Страница 10 из 15
– Ты… да ты как смеешь так со мной разговаривать, паршивка?! – визгливо воскликнула она. – А ну-ка поди сюда, дрянь! Все, лопнуло терпение. Сейчас ты у меня так получишь, что до рассвета встать не сможешь!
– И кому от этого хуже будет, а?! Ты ж без меня задницу подтереть не можешь, карга старая!
– Я не собираюсь терпеть хамство от неблагодарной нахлебницы! Еще одно слово, и будешь ночевать на улице!
– Ну и буду! И ночевать, и жить, если придется!
Старуха уже готова была разразиться очередной тирадой, но Тамика не стала слушать. Она развернулась и вылетела за порог, так сильно хлопнув дверью, что в ушах зазвенело. По разгоряченному лицу хлестнул ледяной ветер. Несколько секунд она так и стояла: запрокинув голову, ловила ртом прохладный воздух. Глаза щипало: машинально утершись рукавом, Тамика поняла, что плачет.
"Что я ей сделала?! Хоть бы раз по-человечески отнеслась, сволочь. Черт с ней, с любовью, но почему нельзя нормально жить вместе? Я же хотела… пыталась с ней ладить, тетей ее называла, хотя какая она мне тетя…"
Тамика всхлипнула – то ли жалобно, то ли злобно. Она злилась на саму себя: за глупую вспышку гнева в том числе, но куда сильнее – за это беспомощное нытье. Миллита того не стоила. Вообще никто не стоил. Она бы еще мамашу, бросившую ее с этой каргой, припомнила!
Несколько раз шмыгнув носом и утерев слезы, Тамика заставила себя собраться. Можно беситься, можно реветь, а делать что-то надо. Ночевать на улице – все равно что повесить себе на шею вывеску "Свежее мясо. Чудовищам – даром". Стучаться к Миллите? Она впустит. Не потому, что пожалеет, конечно: просто без Тамики старуха действительно как без рук. Но унижаться перед этой гадиной? Дать вытереть об себя ноги, чтобы получить разрешение поспать на трухлявом, кишащем клопами матрасе? Ну уж нет. Ни за что.
Тамика поежилась от холода. Старые дома неприветливо пялились на нее пустыми темными окнами. Можно было пробраться в один из незаселенных и переночевать там. Или постучаться к кому-нибудь из друзей: их родители, конечно, поворчат, но Тамику впустят. Особенно если пойти к Кирни: у нее отличная мама, очень милая, да и отец вполне ничего, хоть и надирается иногда. Но беспокоить их и навязываться было как-то неловко.
Совсем рядом послышался подозрительный хруст. Тамика испуганно вздрогнула и приготовилась дать деру, но "монстром" оказалась обыкновенная крыса. Девочка мстительно запустила в нее камнем, желая не столько пришибить, сколько сорвать злость. Гадкое создание с писком припустило по улице, прямо к рыночной площади.
Тамика призадумалась. На рыночной площади стояла больница Марисы. Разве добрая врачиха откажется приютить ее на одну ночь? Она ведь знает, что Тамика не станет воровать лекарства или еще как бедокурить… к тому же, там Сельма, которую обязательно надо проведать, прежде чем она уедет.
Решение созрело мгновенно. Показав в окно Миллитиного дома неприличный жест, Тамика поспешила вслед за крысой.
* * *
В больничной палате спалось отвратительно. Большую часть ночи Сельма провела в муторной полудреме, то проваливаясь в сон, то пробуждаясь от очередного приступа боли. Анестетики и лекарства местная костоправка, похоже, получила в наследство от предшественницы, как семейно-профессиональную реликвию: некоторые препараты годились скорее на полку в музей медицинской науки, чем в дело. Интоксикацию они давали такую, что Сельма и впрямь забыла о своей ране – куда сильнее донимали тошнота, жар и ломота в суставах. В минуты, когда мысли не растекались по голове вязким киселем, она задыхалась от сырого затхлого воздуха, пропахшего болезнью, лежалым бельем и мышами.
Что хуже всего, Сельма чувствовала себя абсолютно беспомощной. Каждый шорох заставлял ее нервно вздрагивать и шарить рукой по полу в поисках винтовки. Верная МЕТТ неизменно обнаруживалась прислоненной к стене, ровно на том месте, где Сельма оставила ее, но спокойствия это почти не прибавляло. От яда оружие не спасет, да и при нападении сейчас бесполезно – в быстроте реакции любой мало-мальски шустрый мужичок даст сто очков форы вялой, как резиновая кукла, наемнице. Лежа на спине и пялясь в потолок, Сельма пыталась хотя бы разозлиться – на костоправку с допотопными лекарствами, Тамику с ее заботой и себя саму, – но даже злость выходила дохлой. "Отдых" вкупе с "лечением" вынимали последние силы.
На улице какая-то животина решила продрать глотку. Сельма страстно пожелала твари сдохнуть в муках: в тяжелой, будто похмельной голове вой отдавался взрывом баллистической ракеты. Заснуть получилось лишь под утро, когда грязно-розовый свет уже вовсю пробивался сквозь застиранную кружевную занавесочку на одиноком окне.
Первым, что Сельма увидела после пробуждения, были худые детские коленки в мешковатых штанах.
– Привет! – воскликнула Тамика, сидевшая на вплотную пододвинутом к койке стуле. Тот был явно высоковат, и девчонке пришлось согнуться в три погибели, чтобы их с Сельмой лица оказались на одном уровне. – Вы как себя чувствуете?
"На ловца и зверь бежит". Прежде ситуация бы Сельму изрядно позабавила, но сейчас вызвала лишь глухое раздражение. Неужели этой девчонке никто не говорил, что от незнакомых людей надо держаться подальше?
– Нормально, – пробормотала Сельма, садясь на постели. Что удивительно, не соврала: ночная дурнота отступила, оставив на память о себе вполне терпимую ломоту в висках, рана тоже вела себя сносно. Будь Сельма чуть более благочестивой прихожанкой, то обязательно проставилась бы богам за внеурочное чудо. – Ты что здесь забыла, ребенок?
– Вас, – ни капли не смутившись, ответила маленькая бестолочь, беззаботно болтая ногами. – Я с хозяйкой сильно поругалась, вот и пришлось ночевать здесь. Я еще ночью хотела к вам зайти, но Мариса не разрешила. Вы, кстати, воды хотите? Мариса сказала, что вас обязательно надо напоить, когда проснетесь.
Слова у этого ребенка не расходились с делом: в ту же секунду Сельме под нос была сунута керамическая кружка с водой. Сельма осушила ее в несколько жадных глотков, даже не поморщившись от ржавого привкуса, оставшегося на языке.
Тамика смотрела на нее с гордостью медсестры, выходившей своего первого пациента. Умильно до тошноты. Надо было вчера хватать это чудо с грязными косичками, не размениваясь на разговоры. Волосы намотать на кулак, рвануть на себя, ударить шокером куда придется – и в машину, пока не очухалась. Черт дернул замешкаться…
– Кстати, с вами Авидия хотела встретиться. Ну, глава нашей общины. Я пообещала ей сказать, когда вы проснетесь.
Сельма проглотила просящуюся на язык ругань. Глупо было бы ожидать, что новость о гостье из Нового города не разлетится по всей общине вместе с говорливыми очевидцами. Да и "Налетчика", припаркованного прямо у больницы, не заметит разве что слепой.
"Что ж, Авидия так Авидия. Посмотрим, что надо этому первому лицу на помойке".
– Тогда чего ждешь? Ноги в руки, и беги докладывать. Я не собираюсь торчать в этой дыре целый день.
Тамика спрыгнула со стула, не забыв обиженно фыркнуть что-то про "спасибо-пожалуйста", и шуганным зайцем вылетела за дверь. Передвигаться шагом этот ребенок то ли не умел, то ли не считал нужным.
Пока девчонка носилась в поисках Авидии, Сельма неторопливо приводила себя в порядок. Насколько, конечно, было возможно: одежда после вчерашних подвигов годилась разве что нищим на подаяние. И то – в Лайотре попрошайки бы посчитали такой дар за личное оскорбление. Но Сельма не с губернатором общаться собралась, а у местных скорострельная винтовка и умение с ней обращаться вызовет куда больше уважения, чем безупречный костюмчик.
Когда в палату постучали, Сельма уже доедала завтрак за небольшим откидным столиком. Местная докторша косилась на пациентку с нескрываемой опаской и еду ей подала торопливо, будто боялась, что Сельма сейчас бросится на нее и откусит руку по самый локоть. Это забавляло, как и скорость, с которой она кинулась открывать дверь. То ли норов у Авидии был горячий, то ли костоправке не терпелось избавиться от общества Сельмы.