Кабинет фей

При том же дворе жила очень богатая старая дева по имени Ворчунья. Была она безобразна, с какой стороны ни глянь: волосы огненно-рыжие[6], лицо широкое, толстое и сплошь усыпанное прыщами; из двух глаз, бывших у нее некогда, остался один, да и тот гноился; рот такой большой, будто она весь мир хочет проглотить, но, за неимением ни единого зуба, бояться тут было нечего; а еще по горбу спереди и сзади, и хромала она сразу на обе ноги. Такие-то вот уроды всегда и завидуют всем красивым людям. Она смертельно ненавидела Прелестницу и даже удалилась от двора, чтобы не видеть ее и не слышать о ней, и поселилась в одном из своих замков неподалеку. Стоило кому-нибудь заехать к ней и наговорить о принцессе всяких чудесных историй, как она принималась кричать:

— Неправда, неправда ваша! И вовсе она не прекрасна! Вся она моего мизинца не стоит!

Между тем королева тяжко занемогла и скончалась. Принцесса Прелестница и сама чуть было не умерла с тоски по матушке. Король тоже горько оплакивал такую добрую супругу. С год прожил он затворником в своем собственном дворце. Наконец лекари, опасаясь, как бы он не захворал, предписали ему гулять и развлекаться. Король отправился на охоту, а жара стояла невыносимая, вот и заехал он отдохнуть в первый попавшийся замок.

Тут же герцогиня Ворчунья (а замок этот был ее), узнав о его приезде, вышла навстречу и сказала, что проводит его в самое прохладное место в доме — погреб с крепкими сводами, чистый и приятный. Король последовал за ней и, увидев сотни бочек, стоявших рядами, спросил, неужто все эти внушительные запасы для нее одной.

— Да, Сир, — отвечала она, — для меня одной, но как бы мне хотелось дать отведать и вам: вот «Канарское вино», вот «Сен-Лоран», вот Шампанское, вот «Эрмитаж», «Ривезальт», вот «Россоли» и «Персико», а вот «Фенуйе»[7]. Какое предпочитаете?

— Признаться, я считаю, что лучшее из них из всех — Шампанское.

Тут Ворчунья взяла молоточек и постучала: «Тук-тук». Из бочки высыпалась куча пистолей.

— Это еще что такое? — спросила она с усмешкой. Потом постучала по другой бочке: «тук-тук». Высыпалась горка двойных луидоров[8]. — Ничего не понимаю! — И она засмеялась еще громче, тут же сделав «тук-тук» и по третьей бочке; из той высыпалось столько жемчужин и бриллиантов, что они усеяли весь пол. — Ах, Сир, — вскричала она, — похоже, у меня украли мое прекрасное вино, а взамен подсунули эти безделушки!

— Безделушки! — воскликнул немало изумленный король. — Вот те раз, сударыня Ворчунья, и это-то вы называете безделушками? Да тут хватит, чтобы купить десяток королевств, таких же великих, как Париж!

— Так знайте же, что все эти бочки полны золота и драгоценных камней, и вы станете хозяином всего этого, если только женитесь на мне.

— Ах, — отвечал король, который очень любил деньги, — по мне, так на что лучше, если пожелаете, давайте хоть завтра.

— Но только с условием, что я буду распоряжаться вашей дочерью как ее мать; она будет всецело зависеть от моей власти.

— Всё будет в вашей власти. Ручаюсь в этом.

Она отдала королю ключ от этого богатого погреба, и они вышли вместе, рука об руку.

Как только он вернулся к себе во дворец, Прелестница выбежала навстречу, она обняла его и спросила, хорошо ли он поохотился. Король ответил ей:

— Я поймал живую голубку.

— Ах, Сир, — воскликнула принцесса, — дайте же ее мне, я буду ее кормить.

— Это невозможно, — промолвил он, — чего уж скрывать — я повстречал герцогиню Ворчунью и взял ее в жены.

— О, Небо! — воскликнула потрясенная Прелестница. — Да разве ж это голубка? Больше на сову похожа!

— Молчите, — сказал ей король, — я приказываю вам любить и чтить ее, как родную мать. Идите скорее принарядитесь, я хочу нынче же поехать ее встретить.

Принцесса была очень послушна. Она пошла к себе одеваться. Кормилица увидела по глазам, что ей грустно.

— Что с вами, милая крошка моя? Вы плачете!

— Увы, нянюшка, — отвечала она, — как же мне не плакать? Король нашел мне госпожу. И, как нарочно, она — лютая врагиня моя, ужасная Ворчунья. Каково будет увидеть ее в этой прекрасной постели, так искусно вышитой руками королевы, матушки моей? Смогу ли быть ласковой с этой уродиной, которая хочет моей смерти?

— Дорогое мое дитя, — отвечала кормилица, — дух ваш должен быть так же высок, как и ваш род. Такие принцессы, как вы, должны служить примером для всех, а есть ли пример прекраснее послушания и угождения родному отцу? Обещайте же мне, что не покажете Ворчунье своего неудовольствия.

Принцесса долго не решалась, но слова мудрой кормилицы звучали так убедительно, что она все-таки согласилась быть полюбезнее с мачехой.

Она не мешкая надела зеленое платье с золотой подкладкой; ее распущенные волосы падали на плечи и развевались на ветру, как в те времена было принято. Головным убором послужил ей легкий венок из роз и жасмина, с изумрудными листьями. И так она была хороша в этом облачении, что и сама Венера, мать Амуров[9], отступила бы пред нею. А между тем на лице принцессы застыла невыразимая печаль.

Но вернемся к Ворчунье. Это безобразное создание тщательно прихорашивалось. Уродина заказала себе один башмак с подошвой на пол-локтя выше, чем у другого, чтобы хромать чуть поменьше, и подложила тряпок под лопатку, чтобы скрыть горб; вставила глаз из эмали, самый лучший, какой только смогла найти; еще и набелилась, выкрасила рыжие космы в черный цвет и надела платье из малиновой парчи на голубой подкладке, с желтой юбкой и фиолетовыми лентами. Она хотела въехать в город на лошади, прослышав, что так делали королевы Испании[10].

Пока король раздавал приказания, Прелестница, готовясь ко встрече с Ворчуньей, в одиночестве спустилась в сад, нашла маленькую тенистую рощицу и уселась на траву. «Наконец-то я свободна, — сказала она себе, — тут никто не помешает мне вволю поплакать». И она принялась вздыхать и сетовать так горько, что слезы полились бурным потоком. Собралась она было обратно во дворец, как вдруг, откуда ни возьмись, вырос пред нею паж, одетый в платье из зеленой парчи с белыми перьями, и очень пригожий лицом. Он опустился на одно колено и сказал:

— Принцесса, вас ожидает король.

Никогда прежде не видавшая этого молодого пажа, она была немало удивлена его приятным обликом, однако решила, что он из свиты Ворчуньи.

— Давно ли вы в числе королевских пажей? — спросила она.

— Я вовсе не королевский, — отвечал он, — я ваш и хочу быть только вашим.

— Мой? — удивилась принцесса. — Я не знаю вас.

— Ах, принцесса, — сказал он, — я еще не осмеливался появляться перед вами, но горести, которые угрожают вам после свадьбы короля, мешкать мне не позволяют. А я было хотел, чтобы о моей любви поведали время и те услуги, что я собирался вам оказать…

— Как, — воскликнула принцесса, — паж, какой-то там паж осмеливается говорить мне о любви! Вот предел моим несчастьям!

— Не бойтесь, милая Прелестница, — промолвил он ласково и почтительно, — я Персинет, принц, весьма знаменитый и богатством, и ученостью, так что между нами нет неравенства; а если и отыскивать его, то разве что в пользу достоинств ваших и красоты. Я часто бывал в здешних краях, но вы не замечали меня. Отныне я повсюду буду сопровождать вас, одетый как теперь, и надеюсь быть вам небесполезным.

Пока он говорил, принцесса смотрела на него, изумленная.

— Так это вы, вы, милый Персинет, — сказала она, — тот, кого я так давно желала видеть и о ком мне рассказывали столько удивительного! Как я рада, что вы хотите быть моим другом! Ну, раз вы за меня, то не страшна мне злая Ворчунья!

Побеседовали так еще немножко, и направилась Прелестница во дворец, где ее ждал конь, взнузданный и покрытый попоной. Персинет сам привел его на конюшню, и все поняли, что конь этот для нее. Прелестница уселась в седло, и, поскольку это был скакун горячих кровей, паж вел его под уздцы, то и дело оборачиваясь взглянуть на принцессу, так радостно ему было ее видеть.

6

…волосы огненно-рыжие… — В системе символов XVII в., восходящей к Средневековью, рыжие волосы считались верхом безобразия, поскольку ассоциировались с ведовством и с адским пламенем. Рыжеволосые женщины подозревались в сговоре с нечистым.

7

…вот «Канарское вино», вот «Сен-Лоран», вот Шампанское, вот «Эрмитаж», «Ривезальт», вот «Россоли» и «Персика», а вот «Фенуйе». — Все эти напитки, кроме «Эрмитажа» (известная марка Кот-дю-Рон), «Канарского вина» (т. е. «Мальвазии», вина, производившегося испанскими конкистадорами с XV в.; с XVI в. оно широко экспортировалось в Европу) и Шампанского, относятся к разряду ликерных (крепленых) вин или крепких алкогольных напитков. «Мальвазия» — вино, производящееся на Тенерифе. «Сен-Лоран» — род мускатного вина. «Ривезальт» — сорт мускатного вина, производящегося в одноименном местечке в Русийоне. «Россоли» — сладкий пряный ликер, благоприятный для пищеварения. «Персико» — сладкий пряный ликер, настоянный на персиковых косточках. «Фенуйе» — род водки из семян растения фенхель (семейство «зонтичные»), обладающих анисовым вкусом и запахом. Из всех перечисленных напитков только «Канарское вино» («Мальвазия») и Шампанское относятся к числу дорогих вин, отвечавших в XVII в. требованиям хорошего вкуса. Авторская ирония заключается в том, что Ворчунья предлагает королю низкопробные напитки, а вместо них из бочек появляются драгоценности; при этом, изображая полное равнодушие к сокровищам, она притворно печалится о пропаже дешевых ликеров.

8

Луидор (фр. Louis d’or) — золотая монета, которую начали чеканить во Франции при Людовике XIII.

9

Венера, мать Амуров — древнеримское соответствие древнегреческой Афродиты, богини красоты и любви. Родилась, по одной из версий, рядом с островом Кифера, из морской пены, смешавшейся с семенем и кровью оскопленного Зевсом Крона. По другой версии — дочь Зевса и Дионы. Мать Эрота (Амура). Амур, или Купидон — бог любви в древнеримской мифологии, тождественен Эроту в древнегреческой мифологии. Согласно большинству версий, сын Венеры (Афродиты). В качестве его матери называют также Илифию, Пению (Платон), Нюкту и др. Версии отцовства еще более многообразны. Изображался в виде нагого крылатого мальчика с луком и стрелами.

В качестве стаффажных персонажей, начиная с эпохи Возрождения, Амуры, крылатые младенцы с луком и стрелами, изображаются на картинах во множестве.

10

Она хотела въехать в город на лошади… так делали королевы Испании. — Мадам д’Онуа могла видеть королевскую процессию, будучи в Испании. В своем «Рассказе о путешествии в Испанию» она описывает торжественный выезд в Мадриде в 1680 г. Марии-Луизы Орлеанской, супруги Карла II.