Страница 19 из 78
— Который? — спросил он с наивным видом.
— Ну, тот, кого король назвал самым галантным… У него еще такое странное имя, совсем не дворянское — Арамис.
— Вы запомнили совершенно точно, герцогиня, его зовут Арамис. Под этим скромным именем скрывается фамилия, не уступающая по древности Марсильякам или Перигорам.
— Какая? — живо поинтересовалась герцогиня.
— Это не моя тайна.
— Но вы знаете? Говорят, вы друзья.
— Кто говорит, мадам?
— Хм… моя старинная подруга герцогиня де Шеврез.
"То есть, Мари Мишон! — вспомнил недавнее признание Арамиса лейтенант. — Ах, проказница… Значит, милейшая герцогиня уже поговорила об Арамисе? И с кем — с Мари Мишон… Это становится забавным! Только что же она не спросила ее, дворянин ли Арамис?" — подумал д'Артаньян и сказал:
— У герцогини де Шеврез исключительно точные сведения.
— В каком смысле? — почувствовала скрытый намек герцогиня.
— В самом прямом, мадам. Мы известны ей с тех давних времен, когда нас называли "три мушкетеры и д'Артаньян". Тогда я был кадетом. Потом мы имели честь оказать некоторые услуги ее величеству королеве.
— И Арамис был одним из вас?
— О да, мадам, — Арамис, Атос, Портос и ваш покорный слуга.
— Вы давно дружите?
— С первого дня моего появления в Париже, вот уже пять лет.
— За это время у Арамиса было, наверное, немало побед? Даже король назвал его самым галантным…
"Ого, да мы кажется, уже ревнуем, не успев еще познакомиться? — подумал он не без ехидства. — А как же одно интересующее нас лицо?"
Трудно сказать, как развивался бы дальше этот, несомненно интересующий герцогиню разговор-допрос, если бы в гостиную не вошла Маргарита де Отфор в сопровождении пожилой, пухленькой и очень домашней дуэньи.
Маргарита была одета во все черное, в руках она держала молитвенник.
Д'Артаньян вскочил на ноги и склонился в глубоком поклоне.
— Камеристка доложила мне о вашем приходе, шевалье, но я собиралась в церковь, к вечерне, поэтому не сразу вышла к вам. Прошу меня извинить. Поверьте, я всегда вам рада. Познакомьтесь, донна Кончита де Фуэнтос, — представила она дуэнью.
Д'Артаньян еще раз церемонно поклонился.
— А вы, герцогиня? — обратился он к ди Лима. — Может быть, я своей пустой болтовней отвлек вас, и вы не успели собраться в церковь?
— Нет, лейтенант, я не иду в церковь, так что вы нисколько не виноваты. Напротив, беседа с вами доставила мне удовольствие.
— Если вы не возражаете, я был бы рад сопровождать мадемуазель Маргариту и донью Кончиту, — произнес нерешительно д'Артаньян, глядя на девушку.
— Тетушка, вы позволите? — спросила Марго.
— Разумеется, дитя мое. Я буду только рада — лейтенант надежный и мужественный кавалер, а мы в Париже еще чужие.
Они неторопливо шли по вечерним улицам к церкви, расположенной недалеко от площади Святого Людовика. Их обгоняли прихожане, спешившие к службе. Звонил колокол, перекликаясь с колоколами других церквей. Их голоса, звонкие или надтреснутые, низкие и высокие, неслись над Парижем, возвещая всем добрым христианам о предстоящей вечерней службе.
Д'Артаньян с дамами уже вышел на площадь, когда послышался цокот копыт и им навстречу верхом на крупном вороном коне выехал Людовик XIII в сопровождении десятка мушкетеров. Будучи в партикулярном платье, д'Артаньян обнажил голову и поклонился королю. Людовик рассеяно кивнул и проскакал мимо, но вдруг резко осадил коня и подъехал к ним.
— Кто эта грустная малютка с тобой, д'Артаньян? — спросил он. — Представь меня.
Очевидная заинтересованность короля девушкой мгновенно пробудила в мушкетере ревность, и он позволил себе дерзость, сделав вид, что понял слова его величества буквально:
— Мадемуазель, позвольте представить вам короля Франции!
Король спрыгнул с седла, бросил поводья одному из немедленно спешившихся мушкетеров, ласково улыбнулся девушке, любуясь румянцем смущения на ее щеках, затем строго взглянул на лейтенанта.
— Шутки в сторону, д'Артаньян, представь мне свою спутницу.
— Маргарита де Отфор, племянница герцогини ди Лима.
— Я не знал, что у герцогини такая очаровательная племянница, — сказал король. — Она скрывала вас от нашего внимания! Мы попеняем ей! — это прозвучало игриво, и д'Артаньян удивился: давно уже король не разговаривал в таком легкомысленном тоне с дамами.
А король перешел тем временем на испанский, который, как хорошо знал лейтенант, не любил, может быть, потому, что Анна Австрийская в минуты раздоров с мужем предпочитала обращаться к нему на своем родном языке.
— Если вы племянница герцогини ди Лима, то вы испанка. Однако, имя у вас французское и довольно известное. Объясните, как это может быть?
— Сир, — ответила Маргарита по-французски, — моя мать была испанкой, дальней родственницей герцогини ди Лима. Герцогиня так милостива, что завет меня племянницей. А мой отец был французом.
— Был?
— Да ваше величество. Я сирота. Мои родители погибли при кораблекрушении, возвращаясь из Вест Индии.
— Примите мои извинения и соболезнования. Я не знал, — сказал король и неожиданно для всех добавил: — Я хочу видеть вас при моем дворе.
Он приблизился к девушке, указательным пальцем чуть приподнял ей подбородок так, что вынудил ее посмотреть себе прямо в глаза, чем окончательно смутил ее.
— Я в трауре, сир, — пролепетала она.
Людовик нахмурился.
— Ваш отец француз. Вы носите известное французское имя и находитесь на моей земле. Я хочу видеть вас при дворе.
Д'Арьтаньян отлично знал, что обычно мягкий Людовик иногда становится упрямым, как беарнский осел, и в таких случаях внезапный гнев его подобен взрыву и способен уничтожить человека.
— Сир! — осмелился он вмешаться, чтобы отвлечь короля и помочь девушке. — Мадемуазель де Отфор на днях потеряла брата, — Он сознательно произвел кузена в братья, чтобы хоть как-то вызвать сочувствие короля.
— Замолчите, д'Артаньян! Я хочу видеть мадемуазель де Отфор при дворе и я увижу ее, даже если для этого мне придется посылать за ней швейцарцев! Впрочем, я разрешаю ей явиться ко двору в трауре. — С этими словами Людовик вскочил в седло и ускакал, не оглядываясь.
— Что же делать, мсье д'Артаньян? — прошептала Марго.
Дуэнья разразилась длинной стремительной испанской тирадой, из которой мушкетер уловил только многократно повторенное имя "ди Лима".
— Да, да, — ответила девушка. — Я брошусь ей в ноги, может быть, ей удастся умолить короля.. — Маргарита умолкла на полуслове, с сомнением глядя на лейтенанта.
— Мадемуазель, — сказал д'Артаньян, — думаю, вы и сами понимаете, что герцогиня тут бессильна. Короли не любят менять своих приказаний… — И хотя ему самому было совсем не радостно думать, что Марго поедет ко двору и король, вдруг поведший себя столь необычно, сможет часто видеться и беседовать с этой хрупкой, незащищенной девушкой, он постарался, как мог, успокоить ее: — Самое правильное сейчас пойти в церковь и попросить прощения у Господа за то, что в дни траура вы не по своей воле вступаете в суету придворной жизни. Вернувшись домой, вы все расскажете герцогине и ляжете спать. Завтра вам придется проснуться с петухами — при дворе рано встают.
Утром следующего дня д'Артаньян в сопровождении Портоса, которому не терпелось познакомиться с той, кто завладела помыслами его друга, подъехал к воротам особняка Люиня.
Портос был великолепен: шитая золотом перевязь поддерживала огромную шпагу с замысловатым эфесом, широкополую шляпу украшали настоящие страусовые перья, богатырский рост и огромный, под стать седоку, вороной конь привлекали внимание всех, кто был на улице в этот ранний час.
Вскоре ворота особняка распахнулись, и карета с золочеными гербами герцогов ди Лима, запряженная цугом, выехала на улицу.
Д'Артаньян представил Портоса герцогине и мадемуазель де Отфор. Кони мушкетеров танцевали нетерпеливо в опасной близости от зеркальных дверец кареты. Дамы восхищенно смотрели на мужественных всадников. Прохожие останавливались, привлеченные необычным и красочным зрелищем. Наконец, герцогиня дала знак, и карета медленно покатилась по узким улочкам к Лувру.