Страница 49 из 80
Кили, прошел вдоль саркофагов, проводя рукой по мраморной поверхности крышки. Он остановился в изголовье и посмотрел в спокойное лицо Торина. Кили не верилось, что его дядя и брат мертвы, что никогда больше он не заговорит с ними, не увидит одобрение на лице дяди, не получит шутливого тумака от шаловливого брата, с которым был неразлучен с самого рождения Фили. И до самой смерти…
Кили опустил глаза. В полной тишине все присутствующие услышали тихий басистый голос молодого гнома, начавшего медленно исполнять любимую песню Торина.
— Мы бредем чрез Мглистых гор хребет.
В пещеры, где не брезжит свет.
Наш путь лежит сквозь тьмы гранит,
Чтобы найти злата в пути…
Лириан первая поддержала Кили, подойдя к нему и одобрительно положив руку на плечо. После чего все гномы, знавшие слова, вторили:
— Ветра стонали в мраке ночном,
Шептали ветви все о своем.
То рьян и ал огонь пылал,
Бушуя с небом наравне…
Их похоронили в королевской усыпальнице, что находилась в нижних ярусах горы. Бард со своими людьми стояли на смотровой площади в Дейле и тоже провожали гномов. Люди на горне играли погребальную мелодию.
Налону предали земле, вместе с ее отцом, которого по просьбе Лириан нашли в покинутом Эреборе. Могила лучшего кузнеца и его дочери высилась на отдельном кургане, на восточной стороне — Налона обожала встречать рассвет.
После похорон, утирая слезы, Лириан выходила из главных ворот Эребора, в сопровождении Бофура.
— Кто теперь станет королем? — спросила Лириан. — Кили?
Кили единственный, кто еще не вышел из усыпальницы. Он сидел, прислонившись спиной к саркофагу брата, и крутил в руках один из бесчисленных клинков брата. «Всегда нужно иметь про запас», — говорил Фили, улыбаясь.
— Кили наследник по праву рождения, — кивнул Бофур. — Он юн для правителя. Даин Железностоп поможет ему.
— Гномы Даина будут населять эту гору, да? — Лириан обвела взглядом массивные стены, камни и рельефы, искусно вырезанные в горных скалах.
— Они наши родственники, — пожал плечами Бофур. — Кто-то из Синих гор тоже переберется сюда, — гном посмотрел вперед, сощурив глаза на солнце. — Тебя зовут, принцесса.
Лириан обернулась: впереди стоял Гэндальф и призывно махал рукой эльфийке. Не понимая, в чем дело, девушка быстро засеменила к волшебнику. Тот стоял перед равниной, проходящей между Дейлом и Эребором.
— Что случилось? — удивленно спросила Лириан.
— У нас гости, — улыбнулся Гэндальф и указал посохом в сторону Дейла.
Принцесса перевела взгляд и увидела высокого эльфа, облаченного в бронзовые доспехи. За спиной у него развивался темно-коричневый плащ, обшитый золотыми нитями, на поясе висел знакомый Лириан тонкий меч эльфийской работы. Витиеватый золотой венец украшал шоколадного цвета волосы.
— Ada (Папа), — прошептала девушка и со всех ног понеслась навстречу Элронду.
Ее волосы развевались на ветру, радостная улыбка ослепительно блестела на солнце. Элронд поймал ее в объятия, крепко прижав дочь к своей груди. Она обхватила его жесткие доспехи на спине и прижалась щекой к холодной стали на груди. Эльф даже сквозь доспехи чувствовал, как часто бьется сердечко его дочери.
— Папа, — прошептала Лириан и подняла зеленые глаза, наполненные слезами. — Я так виновата перед тобой. Прости, что я ушла, — девушка всхлипнула, — ничего тебе не сказав. Не попрощалась с тобой… Ведь если бы я…
— Тш-ш-ш, Лириан, дитя мое, успокойся, — Элронд вытер слезу, шаловливо сбежавшую по щеке дочери. — Главное, ты жива и невредима.
— Ты не злишься на меня? — удивленно спросила Лириан.
— Злюсь, — ответил Элронд. — И всегда буду злиться, когда ты будешь поступать не так, как я хочу. Потому что я твой отец: я обязан заботиться о тебе и мне всегда будет казаться, что я знаю лучше. И зачастую так оно и будет. Но ты все равно будешь поступать по-своему, потому что это твоя жизнь, и ты ее хозяйка.
Лириан смотрела в светлые серые глаза отца и не скрывала удивления от его слов. Элронд никогда не повышал на нее голос и сейчас он говорил абсолютно спокойно, совершенно не выдавая гнева, если такой и был.
— Я больше никогда не уйду, папа, — произнесла Лириан. — Без твоего ведома, — добавила она.
— А я уж понадеялся, ты скажешь «без разрешения», — улыбнулся Элронд, чьи глаза искрились лаской.
— Ni meletha-le, ada (Я люблю тебя, папа), — прошептала Лириан, снова прижавшись к его груди.
— Ar ni meletha-le, nin elloth (А я люблю тебя, мой цветочек), — Элронд снова прижал дочь к себе и нежно поцеловал ее в макушку. — Thalio-cuil (Больше жизни), — прошептал он.
***
Изрядно уменьшившаяся армия Трандуила перешла границу Лесного Королевства и направилась прямиком ко дворцу. Сегодня впервые за несколько дней наконец светило солнце, небо лишь изредка пересекалось редкими пушистыми медленными облаками.
Тауриэль всю дорогу нервно и со страхом поглядывала на мать. Когда Леголас подвел ее к телеге еще тогда, в Дейле, в первое мгновение девушка застыла словно камень. Она не могла себя заставить подойти к той, которая лежала перед ней на деревянных досках. Тауриэль была совсем юной, когда мамы не стало, и последнее что она помнила — тепло маминых рук, обнимающих ее на прощание, сладковатый запах ее волос, щекотавших лицо принцессы, ласковый тихий голос. Она помнила заботливую и нежную эльфийку, безумно любящую свое дитя. Эта холодная женщина, которая лежала сейчас перед ней, была совсем другой — враждебно настроенной, ледяной. Совершенно не похожей на маму.
Пару раз Анариэль приходила в себя и Трандуилу приходилось с боем поить жену замоченной в воде мелиссой, которую Тауриэль собирала по дороге. Успокаивающая трава ослабевала деву и эльфы вязали ее по рукам и ногам. Для юной Тауриэль это было страшное зрелище. Да что там говорить, Леголас, проживший почти три тысячи лет, тоже не был готов к тому, что увидел. Анариэль шипела и вырывалась, волосы яростно взвивались пламенем на ветру. Глаза черней незримой пустоты пещер сверкали в злобе и жажде мщения тем, кто схватил ее.
Леголас ехал на Эйере позади семьи, его уже второй день беспокоило то, что он ушел, так и не попрощавшись с дочерью Элронда. Он был уверен — Гэндальф передаст послание, и надеялся, что Лириан поймет и не будет в обиде. Принц покачал головой. За последние несколько дней, жизнь сильно изменила сына Трандуила. После того, как его мать исчезла в горах Ангмара и Леголас наблюдал, как его отец, каждый день живя в своем собственном аду, медленно, но верно шел ко дну, юный принц закрылся в себе. Он не подпускал к сердцу никого, кроме сестры и ни с кем желал душевной близости. У него были отношения, принц умел красиво ухаживать и знал, что нужно всем придворным эльфийкам его королевства. Но Леголас не хотел любви. Потому что знал — любовь терять больнее всего. Он не хотел подвергать свое сердце или сердце избранницы таким страданиям. Его отец выбрался из пучины горести и скорби спустя очень долгое время. Нет, даже не выбрался — глубоко внутри Трандуил все равно страдал, и его сердце изнывало от боли утраты любимой женщины. Поэтому отношения Леголаса не были похожи на любовь. Принц приходил, когда хотел, и точно так же уходил, не задумываясь о том, что возможно, девушке хотелось бы провести с ним еще хоть немного времени. Ему было неприятно от осознания того, что он не сможет подарить эльфийке те чувства, которые она хотела бы видеть в его глазах. Однако ни одна из них не могла вызвать трепет в его сердце, не могла стать центром его вселенной. Леголас быстро и легко забывал каждую девушку, не зависимо от того, сколько он с ней был: пару лун или несколько лет.
А сейчас ему не давало покоя, что Лириан могла расстроиться, обидеться или что он мог сделать ей неприятно. Леголасу вдруг стало очень важно, чтобы ее милое лицо, по которому он уже начал скучать, не лишилось очаровательной улыбки на ее таких нежных и безумно горячих губах.