Страница 23 из 28
- Добрый вечер, мистер Ковальский.
- Если он действительно добрый, - Ковальский открыл дверцу морозилки в поисках льда. - Скажите, вас часто называют ходячим анахронизмом?
- Не думаю, - с той же вежливостью ответил Лемке. - А что?
- Так, старческая депрессия после разговора с Джереми. Мы сошлись на том, что я ходячий анахронизм.
- Бросьте, мистер Ковальский! Во-первых, вы моложе меня на десяток лет. Во-вторых, вы ни капли не похожи на анахронизм - скорее уж на архетип.
- Ох уж эта мне научность! - усмехнулся поляк. - Вам никогда не казалось, что эти пресловутые юнговские архетипы - просто перелицовка теории врождённых идей Локка?
- Возможно, - пожал плечами Лемке. - В конце концов, ничто не ново под солнцем.
- Кроме холодильников, - сказал Ковальский, копаясь в морозных недрах. - Где этот проклятый лёд? Всё масло попадается... Ах, вот он.
Поляк вытащил брикет льда и принялся колоть его ножом, бросая кусочки в чашку.
- Для чего вам столько масла? - он бросил через плечо косой взгляд на Лемке. - Современная медицина говорит, что это вредно.
- Ха! - дребезжащим смешком отозвался Лемке. - Попробовали бы вы сказануть такое заключённым из Бухенвальда!
- Вы, кажется, не были в Бухенвальде, мистер Лемке? - невинно спросил Ковальский. Лемке немного замялся.
- А вы бы хотели, чтобы я там был, так? - в его голосе прорезалось раздражение. - Догадываюсь...
- Догадывайтесь на здоровье, - сердечно улыбнулся Ковальский, взял чашку с наколотым льдом и вышел из кухни.
Навстречу ему по лестнице спускались две студентки, снимавшие одну на двоих комнату во втором этаже. Одну звали Анджелина Вуд, вторую Лиза Бэнкс. По новой молодёжной моде они обижались на обращение "мисс" и требовали, чтобы их называли по именам. Обе были одеты в лёгкие хлопчатобумажные туники ярких расцветок, но Анджелина, как более консервативная, носила белую шляпку в красный горошек, с опущенными полями, тогда как выгоревшая на солнце мальчишеская стрижка Лизы дерзко торчала в разные стороны. У каждой на плече было полотенце.
- Добрый вечер, малютки, - игриво произнёс Ковальский, проходя мимо них с чашкой льда. - Кому нужно охладиться?
Девушки захихикали. Ковальского они, в силу его возраста, всерьёз не воспринимали.
- Добрый вечер, Винни, - сказала Анджелина. - Только не надо кидаться льдом - мы идём на пляж. Это более удобный способ охлаждаться.
- Идёте с нами? - весело спросила Лиза. Ковальский подумал немного.
- Наверное, - неопределённо ответил он. - А впрочем, мы с Джереми выпьем мартини и догоним вас.
Он поднялся на третий этаж. Захватив в своей комнате бутылку мартини, он вышел на балкон.
- Джереми, мон шер, достаньте бокалы - у меня руки заняты. Не хотите после прогуляться до пляжа? Барышни уже отправились купаться.
- Опять флиртовали со студентками? - засмеялся Солгрейв. - Вы неисправимы!
- А с кем же мне ещё флиртовать? - Ковальский комично сложил брови домиком. - Может быть, с этой старой занудой, профессоршей Рипли? Нечего сказать, обожаю преподавательниц английской литературы из женского колледжа! Или, может, порекомендуете жирного экс-полковника колониальных войск? Больше на вилле никого нет, если не считать хозяйки, кухарки и чокнутого жида, который день и ночь жрёт бутерброды с маслом.
- Вы потише, Ковальский, - сказал Солгрейв, - в наше время с подобными выражениями следует быть осторожнее.
- Не вижу ничего противозаконного в слове "жрать", - возразил Ковальский. Солгрейв расхохотался. Оба откинулись в шезлонгах, потягивая мартини. Солнце уже опустилось низко в просвете между кипарисами, но всё ещё пригревало ощутимо.
- Знаете, - Солгрейв расстегнул ворот пижамы, - насчёт пляжа это дельная мысль. Я бы и правда искупался.
3.
В красно-жёлтой гавайке, бермудах и сандалиях на босу ногу, Солгрейв стоял в коридоре и стучал в дверь Ковальского.
- Скоро вы там? Долго я буду здесь торчать? - прокричал он. Из-за двери послышался капризный голос:
- Джереми, душа моя, ну неужели так трудно чуточку подождать? Дайте мне одеться.
Солгрейв смирился. Минут через десять дверь номера распахнулась, и оттуда вышел Ковальский. На нём был белоснежный фланелевый костюм с лазурной шёлковой рубашкой, тёмно-синим узорчатым жилетом и канареечным галстуком-бабочкой. Голову он поверх шапочки прикрыл белой панамой. Ноги были обуты в столь же ослепительно белые парусиновые туфли. На левой руке у него висела нарядная кошёлка, а под мышкой правой он держал бамбуковую тросточку с янтарным набалдашником.
- Чёрт бы вас побрал! - охнул Солгрейв, хотя это зрелище он видел не впервые. - Вам ещё не надоело выделываться? Только не говорите, что под этим у вас ваш жуткий купальный костюм с лямочками.
- Вовсе нет, он тут, - Ковальский показал на кошёлку. - Переоденусь в кабинке. У вас есть мелочь?
- Я сейчас умру, - сказал Солгрейв. - Какой, по-вашему, год на дворе? Кто нынче ходит в таком виде на пляж?
- Я, - скромно ответил поляк. - А год на дворе дивный и восхитительный.
Похоже, размышления об анахронизмах были благополучно забыты.
Оба спустились вниз по лестнице и вышли с виллы. Во дворе хозяйка, мадам Дюшан, развешивала выстиранное бельё. Ковальский поздоровался с ней по-французски самым изысканным образом.
- Вам того же, мсье Ковальский, - мадам Дюшан приподняла верхнюю губу, окаймлённую тёмными усиками. - Неужто купаться собрались?
- Да, сегодня очень жарко, - ответил Ковальский, старательно выговаривая слова. Хозяйка сняла с сучка груши связку прищепок.
- Не опоздайте к ужину - в восемь часов! - напомнила она. Ковальский заверил её, что ни в коем случае, и они с Солгрейвом двинулись к морю. Поскольку комнаты на вилле "Розмарин" сдавались по необременительным ценам, это влекло за собой кое-какие последствия - главным образом те, что путь до пляжа отнимал минут пятнадцать. Нужно было спуститься с холма по разбитой гравийной дороге, петлявшей между другими виллами и нырявшей в виноградник. Бывший полицейский инспектор шагал достаточно бодро, но Ковальскому то и дело приходилось замедлять шаг - его мучила невралгия. Оба изрядно вспотели и запыхались, когда наконец перед ними из-за каменной террасы более дорогого прибрежного отеля зажелтела полоса пляжа.
Ковальский ожил. Он сбежал по ступенькам на песок, купил билет у сторожа и тут же скрылся в кабинке. Солгрейв неспешно спустился вслед за ним, расстелил на песке полотенце и стал разоблачаться. Плавки он носил прямо под одеждой.
- А вот и мистер Солгрейв! - раздался звонкий голос Лизы. Он внезапно обнаружил себя в компании обеих девушек. Анджелина прижимала к себе красный надувной мяч, которым они незадолго до того перебрасывались. Она была в слитном купальнике, Лиза - в раздельном, слегка смущавшем Солгрейва. Он учтиво пробормотал какое-то приветствие и продолжил бороться с завязками на бермудах.
- А где же Винни? - спросила Анджелина. Солгрейв испытал лёгкий укол ревности - его по имени не называли. Правда, он был старше Ковальского на два года, но это вряд ли шло в счёт.
- Там, - он махнул рукой в сторону кабинки, и как раз в этот момент оттуда появился Ковальский.
- Мама дорогая! - воскликнула Лиза. Семейство голландцев, загоравших поблизости, удивлённо вытаращило глаза. Винни Ковальский, скинувший свою фланелевую пару, был облачён в купальный костюм из шерстяного трикотажа в бело-синюю полоску, с нагрудником на лямках и штанинами до середины бедра. В лучшие годы хозяина костюм был обтягивающим, но сейчас болтался на нём довольно неаппетитно. На голове у Ковальского так и осталась чёрная шёлковая ермолка.
- Неужели в двадцатых мужчины в этом купались? - изумилась Анджелина. Солгрейв вздохнул.
- Когда-то этот костюм считался нескромным. У меня был с рукавчиками и закрытой спиной.
- Я бы сказала, похоже на трико циркача, - заметила Лиза.