Страница 22 из 31
Японцы верят в светлое будущее, они все яснее понимают: за него надо бороться, само оно не придет.
В ТИСКАХ БИЗНЕСА
Стойкая слива
Сейчас, еще зимой,
Хочет явить красоту, которую молчаливо копила
В суровом, замерзшем мире.
О этот страстный дух красоты!
…Начав с партера, я перешел в бельэтаж и в конце концов, потеряв всякую надежду найти свободное место, поднялся выше, под самую крышу концертного зала "Сибуя кокайдо". До начала концерта оставалось еще добрых двадцать минут, но зал уже был переполнен. Окружавшие меня люди также не походили на публику, которую я привык видеть в концертном зале "Уэно", где обычно происходят наиболее важные выступления лучших японских коллективов и солистов и двери которого постоянно открыты для заграничных знаменитостей. Здесь все было не так. Уже на подступах к "Сибуя кокайдо" привлекали внимание группы людей, встречавших каждого вновь прибывшего пачкой небольших белых листочков. При виде их сразу вспоминались листовки, которые обычно протягивают на известной бурными событиями, всякого рода минифестациями, знаменитой своим "неблагонадежным" характером площади Сибуя. Все здесь напоминало обстановку митинга, а на каждом листке, так же как и на билете, резко бросались в глаза черные крупные иероглифы "Гамбарэ, Нихон фиру!" — "Крепись, Японский филармонический!". Тот же призыв, только красным по белому, бил в глаза со сцены концертного зала, а под ним мелкой вязью "Комитет содействия сохранению Японского филармонического оркестра".
Прислушиваясь к словам репродуктора ("Спасибо, что пришли, извините, что тесно, просим подняться выше"), окружавшая меня в основном молодая публика поспешно раскрывала деревянные коробочки с "о-бэн-то", чтобы успеть перекусить после трудового дня. Несмотря на огромное количество народа, которому мог бы позавидовать самый знаменитый в Японии зал, все было упорядоченно, торжественно и даже по-своему чинно.
Стрелка обычных для японских концертных залов электронных часов показала семь, и на ярко вспыхнувшую сцену вышли оркестранты. Гром аплодисментов прервали первые раскаты симфонической поэмы "Финляндия" Сибелиуса.
"Японский филармонический" несколько лет назад был вторым по величине после симфонического оркестра "Эн-Эйч-Кей". Оба оркестра отличались высоким профессиональным мастерством, которое в сочетании с широким и сложным репертуаром снискало им известность не только в Японии, но и во многих других странах мира. В немалой степени славе двух оркестров способствовали их дирижеры — Хироюки Иваки ("Эн-Эйч-Кей") и Эйдзи Одзава ("Нихон фиру").
В Японии, где искусство и культура не получают сколько-нибудь ощутимой финансовой поддержки со стороны государства и крупного капитала (который именно в силу своей величины не нуждается в рекламе через искусство), профессиональные коллективы, а нередко и отдельные солисты находятся в прямой зависимости от средней и мелкой руки корпораций. Так, с конца 60-х годов "Нихон фиру" финансировался телекомпанией "Фудзи тэрэби" и радиокорпорацией "Бунка хосо", которые, в свою очередь, находились в прямой зависимости от газетной компании "Санкэй симбун".
Эта цепочка и давала разгадку призыву "Крепись, Нихон фиру!", о серьезности которого говорило уже само слово "гамбарэ", столь привычное для уха японца, знакомого с долгой историей рабочего движения, живущего в атмосфере выступлений единого фронта, периодических стачек, постоянных митингов и политических манифестаций.
Первые удары экономического кризиса, который обрушился на Японию в начале 70-х годов, отозвались и на сфере культуры и искусства. Испытав последствия "долларового шока", "Санкэй симбун" сократила финансирование "Фудзи тэрэби" и "Бунка хосо", а те, в свою очередь, дотации "Японскому филармоническому". В результате — "Крепись, филармонический!", поскольку опасность грозила самому существованию оркестра.
Как всегда, помощь пришла не от сильных мира сего, а от простых японцев. И вот уже создан "Комитет содействия сохранению Японского филармонического оркестра", активные действия которого всколыхнули не только широкие массы общественности Японии, но и вызвали горячие отклики в других странах.
Но вот зазвучало новое произведение. Концерт для виолончели с оркестром молодого японского композитора Тэрахара, первое исполнение. Имя Нобуо Тэрахара мне знакомо. Несколько лет он учился в Московской консерватории по классу композиции у А. Хачатуряна. Отсюда и слова в программе: "Посвящаю учителю — Араму Хачатуряну". Всегда интересно слушать новое произведение, впервые вынесенное на суд публики. Мне же было вдвойне интересно: казалось, что посвящение, не ограничиваясь одними лишь словами, обязательно должно найти выражение и в самой музыкальной фактуре. И действительно, как мне показалось, в третьей, заключительной, части концерта, в самом кульминационном моменте явно присутствовал "хачатуряновский дух". Концерт прослушивался на одном дыхании. Необычная инструментовка и национальный колорит произведения сочетались с явным тяготением к классическим традициям. Гром аплодисментов разорвал благоговейную тишину зала, а в ушах все еще звучала концовка.
Японцы познакомились с западным искусством, в том числе и музыкальным, лишь в конце прошлого века. И можно только поражаться тому, сколь основательно Япония усвоила европейскую культуру, в делом ничего не утратив от своей, национальной. В настоящее время Токио — один из крупнейших международных центров культуры, где выступают видные деятели искусства различных стран.
Вместе с тем в Японии существует исключительно серьезная проблема, о которой в последнее время во весь голос заявляют деятели искусства. Речь идет о том, что кризис, который переживает в настоящее время "Японский филармонический", является отражением того состояния, которое ныне переживает японская культура и музыкальная культура вообще.
На Западе в последнее время нередко с тревогой отмечают, что с наступлением века грамзаписи слушатели, удовлетворяясь наслаждением музыкой дома, превращаясь в своего рода коллекционеров музыки, утратили вкус к посещению концертных залов. Нередко сами композиторы, особенно молодые, нотной бумаге предпочитают магнитофонную ленту, будучи уверенными, что таким образом их музыку можно быстрее донести до публики. Явление это настолько серьезное, что все чаще концертные выступления рассматриваются как рекламные, способствующие последующей распродаже грамзаписей того или иного коллектива или солистов. Таково положение в Европе, где существуют давние слушательские традиции, традиции личного присутствия при рождении искусства в процессе непосредственного контакта исполнителей и публики, что может быть достигнуто лишь в концертном зале. Тем временем приобщение японского слушателя к европейскому музыкальному искусству с самых первых шагов шло через грамзапись. Если Япония и может похвастаться тем, что ей довелось слышать Шаляпина и Рахманинова, то все же в целом вплоть до последних десятилетий это было скорее исключение, чем правило.
В последнее время японские деятели музыкальной культуры все чаще говорят о задаче довести до своего слушателя ту истину, что между приобщением к музыке через грамзапись и причастностью к творческому акту в концертном зале существует огромное качественное различие. Глубоко ошибаются те, говорят они, кто, собрав обширную фонотеку, тем самым считает себя "причастившимся искусства". Таким образом, если перед деятелями музыкальной культуры Запада стоит задача вернуть слушателя в концертные залы, то перед служителями музыкального искусства Японии качественно иная задача — привести японского слушателя в концертные залы.