Страница 21 из 56
Как не вяжется страдание со всем обликом Анны! Представление о ней неизменно связывалось с чем-то ярким, бурным, стремительным, счастливым. Не случайно связывалось: она всегда выбирала для своих исполнительских выступлений мажорные, радостные вещи - будь то произведения старых или современных композиторов. Всегда порыв, взлет, достижение! И вот первая же вещь, которую она создала сама и которая началась тоже стремительным взлетом, завершается падением в бездну скорби, неутолимой тоской по недостижимому счастью...
Почти машинально Еритомо набрал индекс Информационного центра и дал заказ: Анна Мерсье, исполнительница на мультитоне, возраст около двадцати лет, рост средний, звонкий голос, энергичные движения, белокурые волосы, голубые глаза, полные губы, быстрая смена выражений лица, тонкие руки, длинные пальцы. Он перечислил все это без запинки - так отчетливо видел перед собой Анну. Надо было бы еще указать, где она живет, где работает. Но этого он не знал.
Признаков было мало, притом они были часто повторяющиеся. Поэтому Информационный центр не сразу соединил его. Юноша ощутил сигнал соединения он еще не был уверен, что это именно та Анна Мерсье.
О чем, собственно, он хочет с ней говорить?
Он отключил кольцо-телефон.
--------------------------------------------------------------------------
----
Концерт Анны вызвал много взволнованных откликов. Сыгранное ею произведение вновь привлекло внимание большинства человечества к трагической судьбе Пьера Мерсье. Анна вовсе не рассчитывала на это, по крайней мере сознательно. Она выразила в сонате свои чувства, которые естественным образом отразили переживания дорогого ей человека. Страдание отца стало ее страданием.
О Пьере говорили, писали, спорили. Ему глубоко сочувствовали, но подавляющее большинство считало, что он наказан справедливо. Приговор Мирового Совета был, по существу, приговором человечества. Да, пожалуй, если Анну спросить, и она признала бы это решение правильным.
И сам Пьер...
О нем было известно очень мало. Знали только, что он замкнулся в глубоком уединении.
Анна во время одного из своих редких посещений родителей решилась расспросить мать. Но Ольга очень ласково уклонилась от ответа, только сказала, нежно проведя рукой по ее гладкой прическе:
- Не тревожься...
В этих словах было одновременно что-то успокаивающее и запрещающее расспросы.
И больше о том разговора не было.
--------------------------------------------------------------------------
----
Только через два дня Еритомо, убедившись, что впечатление от концерта не тускнеет, а, наоборот, становится с течением времени все ярче, решился вызвать Анну. Автомат-секретарь, непременная принадлежность каждого квартирного телефона, отозвался:
- Анны Мерсье нет дома. Кто спрашивает?
- Это бесполезно, - сказал Еритомо, - она меня не знает. Но мне надо побеседовать с ней.
Не замечая того, он говорил с автоматом, словно с разумным существом, тогда как это была всего лишь кибернетическая машина, способная только задавать те вопросы и произносить те ответы, которые в нее заложены. На этот раз не было вопроса и не требовалось ответа - и секретарь молчал. Спохватившись, Еритомо спросил:
- А когда она будет?
- Через три дня, - тотчас ответил секретарь.
Еритомо спросил еще:
- Где ее можно найти?
Очевидно, этот вопрос не был предусмотрен. Машина порылась в своей памяти и ответила совершенно невпопад:
- Скажи твой индекс.
Еритомо отключился с досадой и облегчением: он уступил неодолимой потребности и все же не знал, о чем стал бы говорить с Анной.
--------------------------------------------------------------------------
----
Анна после концерта договорилась с товарищами по работе о замене, чтобы отдохнуть пять дней и большую часть этого времени провести с матерью. Работа над композицией стоила ей сильного нервного напряжения. Случалось, она по десять часов подряд не отходила от мультитона. А после выступления почувствовала сильнейшую усталость.
Кроме того, она понимала, что мать, несмотря на свой обычный спокойный вид, тяжело переживает трагедию Пьера. Надо побыть с ней.
Анна всячески старалась смягчить горе матери. Но пожалуй, Ольга, более сдержанная, лучше владеющая собой, больше помогла дочери, чем та ей.
В те часы, когда Ольга работала, Анна много читала. Но нигде не бывала, не слушала музыки, избегала встреч с друзьями и знакомыми. С отцом почти не виделась. Он редко выходил из своей комнаты. Это могло бы встревожить. Однако в те два-три раза, когда Анне удалось ненадолго повидаться с ним, он не произвел на нее особо тяжелого впечатления. Был озабочен, очень рассеян - и только. Казался даже более спокойным, чем до своего добровольного заточения. Это приводило Анну в недоумение, но она чувствовала, что ни о чем допытываться не надо.
Расставшись с матерью к исходу пятого дня, она вернулась к себе. Пустив ленту телефонного секретаря, узнала, что ей звонили многие: друзья, знакомые и вовсе незнакомые люди.
Раздался короткий звонок. Анна увидела юношу с блестящими, черными, словно смазанными маслом волосами. Глуховатый, но с отчетливой дикцией голос произнес:
- Здравствуй, Анна.
- Добрый день, - приветливо ответила она, - кто ты?
- Меня зовут Еритомо Ниягава. Я один из радистов Мирового Совета. Я о твоем концерте.
Они внимательно, молча смотрели друг на друга. Еритомо видел ее живое, яркое лицо, основной тон которого - радость, полнота жизни. Как это сочетается с тем беспредельным отчаянием? Сочетается. Не все просто и последовательно в человеке. Да нет, ему, кажется, ясно. Эти счастье и горе - из одного источника. Страстная жажда жизни, светлых достижений - и неодолимая преграда, неукротимое стремление разрушить ее во что бы то ни стало! Удастся ли? Прозвучит ли когда-нибудь разрешающий аккорд? Все нахлынувшие на него мысли и чувства он хотел и не мог выразить словами. Снял со стены скрипку. Приложил ее к плечу и взял смычок.
Анна узнала мелодию своей сонаты: страстный рокот пенящихся волн, их яростную борьбу - и поражение, поражение... Недвижны скалы. Но волны бьют в них - еще и еще. И вот...
Они прорвали преграду! Они торжествуют! Звучит радостный завершающий аккорд!