Жизнь девы Марии

Ах! Она душой была проста

и, томясь, таила столько лет

радость, обретаемую в Сыне;

молча в дом входила, как поныне

шла за Ним, ликующая, вслед.

В доме был жених, была невеста,

а вина в кувшинах нет как нет;

одного она просила жеста

у Него, но был суров ответ.

А потом Он даровал сосудам

то, о чем Его просила мать,

не подозревавшая, что чудом

жертву будут люди называть

скрытую; еще не наступило

то, что видел Он перед Собой,

но Она Его поторопила

суетной, слепой своей мольбой;

видела веселие на лицах

и не знала, что затаена

вместо прежних слез в ее глазницах

кровь, подобье этого вина.

ПЕРЕД РАСПЯТИЕМ

Когда предвидел Ты такой исход,

без женского Ты мог явиться лона;

спасителей, чья воля непреклонна,

из горных лучше добывать пород.

Скажи, зачем урон Ты мне нанес,

не пожалев Своей долины милой?

И всех и вся Ты превосходишь силой,

а я источник молока и слез.

Во мне Ты мною чудом обнаружен,

и плоть моя была Твоя броня;

когда Тебе был тигр свирепый нужен,

зачем средь женщин выбрал Ты меня?

Ты моему доверился старанью;

я соткала Тебе хитон без шва;

вся жизнь моя была подобной тканью.

Зачем она теперь не такова?

PIETA

Я вся беззвучный безымянный крик.

Я цепенею, как моя тоска,

камнем застыв.

Но знаю я, хоть я теперь жестка:

Ты был велик

... Ты стал велик,

чтобы такую боль,

боль больше всей моей природы,

перенести.

На лоно снова Ты ко мне поник,

но я теперь Тебя родить

не в силах.

УТЕШЕНИЕ МАРИИ ВОСКРЕСШИМ

Их тогдашнее чувство: не это ли тайна,

из всех тайн сладчайшая,

но все еще земная:

когда Он, еще бледный от могилы,

но уже с легкостью к Ней подошел:

воскресший всем телом.

О, к Ней сперва! Каково им в том несказанном

исцелении.

Они исцелились, да. Они не нуждались

в прикосновениях резких.

Лишь на одно мгновенье

Он Ей положил на плечо

женское Свою вот уже вечную руку.

И для Них началась,

как весной для деревьев,

бесконечная одновременность,

время года

их крайнего единения.

О СМЕРТИ МАРИИ

(три фрагмента)

I

Все тот же ангел, строгий и большой,

Ей возвестивший Рождество Христово,

привлек Ее вниманье: ты готова

Ему явиться телом и душой?

И содрогнулась перед Тем, Кто прав,

Она, тиха, как прежде, и покорна;

сияющий, чья близость чудотворна,

в чертах Ее как бы исчез, призвав

тех, кто разносит веру по вселенной,

вернуться на знакомый горный склон,

в дом вечери; походкою смиренной

они вошли, спеша со всех сторон;

загадочный предчувствовала сон

на узком ложе, словно в колыбели,

избранница, внимавшая, как пели

архангелы небесный свой канон.

Она узнала всех, кто теплит свечи,

при ангелах не смея говорить,

успела при последней этой встрече

свои два платья сестрам подарить,

то к тем глаза подъемля, то к другим

(источник слез, бегущих с новой силой)

и в слабости своей перед могилой

вдруг низвела на Иерусалим

все небо, и напрячься лишь чуть-чуть

душе пришлось, пока Ее не встретил

Тот, Кто знал всю Ее, могуч и светел,

чтоб вознести в Божественную суть.

II

Кто мог бы знать, как долго уповало

на завершенье в небе бытие

и рядом с Воскрешенным пустовало

без года четверть века для Нее

оставленное место, и они

привыкли к неопознанной святыне,

Ее величье созерцая в Сыне,

чей свет и в Ней сияет искони.

Когда Она вошла в небесный свет,

то потянулась вся к Нему невольно,

но нестерпимый луч Ей сделал больно:

казалось, рядом с Ним Ей места нет.

Тогда Она приблизилась к другим

и в сонм блаженных, робкая, вступила,

как будто не Она их искупила,

но взорвалась Она сама таким

сияньем, что соседей ослепила,

и ангелы спросили: Кто она?

И Тот, Чья ипостась им не видна,

изволил Бога-Сына Бог-Отец

остановить, и трепетный венец

над пустотой забрезжил нежно вдруг,

заоблачный след одиноких мук,

пусть временных, но и для Бога столь

болезненных, что не проходит боль.

Смятения от взоров не тая,

склонясь, Она сказать хотела: я

есмь боль Его, но, истомясь вдали,

к нему рванулась. Ангелы стремглав

слетелись к Ней, запели, поддержав

Ее восторг - и к Сыну вознесли.

III

А Фома-апостол опоздал,

хоть спешил он к ней что было силы,

но Фому проворный ангел ждал

и промолвил: "Камень сдвинь с могилы,

чтобы опровергнуть суесловье;

знай: Она положена была

чистою лавандой в изголовье

человеку, чья душа цела,

чтобы впредь пристанище земное

Ею пахло, словно полотно.

Смертное (ты слышишь) и больное

Ею навсегда напоено.

Видишь, здесь Она лежала в белом.

Из виду не упусти холста,

выбеленного пречистым телом,

ибо Светоносная чиста.

Содрогнулось под Ее стопой

небо, но когда Она вставала,

то почти не смяла покрывала;

преклони колени, глянь и пой!