Михайлов или Михась?

В результате из России, Израиля и других стран, куда отправлялись запросы и неоднократно выезжал сам Зекшен, пришли официальные ответы, что у правоохранительных органов этих стран никаких претензий к господину Михайлову нет.

Людям, причастным к театру, хорошо известно, какой важный фон могут создать шумовые эффекты за сценой. Не найдя никаких фактов, подтверждающих вину заключенного, постановщики спектакля занялись подготовкой шумовых эффектов. И находящиеся за сценой лжесвидетели полностью оправдали свое назначение. Есть старый как мир театральный прием. Когда нужно создать на сцене или за сценой сильный, все заглушающий шум, группа статистов начинает вразнобой, но очень громко произносить одну и ту же фразу, многократно ее повторяя: «Что говорить, если нечего говорить, что говорить, если нечего говорить…» Практика театральных постановок показала, что именно эта глупость и бессмыслица создают впечатление наибольшего шумового эффекта.

Если вновь внимательно прочитать показания свидетелей, вернее, как теперь уже доказано, лжесвидетелей Николая Упорова, Роберта Левинсона, Майкла Шранца, Александра Абрамовича и парочки им же подобных, то коротко их показания можно было бы резюмировать все той же пресловутой фразой: «Что говорить, если нечего говорить». Упоров работал в московском РУОПе, уволившись, бежал в Швейцарию. Ни одно из его показаний не имеет до-кументального подтверждения. В «доказательство» он произносит туманно одно и то же: «Я основываюсь на оперативных данных». И хотя ни один суд в мире никогда не выносил обвинительный приговор, основываясь на оперативных данных, следствие продолжает упорно величать Упорова (простите за тавтологию, честное слово, не нарочно) главным свидетелем обвинения, и его бред скрупулезно протоколируется. Агент ФБР Роберт Левинсон от Упорова отличается разве что местом жительства. А так – близнецы-братья. Та же необузданная фантазия, не подтвержденная никакими документами. Если поверить Левинсону в том, что он действительно занимался этим на территории России, то эту деятельность следует охарактеризовать не иначе как шпионской.

Сегодня в своих показаниях он ссылается на некие «источники информации». Что за «источники» – никому не ведомо, а сам Левинсон тайны не раскрывает, призывая, как и Упоров, верить ему на слово. Впрочем, какова цена информации его «источников», уже имели возможность убедиться и судьи Обвинительной палаты, и участники проходившей в Москве международной пресс-конференции. В свое время перед судьями, а чуть позднее перед журналистами предстал Леонид Орлов, тот самый Орлов, которому – напомню, если кто забыл, – по указанию Михайлова выкололи глаз. Тогда в Москве журналисты минут десять сверкали блицами своих камер, запечатлевая на пленке совершенно здорового, без всяких физических изъянов человека. Но это как раз нормально, это именно в духе оперетты – человек без глаза вдруг оказался с глазами. Я потому и напомнил об этом эпизоде еще раз, что он как раз укладывается в сценарий оперетты и более никакому жанру не подошел бы.

Не меньших успехов в опереточном жанре достигли постановщики со свидетелем Майклом Шранцем. Он, опять-таки напомню, слышал разговор Сергея Михайлова в 1995 году и из этого разговора сделал вывод, что господин Михайлов принадлежит к криминальным структурам. Потом, правда, Шранц вспомнил, что Михайлов поручил ему еще и серию убийств. Тут уже попахивает не опереттой, а нескончаемыми бразильскими и мексиканскими сериалами, где герои не только плачут, но и постоянно теряют память. Так вот, когда гражданина Австрии Шранца спросили, насколько хорошо он знает русский язык, чтобы судить о сути разговора Сергея Михайлова, он ответил, что русский язык до 1995 года понимал прекрасно, а вот в 1996 году забыл начисто. Ну просто до такой степени, что теперь ни одного слова вспомнить не может.

Кто-то из зрителей, вернее, читателей может усомниться: да неужто возможно, что в таком серьезном деле свидетели подобрались один к одному – сбежавший из России в Швейцарию бывший милиционер, сбежавший из Австрии в США бывший охранник фирмы, которого разыскивает полиция его страны, сбежавший из России в Америку бизнесмен, против которого на его родине возбуждено уголовное дело, уволенный из ФБР агент, который непонятно где провел три года. Но напомню, что постановщиками нашего спектакля был избран именно жанр оперетты, где подобные абсурды не просто возможны, но возведены в степень нормы. Такой нормой следователь и прокурор посчитали изъятие из досье всех документов оправдательного характера, а также полное игнорирование всех свидетелей со стороны защиты.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

После выступления прокурора слово предоставляется адвокатам.

– Арестовав Михайлова без всякой причины, следствие засекретило досье, чтобы оправдать свои действия, – заявил мэтр Ральф Освальд Изенеггер. – У следствия нет ровным счетом никаких доказательств вины. Михайлов не преследуется законом других стран, он не совершил ни одного преступления в Швейцарии. Михайлова лишают его священного права на защиту, и мы, адвокаты, вынуждены были в связи с этим обратиться в Европейский суд по правам личности, откуда ожидаем ответа.

Мэтр Алек Реймон:

– Более года следствие велось неспешно, оно никуда не торопилось, а в основном блуждало в закоулках административных правил. И вдруг теперь прокурор заявляет, что следствие закончено, составляется обвинительное заключение, и, по его мнению, дело уже в мае будет рассмотрено одной из судебных инстанций. Откуда такая поспешность?

Мэтр Ксавье Манье:

– Однажды Мартин Лютер Кинг рассказал, что ему приснился сон: он находится в тюремной камере. Мартин признался, что это был самый кошмарный сон в его жизни. Но сны хороши хотя бы тем, что они, даже самые кошмарные, быстро заканчиваются. Заключение же Сергея Михайлова уже длится более семнадцати месяцев, так что его кошмар просто невероятен. Он кошмарен еще и тем, что человека содержат в тюрьме без всякого на то основания, не имея никаких доказательств его вины. Все так называемые улики, собранные следователем, рассыпались одна за другой, дело оказалось пустым, да, по сути, и нет никакого дела. Я бы мог сказать, ознакомившись со следственным досье, что гора родила мышь. Но даже так говорить нельзя, потому что нет никакой горы, есть просто мышиная нора.

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ ЛИБРЕТТО

Остроумный бельгийский адвокат с присущим ему блеском экспромтом дал название этой отвратительной по смыслу постановке – «Мышиная нора». Все точно и очень в духе оперетты. События больше года развивались весьма неспешно. Так неспешно, что несколько раз своими решениями Обвинительная палата обязывала следователя Зекшена активизировать свою деятельность. Сразу после таких решений Зекшен отправлялся в длительный зарубежный вояж, где снова и снова опрашивал людей, уже не единожды им опрошенных. Ни одного нового документа после этих допросов в досье не появлялось. И вот теперь – бах-трах – прокурор заявляет: следствие закончено, приступаем к составлению обвинительного заключения, в мае начинаем процесс. Получается, что человек ничто, меньше даже песчинки в понимании этих людей, которые кичатся тем, что олицетворяют западную демократию. Поэтому не только прокурор, но и председатель Обвинительной палаты Мишель Крибле позволил себе быть немногословным, ибо решение уже принял заранее. А означает сие, что адвокаты в сроки, определенные прокурором, должны ознакомиться с обвинительным заключением, а судьи – в сроки, опять-таки прокурором назначенные, – рассмотреть дело и провести судебное следствие. Да где же такое видано?! Только в оперетте, но никак не в зале суда, где не под музыку, а на самом деле решается или по крайней мере должна решаться судьба человека.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Слово предоставляется Сергею Михайлову.

– Я остаюсь на своих позициях и утверждаю, что я невиновен. Прокурор высказывает предположение, что, если меня выпустят до суда, я могу скрыться. Но это абсурд. У меня в Швейцарии закрытые банковские счета, здесь мои партнеры по бизнесу. Разве это не гарантия того, что я никуда не скроюсь? Я хотел бы обратить внимание членов Обвинительной палаты на то, что нарушаются процедурные нормы. Во время допроса господина Упорова мои и его ответы переводит на русский язык переводчица, недо-статочно хорошо знающая русский язык. Мои же требования заменить переводчицу на более квалифицированную воспринимаются как каприз. Несмотря на мои настоятельные требования, так до сих пор не допрошен ни один из моих свидетелей. Как же я могу в таких условиях защищаться, доказывать свою невиновность? И сегодня у членов Обвинительной палаты я прошу только одного – объективности.