Кабинет фей

— Никакого мне не надо, — возразил Добронрав, — дайте только доброго коня и верительные грамоты от вашего имени.

Король обнял его, от души обрадовавшись, что тот так скор на добрую службу.

И вот в понедельник утром простился он с королем и его приближенными и отправился с миссией, совсем один, без шума и свиты, только и думая, что бы такое предпринять, чтобы склонить Златовласку выйти за его короля: а в карман себе положил он письменный прибор; придет ему какая мысль позанятней, чтобы в торжественную речь ее ввернуть, — он сойдет с коня, усядется под деревом да и запишет ее, чтоб ничего потом не забыть.

Однажды утром, когда еще только занималась заря, ехал он по большому лугу, и пришла ему в голову мысль весьма привлекательная; он спешился, сел под тенью ив и тополей, росших вдоль берега реки, а записав придуманное, осмотрелся, очарованный столь живописным местом, и тут заметил в траве жирного карпа с золотой чешуею, бессильно разевавшего пасть, — ибо, ловя мошек, выпрыгнула рыба из воды так высоко, что упала в траву, где и пришлось бы ей умереть. Добронраву стало ее жалко: и, хоть и был тогда постный день и как раз сгодился бы карп ему на обед, предпочел он потихоньку взять беднягу и пустить обратно в речку. Едва куманек карп освежился прохладной водицей, как сразу принялся резвиться, нырнул к самому дну, а потом выплыл, радостный, прямо к бережку и говорит:

— Добронрав, я вас благодарю за то, что вы для меня сделали; вы меня спасли — ведь, не будь вас, я бы умер. Отплачу и я вам тем же.

Сказав свое доброе слово, он исчез в воде, оставив Добронрава в полном изумленье — каков, оказывается, карп — и учтивый, и любезный.

Продолжил он путь. И вот на другой день видит попавшего в беду ворона: бедную птицу загнал в ловушку здоровенный орел (великий пожиратель ворон); он уж почти ее сцапал и проглотил бы как горошину, не почувствуй Добронрав жалости к несчастному крылатому созданию.

— Вот, — промолвил он, — как сильные мира сего притесняют самых слабых: и зачем бы орлу поедать ворона?

Натянул он лук, всегда висевший на плече, вставил стрелу, прицелился в орла, и — бах! — поразил его, проткнув стрелой насквозь; тот упал замертво, а ворон тому и рад, вспорхнул на дерево и говорит:

— Добронрав, вы великодушно помогли мне, а ведь я всего лишь презренная птица, но отнюдь не неблагодарная — и отплачу вам добром.

Восхитился Добронрав необычайным разумом этой птицы и пошел своей дорогою — и вот, зайдя в густую рощу, — а ночь еще не прошла, так что он и не видел, куда идги-то, — слышит вдруг отчаянное уханье совы.

— Вот те на, — промолвил он, — и ведь как печально кричит, должно быть, попалась в силок.

Осмотрелся он по сторонам и наконец заметил широкие сети, которые по ночам растягивают птицеловы, чтобы ловить мелких пташек.

— Эх, жалко-то как! — сказал он. — Людям мало того, что они все мучают друг друга, — так им надо еще и охотиться за тварями божьими, которые им не сделали ничего плохого.

Вынул он нож и перерезал путы; сова как взовьется ввысь, а потом вернулась и, махая крыльями, говорит ему:

— Добронрав, нет нужды долго объяснять, как я вам обязана: все и так ясно без слов — вот пришли бы охотники, а я в силке, меня и убили бы, если б не вы; я очень вам благодарна и отплачу добром.

Вот какие три замечательных приключения случились с Добронравом в дороге. Он так торопился, что немедля пошел во дворец Златовласки. Все там было восхитительно: грудой простых камней лежали бриллианты, куда ни бросишь взгляд — везде прекрасные платья, конфеты, серебро, всякие чудесные вещи; и он подумал про себя, что, если принцесса согласится все это бросить и уехать с ним к его повелителю-королю — того, должно быть, ждет большое счастье; облачился он в парчовые одежды, украсив их алыми и белыми перьями; причесался, напудрился, умылся; пышный шарф, цветисто расшитый, обернул вокруг шеи, захватил и корзинку, а в нее посадил маленькую собачку, которую купил, проезжая через Булонь. Так Добронрав был пригож и строен и с таким все делал изяществом, что, когда появился он у врат дворца, стражники склонились пред ним в глубоком поклоне и побежали доложить Златовласке, что Добронрав, посол того самого короля-соседа, просит позволения с нею повидаться.

Услышав имя Добронрав, принцесса сказала:

— Что ж, а ведь это добрый знак; держу пари, что он очень мил и всем нравится.

— Поистине так, сударыня, — подхватили все ее фрейлины, — мы его видели с чердака, когда пряли для вас пряжу; как мы приметили его в окошки, так и веретена все пооброняли.

— Ах, вот как! Прекрасно, — отозвалась Златовласка, — так вы развлекаетесь тем, что поглядываете на юношей: а ну-ка подайте мне тотчас мое парадное платье из вышитого голубого атласа, да распустите как следует мои белокурые кудри, да принесите гирлянды свежих цветов, да наденьте на меня сапожки и подайте веер, да не забудьте подмести в моей спальне и под троном — ибо я желаю, чтобы он повсюду говорил, что я истинно красавица королевна Златовласка.

Тут уж все дамы наперебой бросились усердно украшать ее как настоящую королеву, да так поспешно, что все время друг об дружку спотыкались и не слишком в деле преуспели. Наконец принцесса вышла в галерею больших зеркал, чтобы посмотреть, все ли у нее как надо, и взошла на золотой трон, отделанный слоновой костью и эбеновым деревом, источавшим бальзамический аромат, и приказала фрейлинам взять музыкальные инструменты и совсем тихонько запеть, чтобы никого не растревожить.

Вот привели Добронрава в зал для гостей: он так и встал столбом, полный восхищения, и много раз вспоминал потом, как дара речи лишился; однако все ж расхрабрился и произнес чудеснейшую речь: уж так умолял принцессу, уверяя, что большим огорчением ему будет без нее вернуться обратно.

— Любезный Добронрав, — отвечала она ему, — все только что изложенные вами соображения весьма убедительны, и уверяю вас, что склонна благоволить вам боле чем кому угодно; но надо вам знать и то, что с месяц тому назад прогуливалась я с моими фрейлинами по берегу речки и, готовясь к завтраку, сняла перчатку; тут и упал у меня с пальца перстень прямо в воду; а я дорожила им больше, чем всем королевством, — судите сами, как мне тяжела эта потеря. И вот дала я обет не слушать никаких слов о замужестве и супруге, пока гонец его не вернет мне перстень. Теперь вы знаете, что вам нужно делать, — а разговорами меня тешьте хоть две недели, день и ночь, а я своего решения изменить никак не могу.

Добронрав таким ответом был поражен как громом; отвесил ей глубочайший поклон и просил только принять в дар маленькую собачку, корзинку и шарф; однако она отвечала, что никаких подношений не желает, а лучше пусть-ка он подумает над тем, что она ему сказала.

Вернулся он к себе и лег спать не поужинав; а собачка его, которую звали Попрыгунья, есть тоже не могла, пришла и легла подле него. Ночь была долгая. Добронрав то и дело вздыхал.

— Откуда ж взять мне перстень, который уронили в речку месяц назад? — говорил он. — За это и браться-то чистое безумие! Принцесса просто хочет, чтобы я не сумел выполнить ее приказания!

И он вздыхал и от души печалился. Попрыгунья, слышавшая все это, промолвила:

— Дорогой хозяин, прошу вас, не горюйте так о злой судьбине вашей: вы уж слишком милы, чтобы не шло к вам счастье. Дождемся утра и пойдем к берегу речки.

Добронрав ее погладил и ничего не сказал, а заснул совсем удрученный.

Попрыгунья же, едва занялся рассвет, запрыгала так, что его разбудила, и говорит ему:

— Дорогой хозяин, одевайтесь же, и пойдем.

Добронрав с нею согласился. Поднялся, оделся, спустился в сад, а из сада, сам не заметив как, вышел к берегу реки да стал прохаживаться, надвинув на глаза шляпу и скрестив руки и думая только, как обратно вернется, — и вдруг слышит, что кто-то вроде его позвал:

— Добронрав! Добронрав!

Он осматривается — никого нет; подумал — пригрезилось; продолжает прогулку, а его опять окликают: