Улица Свободы

– Видел я вашего майора, – оскалился Цыганков. – Че-то не выглядит он счастливым.

– При чем здесь счастье? Такое дело сделать…

– Че такого?! Ему ж повезло! Он не искал, тот сам к нему полез. Мог он поймать, а могли дружинники, а могли вообще не поймать. И хер ли? Серебряков год от ментов бегал, а тут не фортануло, – разошелся Игорь, и Леха не понимал, почему тот так злится. Подсаженный мужик тоже не ждал такой реакции. – Ну я бы поймал, че, меня с первого разряда до третьего бы повысили? Да хер там! У вас… – Он запнулся, не зная, чем продолжить.

Замок камеры щелкнул, дверь открылась.

– Цыганков, Королев, на выход.

Когда они отошли от здания милиции, от синего неба уже шел вечерний холод, а шумные лужи застыли, чтобы через несколько часов стать льдом.

– Че нас выпустили? – спросил уставший Леха.

– Платину не нашли, – сплюнул Игорь. – Мент сказал, что обыск у меня, что найдут и расстреляют.

– А ты где спрятал?

– Не знаешь – не расскажешь, – ответил Цыганков.

– Тебя тоже про шестнадцать килограммов спрашивали? Там же от силы по пятьсот граммов в каждом, итого три. Откуда шестнадцать?

– Не знаю. Пойдем лучше накатим, Лех.

– Не, Игорь, я домой. Мать злая будет после обыска, голову мне свернет, если еще пьяный приду.

– Так свернет и так. Как знаешь. Есть пятак взаймы?

Леха пошарил в кармане и дал синюю бумажку. Силуэт Игоря стал темнее, но не растворился во тьме. Сквозь прутья решетки сквера Калинина было видно, как Игорь подходит к компании, пившей на лавке. Малолетки фураги, для них Цыганков – авторитет, будут перед ним заискивать, показывать дурную удаль, угощать папиросами, поить. На хрена он пятак занял?

Королев двинулся в сторону дома, поежился от холода, и, наверное, от свежего воздуха уставшая голова прояснилась. Мать точно будет ждать его, как он сказал. До этого момента он просто хотел избавиться от Цыганкова и надеялся, что у нее дежурство. Нет, она ждет и будет орать на него и допытывать. От этого идти домой совсем расхотелось. С другой стороны, он устал, а если окажется в тишине, начнет думать о допросе – и станет еще хуже. Он не заметил, как свернул со Свободы, подошел к телефону-автомату и, с трудом попадая в диск, набрал окостеневшим пальцем номер.

– Алло, алло, алло! – сквозь хруст доносился далекий голос Иры из холодной трубки. – Заходи. Захвати вино, у меня гости.

Леха вбежал в гастроном на Победе, успев перед самым закрытием, не глядя на знакомые витрины, бросился к кассе, выложил деньги и понял, что на вино без пятака не хватает.

– Тебе чего? – без вызова спросила вымотанная кассирша с выцветшей хной.

– Портвейн, – вглядываясь в кучу мелочи на тарелочке, обреченно ответил Леха.

– Два тридцать, – автоматом отозвалась баба, оставив пятнадцать копеек сдачи, звякнула кассой и выдала Лехе чек.

Еще более унылая продавщица за прилавком без слов выдала бутылку, не отрывая взгляда от уборщицы, размазывавшей ветхой тряпкой грязь по каменному полу.

Бутылка тянула карман пальто. Лед начинал схватываться, и шагать приходилось внимательно и аккуратно, чтобы не поскользнуться или не провалиться в лужу. Обрывки тяжелых мыслей все еще крутились в голове, но Леха примерял их к неровным шагам: мать, шмон, мент и – прыжок – платина.

Около Дворца спорта злой весенний ветер полоскал бесцветные во тьме флажки на высоченных штоках. Как будто Мюнхен, вспомнил кадры из новостей Леха, – и мысль о том, что здесь могут висеть флаги разных стран, веселила.

Ира жила в хрущевках на Физкультурной. Дома здесь были самые молодые, но рядом со сталинками выглядели второсортно. Еще беднее были блочные хрущи, они нагревались летом и мгновенно остывали в холода. Леха это слышал от многих и сам стал так говорить, никогда не задумываясь, что его двухэтажка, пожалуй, хуже.

В подъезде было тепло. Из подвала несло картошкой, каждый лестничный пролет, становясь жарче, погружал в новый запах: здесь живет несколько кошек, за этими дверями сегодня варили щи, на третьем этаже ссытся младенец, а то и несколько, на четвертом – мужа-подкаблучника выгоняют курить «Приму» в подъезд, вот и банка с окурками, на пятом все это смешивается с духотой и запахами других живых, так что дышать практически нечем.

Леха позвонил в дверь и, пытаясь восстановить дыхание после подъема, немножко разволновался.

– Ты как пуля, – встретила его Ира.

– Че тут идти? – деловито ответил Королев, развязывая шнурки, глядя на голые Иркины колени и на цветочный халат.

– Это Леша пришел, мам, – крикнула она на незаданный вопрос, хотя на таком расстоянии можно говорить и шепотом. – Ко мне Ветка забежала.

«Сейчас про милицию спрашивать будет», – с раздражением подумал Леха и, промолчав, прошел по узкому коридорчику в дальнюю комнату.

– Привет, Королев. Ты вина принес? – не отрываясь от журнала с выкройками, сказала Ветка.

По ее незаинтересованному виду стало понятно, что про обыск в его доме и допрос она ничего не знает.

Испытав облегчение, Леха наигранно спохватился и пошел обратно в прихожую, где в кармане пальто лежала бутылка. Увидев портвейн, Ира закатила глаза.

– Денег не было.

– Они у тебя когда-нибудь были?

– Да у меня…

Платина повисла на языке, но Леха не открыл рот. «Три семерки» остались в руках, а девочки продолжили разговор, как будто его тут не было.

– Тетя Зоя говорит, в Москве все мужики ходят в поло.

– Куда? – переспросила Ветка.

– Ну майка такая, с воротником и пуговицами.

Королев, живущий с двумя женщинами, убрал внешний звук и опустился в кресло. Он отогрелся, и к нему вернулась усталость. Ирка раскраснелась, может потому, что батареи еще не отключили, а может, от интересной беседы. В глазах у нее блестели искорки – отражения настольной лампы, а тонкие светлые волосы, выбившиеся из прически, мерцали. Она вроде небольшого роста, но всегда кажется выше остальных девчонок. Ира красивая, сисястая, с ямочками на щеках. За каким хреном Леха ей нужен? Учились в одной школе, но там никогда не общались, после девятого Леха ушел в ПТУ. Она жила рядом, но с фурагами никогда не ходила, а сошлись только в прошлом году, на Веткином дне рождения. «Так она тебе с тех пор не дает», – пролетела привычная фраза голосом Цыганкова. Но и не гонит. Жениться не просит. Вроде в кино сводить, в гости, как сейчас, но ближе не пускает – и неясно почему. Потому что видимся редко, однажды решил Королев, и с тех пор стал так думать. Она в парикмахерской, а он на заводе. Живет она богаче и не так, как Леха привык.

– Пойду покурю, – сказал он и, не получив ответа, вышел в прихожую.

– Ты че так быстро собрался, Леш? – выходя из своей комнаты, спросила мама Иры.

– Да я не ухожу, теть Зин, я покурить в подъезд.

– Иди на балконе покури, че в подъезд мотаться?

Преимущества балкона были сомнительны, но отказываться от предложения было как-то невежливо. Леха прошел через комнату тети Зины и открыл дверь балкона. Пол прожигал ступни насквозь, а ветер на высоте пятого этажа был еще злее, или просто похолодало. Укрытая ладонью спичка вспыхнула робким огоньком. Королев курил быстро, уголек папиросы заострялся, не успевая прогорать, и полетел вниз во тьму, навстречу выбросившему ветки вверх молодому тополю.

– Леш, а посмотри, че с телефоном не так, – с узнаваемой Ириной интонацией попросила тетя Зина.

– А че не так?

– Да в трубке хрустит че-то.

Леха подошел к телефону, послушал бесконечный гудок и заметил, что чем больше раскачивается шнур, тем сильнее помехи.

– Провод где-то перетерся, надо новый аппарат купить или в ремонт отнести.

– А-а-а, – разочарованно протянула тетя Лида, надеявшаяся на быстрый и удачный исход ремонта. – Смотри, а это не вашего хрена по новостям показывают?

Леха обернулся и посмотрел на новенький «Каскад-203». На экране по цеху шли люди, один из них был директором Лехиного завода. «В этих цехах куется рука для космического рукопожатия», – уже заканчивал свой монолог бодрый закадровый голос.