Страница 57 из 66
Это было вторым практическим навыком, которым Гладких отлично овладел на уроках экстремального вождения.
Капот впереди стоящего «Опеля» скривился от столкновения с зелёным джипом и стал выпускать слабый дым. В целом, повреждения были восстанавливаемыми.
Из «Бронко» вылетел водитель с пистолетом и мигом направил его на четверых сидевших в «Опеле».
Только Антон успел вынуть из кобуры свой, как увидел замаячивший справа от Шевца ОЦ-33 «Пернач», который вилял в руках неизвестного легко и играюче. Было заметно, что угрожающий не любитель и точно знает, чего хочет.
Двое из «Бронко» были в масках и камуфляжных штанах.
Разговаривал тот, что первым выскочил и держал на мушке Лукавина, Солина, Капинуса и Шорина. Он приказал всем, кроме Лукавина, прижаться спиною к «Хайлуксу», после чего осмотрел их и отобрал всё оружие, включая каймановский нож, подвязанный выше щиколотки у Капинуса.
После чего четверых, включая Шевца, что был с Антоном, затолкали в «Форд». Из них двоих в багажное отделение. Не тронули лишь Антона и Михаила, которые остались в некоторой растерянности на месте происшествия совершенно одни.
Но лишь на какое-то мгновение. Потому что спустя считанные секунды, на встречке с пригорка появилась машина, и Гладких замахал руками, чтобыеё остановить, когда налётчики вместе с его сотрудниками стартовали в неизвестном направлении.
Приближающаяся легковая машина остановилась, и Антон тут же подбежал к водителю, замечая отдаляющиеся от него взгляды недоумевающих коллег и их уменьшающиеся по мере движения машины лица.
Все четверо успели увидеть, как остановившийся возле Антона Гладких водитель вовсе не намеревался никому помогать, а, наоборот, поступил так же, как и с его коллегами. Под дулом пистолета их руководителя вместе с Михаилом посадили в легковушку бежевого цвета и увезли в противоположном направлении, оставляя всё больше загадок произошедшего.
«Хайлукс» с «Опелем» так и остались стоять на дороге…
42.
Надсадность кашля выводила Катю из себя. Она начала слышать себя со стороны, и надо сказать, раздражалась от собственного недомогания всё сильнее и сильнее по одной простой причине – он мешал ей найти сына!
Желтовато-зелёный сгусток мокроты напугал её сегодня утром, когда она чистила зубы. Серый, землистый цвет лица и опавшие веки с синяками под глазами сделали её старой… Настолько, что она поймала себя на мысли, что может не успеть найти сына и тогда…
«Господи».
«Господи».
«Господи».
Фонтан солёных и горьких слёз вырвался наружу. А затем укоры. Укоры самой себя. Что не уследила. Что не предотвратила. Что не обезвредила.
Но кого?
Откуда она могла знать, что сын так легко сможет открыть дверь и выйти из дома…
Ну, конечно, она не заметила, как тот вырос. Для неё он был всё тем же плюшевым медвежонком, коим называла его с тех пор, как купила в два года пижамку – костюм с лопоухим капюшоном.
«Но он ведь давно не малыш. Уже взрослый».
Укоры сменились самооправданием, отрешением от собственного я и попытками уговорить отражение с опухшими веками и постаревшим лицом в том, что жизнь – это зебра. Чёрная полоса не замкнёт круг, а белая вот-вот настанет, и её семья снова будет рядом, за этим круглым столом. Виктор возьмёт выходной, и они всей семьёй поедут в зоопарк. Как тогда… Это ведь было так недавно.
Или так давно?
Казалось, каждая вещь в этом доме играет против настроения своей хозяйки. Неумолимо и досадно над ней смеялся тот самый шкаф, из которого она когда-то выбирала платье, чтобы пойти с мужем на мюзикл.
«Красное или черное?»
Она всегда заведомо знала ответ Виктора. Им служило безразличие. Не то, чтобы он не видел разницы, просто являлся одним из тех мужчин, которые не любят выбора платья перед каким-то там мюзиклом. По их мнению, можно надеть всё, что угодно, и оставаться при этом красивой. Для таких мужчин не важна цветовая гамма или даже длина с вырезом или без.
Они хотят страсти. А та видна и в красной, и в чёрной модели. Кружевные и узорчатые линии с богемными нашивками, дополнительными подкладками или, наоборот, их отсутствием для того, чтобы платье было слегка прозрачным; или же абсолютно прямые, гладкие линии вдоль бедра и сужающиеся на талии – всё это доставляло много стресса и беспокойства о том, что женщина слишком увлеклась выбором, а представление вот-вот начнется. И вот в тот самый момент, когда мужчина понимает, что пора бы выйти из дома, а дорогая вдруг всерьёз задумалась над цветом, он любезно говорит ей о том, что оба платья к лицу его женщины. И даже, если он вдруг ненароком поймает себя на мысли, что чёрное было эффектнее, он промолчит. Потому что такой выбор не для настоящего джентльмена. Его задача сейчас ускорить процесс отправки в театральное заведение.
Виктор был из таких.
«Где он сейчас?»
«Здоров ли?»
Прошли сутки, как Ката видела его в последний раз.
Оператор не присылал сообщений «Абонент в сети». Это доставляло немало беспокойств. Ведомая страхом и тревогой, Ката пошла на кухню, чтобы выпить успокоительное. Она приняла сразу две таблетки.
Хотя эффект был, и истерика прошла, чувство тревоги не гасило ничто.
Вчера, когда Скорая привезла её вместо больницы домой, она чувствовала слабость и, как под воздействием алкоголя, была отвлечена от проблем. Она устроила настоящую истерику, не собираясь ехать ни по каким больницам и даже страх перед одиночеством, ожидавшим её дома, не останавливал.
Сейчас Ката набрала телефон подруги и, услышав на том конце знакомое «Алле», решила для самой себя сделать вид, что в её жизни ничего страшного не произошло. Так было легче разговаривать.
– Ты не против, если мы не будем говорить о том, что случилось? – прогнусавила она разбитым от принятых седативных таблеток голосом.
Глаза её были закрыты, и казалось, что она вот-вот уснёт. Но как бы сильно ни успокоило её лекарство, спать она бы сейчас не смогла. Поэтому и надо было с кем-то поговорить, чтобы шевелились губы. От бездействия совсем она бы просто отчаилась.
– Ты лучше расскажи мне, что у вас с Алексеем?
Лена сначала опешила от твёрдости подруги. Промолчала какое-то время, собираясь с мыслями о том, что бы ответить. А потом не без вздохов и с некоторой робостью рассказала о дне рождении и о подарке. Не вспоминая нарочно разговор с Катей о найденном ей украшении, поведала, как глупо себя почувствовала в тот самый момент, когда Алексей ей его подарил.
– Так я в курсе колье была… ты прости, – Ката объяснила, что Лёша не хотел, чтобы Лена знала о подарке.
На том конце трубки повисло молчание. И Ката тут же ударила себя по лбу, поняв, что подруга обиделась.
– Да, ладно…, – ответила Лена , – всё это такая ерунда в сравнении с тобой. – Что говорит врач?
Лена понимала, что Кате сейчас не до своего здоровья, но эта тема была куда лучше, чем безысходные разговоры о сыне и муже.
– Да, что-что…Скорая когда забрала, фельдшеры настаивали на том, чтобы ехать в больницу, а я в такой депрессии из-за случившегося, что забрыкалась, запаясничала и, в общем, они сдались. Дали направление. Пообещала им приехать наутро в больницу. Вот надо ехать. А тут такое.
– Значит, так! Муж с сыном найдутся! Я это точно знаю! А тебе нужно в больницу! Я приеду через час и отвезу.
На этом они и порешили. И без того обессилевшая Ката поплелась искать свой медицинский полис, который она всё время куда-то девала.
Лена приехала через полтора часа. Краснощёкая и какая-то другая, она вошла в квартиру Шемякиных в первый раз после того, как на них навалилось сразу столько несчастий.
Всё было по-прежнему.
Лишь гора грязной посуды и какая-то одежда, разбросанная по полу, свидетельствовали о том, что хозяйке сейчас было явно не до уборки.
– Может, Таню позвать? – спросила Лена о домработнице, которая приходила к Кате раз в неделю.