Страница 12 из 28
- Чтобы в "Фигаро" появилась заметка о том, как мы обращаемся с иностранными журналистами? Да ещё и в несуществующих подробностях? Бог знает что он про нас способен написать.
- Вы удивительно понятливы, друг мой, - проговорил Ковальский.
- Сэр, - бледнея, сказал Мэтьюз, - если бы вы не были иностранцем, да к тому же журналистом, я бы вообще не стал реагировать на разговор в подобном тоне. Но, поскольку говорить по-иному вы, очевидно, не умеете, то я не могу считать это за оскорбление. Видимо, мне придётся счесть это началом деловой беседы.
- Видимо, да, - осклабился Ковальский.
- Итак, сколько вы хотите за то, чтобы в "Фигаро" никогда не выходила статья о нашем клубе и за то, чтобы вы никому не говорили о ваших отношениях с покойным Дэниелом Коули?
- А я о них пока что никому и не говорил, - усмехнулся Ковальский, оправляя галстук.
- Сколько? - пепельно-серый, повторил Мэтьюз.
- Не угодно ли выйти на балкон, мистер Мэтьюз? - нежно произнёс Ковальский, показывая в сторону маленького балкончика, на который вела дверь из зала заседаний. - Мы сможем обо всём договориться, я уверен...
- Хорошо, - буркнул председатель, вставая с футуристического кресла. Члены клуба тревожно следили за ним и Ковальским. Оба вышли на балкон. Ковальский задумчиво посмотрел вниз. Внизу ничего не было, кроме тесного переулка, куда спускалась ржавая пожарная лестница. Стена дома напротив была совершенно глухой.
- Вам наличными, или как? - неожиданно грубо спросил Мэтьюз, выжидающе глядя на поляка. Вне зала заседаний, ледяная церемонность спала с него. Ковальский шмыгнул вздёрнутым носом и поднял на собеседника невиннейшие синие глаза.
- А почему, спрашивается, вас так волнует, чтобы сведения о клубе не попали в печать? Боитесь, что мир узнает, какие у вас чудовищные кресла?
- Прекратите, - сдавленно сказал Мэтьюз. Ковальский постучал пальцами по перилам.
- Или слухи не врут, и с клубом и впрямь не всё чисто? Уж не сами ли вы подсыпали моему несчастному другу яд в кофе?
Мэтьюз взял себя в руки и сухо произнёс:
- Вздор. Эти слухи исходят от таких, как вы. Я не желаю добавлять ещё порцию грязи к тому, что на нас уже вылили. Сколько вам надо?
- Вашу озабоченность этим вопросом, - с расстановкой проговорил Ковальский, - я оцениваю в пятьсот фунтов. Чеки не принимаются.
"Столько у него при себе нет", - уверенно решил сыщик.
- Вам они нужны сейчас или позже? - механическим голосом спросил Мэтьюз. Ковальский захихикал.
- Конечно, всякий предпочёл бы иметь их сейчас. Но, если вы не в состоянии выплатить всю сумму сразу, я могу дать вам неделю. По-моему, это удобный срок.
"Не настолько же он низко пал, чтобы вынимать деньги из клубной кассы, - подумал Ковальский. - Тем более что ему пришлось бы для этого пройти мимо заседающих, а кто захочет так позориться?".
Лицо Мэтьюза стянулось в маску. Он выудил из кармана бумажник и выгреб всё, что там находилось.
- Восемьдесят, - сказал он, протягивая деньги тому, кого он считал Огюстом Ланьером. Ковальский был неподражаем в искусстве строить брезгливые гримасы.
- Нежирный задаток.
- Остальное получите через неделю, - процедил Мэтьюз. - И извольте придти в шестнадцать ноль-ноль, до начала заседания, чтобы не отравлять настроение членам клуба видом вашей физиономии.
- Думаю, они и без меня успешно отравятся, - засмеялся Ковальский, пряча деньги.
- Заткнитесь, негодяй, или я спущу вас с балкона, - Мэтьюз пихнул его в сторону пожарной лестницы. - Надеюсь, у вас, журналюг, хватает ловкости?
- Вполне, - фыркнул Винни Ковальский.
- Тогда немедленно покиньте клуб этим путём. Много чести - ещё раз беспокоить из-за вас швейцара.
3.
Как бы удивился председатель клуба "Федра", если бы час спустя увидел вломившегося к нему мерзавца с подведёнными глазами в тихом и вполне респектабельном пабе неподалёку от Скотланд-Ярда, да ещё и в компании полицейского инспектора, который внимательно слушал рапорт Ковальского, облокотившись на край стола.
- Прикинуться шантажистом... - Солгрейв поцокал языком. - Да уж, такое может выкинуть только Винни Ковальский. А вообще-то нетривиальный ход! Но я не вижу, что мы можем из этого вытянуть. Страх попасть в газеты - ещё не доказательство виновности в убийствах. Может быть, они просто не хотят навлечь на себя негодование религиозных общин.
- Вы проверили то, о чём мы договорились? - Ковальский поставил на стол пустой бокал из-под мартини. Пива он никогда не заказывал, потому что терпеть его не мог.
- Да, и здесь есть кое-что интригующее. За все четыре года существования клуба туда не был принят ни один холостяк. У всех погибших были наследники, которые получили немало.
- Вот и мотив, - весело произнёс Ковальский.
- Боюсь, нет. Связь между наследниками и клубом доказать невозможно. Единственное, что я могу сказать, - что с этим Мэтьюзом не всё гладко. Мы справились о его банковских счетах. Они не липовые, но денег у него намного меньше, чем требует официальный имущественный ценз на членство в клубе. У него просто не может быть ста тысяч годового дохода.
- Это, как вы понимаете, не доказательство, - возразил Ковальский. - Мэтьюз даже не первый председатель клуба, первый мёртв. Семья у него есть?
- Есть, здесь у него всё как у остальных. Сестра, жена и двое взрослых детей. Дочка, кажется, готовится выйти замуж.
- А протоколы медицинской экспертизы? - ни с того ни с сего вспомнил сыщик. - Вы просматривали их? Смерть точно наступала от цианида?
- В том-то и дело. Симптомы ни с чем не спутаешь. Следы соединений синильной кислоты были в чашках. Свидетели - а их бывало от восьми до десяти - единодушно показывали, что до момента смерти жертвы никто не вставал со своего места, что посторонних в комнате не было, что кофе разливали из общего кофейника. Полицию вызывали сами члены клуба, они ведь не хотят иметь проблем с законом.
- Меня тревожат кресла, - загадочно сказал Ковальский. - Дело не в том, что видели свидетели, а в том, чего они не видели.
- Кресла уже давно проверены при обыске. Фантазии насчёт скрытых пружин и смазанных ядом булавок не подтвердились. Они, правда, полые, но это понятно - иначе бы их невозможно было сдвинуть с места. Но никаких потайных механизмов или запасов яда в них нет.
- И всё-таки Мэтьюз занервничал при слове "кресла", - сказал Ковальский, закуривая сигару.
- Если вам не показалось.
- Что ж, всем нам что-то кажется, - ответил Ковальский. - Вопрос не в том, что слышат наши уши, а в том, что слышит наша привычка. Вот, приобщите к делу.
Он без смущения задрал штанину и вытянул из-за узорчатой чёрно-белой подвязки банкноты.
- Через неделю я иду получать остальное. Прошу вас, подойдите в шестнадцать ноль-ноль к зданию клуба со стороны переулка. Возьмите с собой несколько констеблей и дожидайтесь у пожарной лестницы.
- Что вы задумали? - изумился Солгрейв.
- Одно из двух: или арестовать Мэтьюза, или сильно осрамиться. Впрочем, второй вариант точно не попадёт в газеты, я же не полоумный миллионер.
Ковальский встал со своего места и нахлобучил на голову шляпу.
- На сегодня я с вами прощаюсь - мне надо зайти к врачу.
- Что с вами такое?
- А, пустяки. Кажется, поясницу продуло.
4.
Доктор Мелвилл отдыхал после обеда, посасывая незажжённую трубку (он собирался бросать курение), когда экономка сообщила ему, что пришёл пациент. Хотя доктору не очень хотелось прерывать своё приятное состояние, он не привык никому отказывать, возводя любезность в ранг долга. Он только предварительно спросил, кто явился. Губы экономки тут же сжались в куриную гузку.
- Да этот ваш приятель-иностранец с крашеной рожей, - сердито произнесла она. - Будь моя воля, я бы его и на порог не пустила. Сегодня весь скособоченный притащился.