда, чтобы ни единая нотка пошлости не вкралась в мозг, очень восприимчивый во время сна.
Молодая парочка, ворочаясь и не находя уютного положения, устроилась на нижней полке, не прекращая лобызаний и обниманий. Беленькая старушка укрылась простыней и отвернулась к окну на нижней боковушке, глухонемой бородач взобрался на второй ярус бокового места и заснул. В вагоне стало тихо, лишь мерный стук колес да тихий шепот каких-то мужиков в дальнем конце, обсуждавших баб, наполнил сумрак вагона.
–Слушай, Палыч, оставил бы ты меня, я и без тебя доберусь. Я, поди, в поездах ездить научился.– С надеждой в голосе прошептал Отец.
–Что, тебе лихо? Я чем-то тебе мешаю? Может у меня тоже дела в Москве?– Вопросом на вопрос ответил Палыч.
–Зачем ты сюда прилетел?– Спросил Отец.
–За тобой, известно за чем.
–Забрать меня назад хочешь?
Палыч отрицательно замотал головой. От сгустившегося сумрака, у федерала под носом выросла огромная гротескная тень. Он стал походить на злого Кощея, алчущего богатства. Он вполоборота развернулся к Отцу и внимательно следил за каждым его движением.
–Слушай, Палыч, мне уже надоело с тобой в кошки– мышки играть. Говори, или я уйду от тебя.– Разозлился, наконец, Отец.
–Ты вопросы неправильные задаешь.– Улыбнулся Палыч.