Страница 3 из 27
Наряду с этим в работе рассматриваются и альтернативные варианты решений. Благодаря историкам теперь хорошо известно, что история не имеет сослагательного наклонения, поскольку в советской и российской историографии всегда преобладали объективистские тенденции, когда историческое событие требовали оценивать исключительно по его конечным материальным результатам или идеологической роли, без обсуждения содержания события, интерпретации его элементов и деталей, анализа альтернативных вариантов реализации. Все это означало фактически принудительный отказ от выявления закономерностей исторического процесса на событийном уровне. Поэтому, хотя объективный исторический анализ на все позволяет дать точный ответ, проходят десятилетия, прежде чем этот ответ будет полностью сформулирован и станет исчерпывающим.
Вместе с тем, если событие может быть реализовано только в единственном варианте, его изучение не имеет никакой практической пользы, поскольку из этого нельзя извлечь никаких уроков или сделать прогностические выводы. По-видимому, точка зрения, что история не терпит сослагательного наклонения, выгодна тем, кто стремится закрыть саму возможность извлечения практических уроков из исторического процесса, запретив его действительно глубокое изучение под видом борьбы с так называемой «фальсификацией истории». Напротив, главная ценность истории заключается в сослагательном наклонении, поскольку только сравнительный анализ альтернативных вариантов позволяет предложить оптимальные способы действий в той или иной ситуации и предположить ошибочные (неоптимальные) действия и решения исполнителей и ответственных руководителей, приведшие к данному результату. Вот этот анализ и представляет опасность для политической элиты в странах с тоталитарной имперской идеологией, так как развенчивает мифы вокруг искусственно героизированных личностей и событий, ореол которых эксплуатирует в своих интересах элитарная власть. Однако без вариационного анализа, учитывающего цикличность исторического процесса и повторяемость в нем однотипных положений и схожих ситуаций, история становится всего лишь более или менее подробным описанием хронологической последовательности фактов и событий, пригодным только для тренировки памяти и совершенно бесполезным для организации текущего управления социальными процессами.
Соответственно, основной смысл проведенного исследования Полтавской битвы заключается в ответе на следующие вопросы: 1) почему при возможности выбора альтернативных вариантов действий противоборствующими сторонами был избран только тот, который и привел к известным последствиям; 2) кто непосредственно отвечает за верный или ошибочный выбор, сделанный в той или иной оперативной или оперативно-тактической ситуации.
Вместе с тем, по нашему мнению, никто, кроме полевых командиров, не имеет морального права высказывать критические замечания в адрес рядовых солдат, а также офицерского состава частей и соединений, поскольку эти люди вместе участвуют в боях, постоянно рискуют своей жизнью, а также выполняют огромный труд (марши, оборудование позиций, охранение, разведка, обслуживание боевой техники и т. д.), перенося при этом все тяготы и лишения воинской службы (голод, холод, грязь, болезни). Однако высшие военачальники вполне подлежат критике, поскольку, во-первых, они добровольно взяли на себя ответственность за армию перед обществом и принимают решения, от которых прямо зависит судьба подчиненных солдат и офицеров – членов этого общества. Во-вторых, даже тогда, когда военачальники лично вели в бой свои войска, они оставались под прикрытием солдат, поэтому и опасность для их жизни всегда была меньше, чем для жизни солдата. Так, например, в битве под Полтавой погибли более 8 тысяч шведских солдат (~35 % общего состава армии), но при этом не был убит ни один из шведских генералов. Так что война для крупных военачальников оказывается довольно безопасным видом деятельности, причем хорошо вознаграждаемым, недаром русская пословица говорит: «Кому война, а кому мать родна».
Причем, в отличие от огромного большинства забытых историей рядовых солдат и офицеров, которые незаметно вели свои маленькие сражения, складывающиеся в общие победы или поражения, широко известными остаются только военачальники. Разные стороны образа этих людей отражаются в материализованной информации – анналах, летописях, мемуарах, документах, портретах, личных вещах и т. д. Это предопределяет наличие некоторого объема централизованных данных, позволяющих сделать выводы по поводу особенностей их личности, образа мышления и действий. Поэтому, с точки зрения субъективной стороны развития военного искусства, военные руководители являются уникальным объектом для изучения, касающегося установления внутренней и внешней обусловленности их решений; определения степени влияния этих решений на реальное развитие событий; анализа спектра альтернативных решений и ближайших последствий их реализации. Кроме того, единолично консолидируя славу и известность, полководцы соответственно принимают на себя и коллективную ответственность за качество ведения и результаты войны. Следовательно, критика военачальника этически допустима, в отличие от критики в адрес солдата, жертвовавшего по приказу свыше своей жизнью, здоровьем и элементарным бытовым комфортом.
Тем не менее, критика военачальников, по-видимому, должна несколько отличаться от суждений кадета, который всегда знает, как надо было выиграть проигранное сражение. Интерес представляет проанализировать степень вероятности альтернативных вариантов решений и действий полководца. Причем не углубляясь в развитие далекой от действительности так называемой «альтернативной истории», поскольку уже доказано, что в связи с многофакторной обусловленностью развития исторического процесса, гипотетическое возмущение по одному из факторов все равно нивелируется остальными, что возвращает процесс к его наблюдаемому виду в более или менее обозримое время (в зависимости от силы возмущения, хотя стабилизация может длиться на протяжении жизни нескольких поколений людей, для которых, напротив, все изменяется кардинальным образом, по крайней мере, в начальный период). В данной работе анализ различных вариантов развития событий служит целям лучшего объяснения существующей реальности.
Соответственно, автор не пытался ввести в научный оборот и представить читателю ранее неизвестные ему факты, тем более что относительно Полтавской битвы это уже вряд ли является возможным (хотя, например, П. Кротову после длительной работы в архивах удалось обнаружить документ «Табаля войску русскому» – ведомость списочного состава русской армии на момент непосредственно после Полтавской битвы, сохранившийся среди материалов того периода из русского посольства в Копенгагене[7]). Предлагаемое вниманию читателя аналитическое исследование уже известных фактов было предпринято для ответа на вопрос о причинах событий, степени их обусловленности и закономерности в связи с окружающими условиями. Для решения указанной задачи требуется исследование самых существенных признаков происходившей вооруженной борьбы, когда имевшие место боевые действия соотносятся с оперативными и тактическими формами боевого применения войск в данный период времени, их вооружением, наиболее распространенными тактическими приемами и способами ведения боя. Только тогда хроника отдельных боев и личные свидетельства их участников позволяют определить, насколько организация военного дела, то есть усилия военно-политического руководства страны, соответствовали реальным требованиям стратегической и оперативной обстановки на театре войны. Наиболее характерно и отчетливо все это проявляется в ходе крупных битв и сражений с решительными целями, при которых стороны противоборства задействуют все имеющиеся ресурсы для достижения успеха, а личные истории участников и прошедшие бои запечатлеваются в многочисленных мемуарных свидетельствах. Именно поэтому в качестве центральной темы данного исследования была выбрана Полтавская битва.
7
Кротов П. А. «Совершенный камень в основание Санкт-Петербурха» (Полтавская битва: некоторые перспективы и итоги изучения) // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Пятой ежегодной научной конференции (23–25 апреля 2003 г.). – СПб., 2004. – С. 74–83. – С. 76.